— Да, вижу, — сказал он и обратился к женщине.
— Не, не, — проскрипела она и замахала руками. Потом, бормоча что-то сердито, сунула щенка поглубже в корзину и положила сверху крышку.
— Обычно она торгует одеялами и шалями, но иногда добывает где-то кашмирского щенка. Для нее это большая удача. Щенков она продает торговцам, которые ездят в Дели. Порода хорошая, обучаемая, со стойким иммунитетом от чесотки. Но выращивать таких дорого, это могут позволить себе только богачи, и в Масурле на них спроса нет.
— Мы можем…
— Говорит, покупатель у нее уже есть.
— Предложи больше.
Мартин снова заговорил с ней. Судя по их жестам, стороны торговались, исполняя ритуал, наблюдать который мне не раз доводилось на базаре. Наконец Мартин сказал:
— Она уже поняла, что он нам нужен, и готова продать, но обойдется это недешево.
— У нас есть такие деньги?
Мартин прикусил губу:
— Может быть. Чем мы располагаем?
Я достала деньги, которые взяла из жестянки на выкуп Спайка, и добавила то, что было в сумочке. Мартин выгреб все из карманов и положил на мозолистую ладонь хозяйки. Она еще раз пересчитала деньги, спрятала их под грязной камизой и кивком указала в угол. Мартин взял корзину, но женщина тут же вырвала ее у него из рук и вытащила за шкирку щенка, беспомощно перебиравшего задними лапами в поисках опоры. Корзина в сделку не входила.
Мартин передал мне бедного песика, и тот свернулся у меня на груди теплым мягким комком.
— Он прелесть, — сказала я.
Из угла донеслись душераздирающие всхлипы. Я подобрала останки Спайка и протянула мальчику. Он вроде бы удивился, но тут же схватил игрушку, прижал к себе и испуганно, боясь, быть может, что это какая-то жестокая шутка, уставился на меня.
Мы вернулись к рикше. Щенок устроился у меня на коленях и уснул. Мартин почесал его за ушами.
— А ведь его, быть может, ждала безбедная жизнь в Дели — спал бы на атласных подушках да ел фиги.
— Что ж, в Масурле ему придется довольствоваться ковриком-дхурри и косточкой.
Поднимаясь по лестнице отеля, я держала щенка за спиной — он вполне помещался на ладони. Лидию и Билли мы застали за игрой в прятки. Кувшин стоял пустой, имбирного печенья не осталось. Волосы у Лидии растрепались, глаза сияли. Расхаживая по комнате, она заглядывала под столы и за шторы и приговаривала:
— Здесь? Нет? Или здесь?
Из-за дивана донеслось тоненькое «хи-хи», но Лидия, притворившись, что ничего не слышит, подняла с кресла подушку:
— Неужто здесь?
Когда же она добралась наконец до дивана и обнаружила спрятавшегося Билли, оба громко взвизгнули.
— Чтоб меня, — проворчал Мартин.
— Мам! — Билли бросился к нам. — Пап!
— Хорошо провел время?
— Миссис Уортингтон делает самое лучшее нимбу пани. А еще она прочитала мне лучшую книжку про Биг-Боя Паффингтона!
Лидия печально улыбнулась:
— Биг-Бой Паффингтон — сильный и смелый, как и ты, мальчик мой.
Они понимающе переглянулись.
— Ну и ну. Здорово. — Я посмотрела на забытую в углу коробку и показала ему щенка: — Посмотри, что мы нашли.
У Билли глаза полезли на лоб:
— Кто это?
— Имени у него нет. Тебе придется самому его назвать.
Билли осторожно взял щенка:
— Ух ты.
Пес положил передние лапы на грудь нашему сыну и робко, неуверенно лизнул его в щеку. Билли в ответ чмокнул его в черный влажный носик, и щенок завилял коротким хвостиком.
— Ой, я ему понравился! А что, если назвать его Дружком!
— У моего сына была собака. — Лидия подошла ближе и тоже погладила щенка. — Мы учили его выполнять команды, и это было так чудесно.
Я посмотрела на Мартина, и он кивнул. Мы снова могли, когда нужно, переговариваться без слов.
— Лидия, — сказала я, — а вы не поможете Билли со щенком? Не сомневаюсь, что вы разбираетесь в этом деле куда больше нас.
Билли и Лидия переглянулись и заулыбались, как два мальчишки, которым разрешили слетать на ковре-самолете в запретное царство. Они так откровенно обрадовались, что мне даже стало немного неловко.
— С удовольствием, — сказала она.
Билли указал на лежавшие на столе книги:
— Миссис Уортингтон разрешила мне взять их домой.
— Вот как? Спасибо.
Я собрала книги, а Лидия потрепала Билли по голове:
— Ты такой милый мальчик. Вы присылайте его еще.
Одна из книжек, с картинками, про Биг-Боя Паффингтона, была современная, а вот другая выглядела старой. Я раскрыла ее и проверила копирайт.
— О, это же первое издание «Сказок дядюшки Римуса».
— Неужели? Здесь мало книг, а детских и еще меньше. Да ведь и детей почти не осталось. Возьмите книгу для сына. И себе выберите что-нибудь, если хотите. Они никому больше не нужны.
— Спасибо. — Я подошла к небольшой книжной полке и провела ладонью по мягким кожаным корешкам «Британники». — Теперь таких переплетов уже не делают.
— Слишком дорого, — отозвалась Лидия, не сводя глаз с Билли.
— Нам пора, — напомнил Мартин. — Еще раз спасибо вам, Лидия.
— Жаль. — Она погладила нашего сына по голове.
Мартин подхватил его на руки:
— Лепрекона заберешь?
— Не-а. — Билли прижал Дружка к лицу, и тот, выгнувшись, лизнул его в щеку. — Дружок может съесть. Вы подержите у себя моего лепрекона, миссис Уортингтон?
Лицо Лидии смягчилось, и я увидела ту женщину, которой она была до того, как ее сломило горе.
— С удовольствием.
То был день приятных сюрпризов. Я оглядела уютную комнату: ни типичный английский декор, ни Лидия, ни даже Эдвард уже не вызывали ни малейшего раздражения. Я еще раз прошлась пальцами по кожаным корешкам, и мое внимание привлекли золотые буквы, складывавшиеся в название «Собрание Стихотворений Леди и Джентльмена, 1857». Я так глубоко ушла в 1857-й, что машинально сняла книгу с полки и пролистала страницы. Ближе к началу мне на глаза попалось стихотворение, оформленное как письмо. Адресованное «Дорогому» и подписанное «Фелисити».
— Если хотите взять какую-то книгу, не стесняйтесь, — сказала Лидия.
Я закрыла сборник:
— Спасибо. Возьму вот эту.
На следующий день Рашми пришла в непривычном для нее хмуром настроении.
— Эти сумасшедшие шоферы вечно гудят. Такой шум… Масурла как Дели теперь.
— Ты бывала в Дели?
— Нет. Противное место.
— Тогда откуда ты знаешь, что там шумно?
— Знаю. Там мусульмане, которые едят коров.
— Мусульмане есть и в Масурле.
— И весь день гудят.
— Уверена, водители-индусы тоже сигналят.
— Индусы не гудят.
— Ну…
— Нееет.
— Ладно.
Она потрясла головой, немного успокоилась, и на ее лице появилась так хорошо знакомая озорная улыбка.
— Сегодня я принесла для вас очень особенную мала.
— Замечательно.
Рашми сунула руку в свой холщовый мешок и выхватила толстую оранжевую гирлянду из трех переплетенных нитей ноготков.
— Тройная мала, первый класс.
— Очень мило. Спасибо.
— Я повешу на кровать.
— Ладно.
— Гарантия на возврат денег сто процентов.
— Отлично.
— Я правду говорю, мадам. — Улыбка поблекла. — Если эта мала не поможет, мне очень вас жалко.
— Не беспокойся.
Последний шанс. Я уже подумала, что надо будет разметать постель так, словно в ней схватились два орангутанга, и для верности оставить пару сырых пятен. Все что угодно, лишь бы она успокоилась.
Рашми торжественно тряхнула головой:
— Для этой мала я приготовлю большую пуджу.
Захватив сборник стихов, я вышла на веранду, открыла книгу и… испытала разочарование — страница за страницей цветистого викторианского вздора, так раздражавшего меня в колледже.
— Романтическая чушь, — пробормотала я. Девушка влюбилась. И что? Каждый бывает мечтателем-идеалистом, но надолго ли хватит романтики, когда жизнь начнет швырять тебя на поворотах? Я подумала о Верне и Генри и поняла, что запуталась еще больше.
Пролистала еще несколько страниц — скучно, банально, сентиментально — и положила книгу на колени, закинула ноги на перила. Билли в кухне подпевал Рашми, его голосок смешивался с ее контральто, так что долетавшая до веранды версия «A Bushel and a Peck»[31] звучала крайне оригинально. Я улыбнулась, вспомнив оставшуюся в комнате Лидии ловушку для лепрекона. Улыбнулась не только из-за щенка — Билли и Лидия сложились в отличную пару. Такого поворота я точно не предвидела.
Я побарабанила по книге, поерзала в скрипучей качалке. Билли и Рашми разразились своеобразной перепевкой какой-то индусской песенки… зазвенели браслеты. Я представила, как наша айя кружится по кухне, подхватив на руки Билли. Снова открыла книгу. Полистала. Нашла стихотворение с обращением и подписью.
