— Вы от Спортсмена или сами по себе? — спросил Слепой.
— Мы сами по себе, — хором ответили Сиамцы.
— Мы пришли, потому что…
— Хотели спросить…
— Нельзя нам тоже в вашу комнату…
— Переселиться.
Они еще теснее прижались друг к другу боками и, повздыхав, замолчали.
— С чего это вдруг? — удивился Горбач.
Сиамцы молчали. На чужой территории они присмирели и казались не такими противными, как обычно, но и симпатии тоже не вызывали. Белые фуфайки чернели локтями, на шеях висели цепочки с бирками. На одной — буква «Р», на другой — «М». Бирки все время переворачивались пустой стороной, и разобрать, кто из Сиамцев кто, не помогали.
— Не принимаете? — хмуро спросил левый Сиамец.
Кузнечик не успел ответить. Дверь хлопнула, и в комнату, не замечая Сиамцев, быстро прохромал раскрасневшийся Фокусник.
— Волк идет! — крикнул он. — Честное слово! Отпустили!
— Ура! — подхватил Вонючка.
Все уставились на дверь. Кузнечик с облегчением подумал о письме, которое не надо было допечатывать. Горбач радостно дышал ему в затылок. Вонючка зачем-то схватился за бинокль. Сиамцы незаметно отошли в сторону и перешептывались, бросая на Кузнечика мрачные взгляды.
— Я рыцарь в доспехах из гипса! — объявил появившийся в дверях Волк. — Ищу верного до гроба оруженосца, годного нагибаться и зашнуровывать мне ботинки, ибо я, облаченный в доспехи, подобен черепахе, скованной панцирем.
Он подошел к Кузнечику и ткнул в него ручкой зонтика:
— Иди ко мне в оруженосцы, отрок. В конце каждого года будешь получать за свои труды кошель с золотом. А в случае моей смерти тебе достанутся эти прекрасные доспехи, которые ты сможешь продать.
Волк поднял свитер и постучал по гипсу:
— Соглашайся. Не пожалеешь. Жизнь твоя станет поистине удивительной.
Кузнечик кивнул.
— Буду просто счастлив. Вот только у нас Сиамцы…
Волк прищурился на близнецов.
— Верный шлем мой заслоняет обзор, — сказал он. — Скажи, мальчик, не злые ли духи меня искушают, являя взору два столь подобных друг другу образа?
Сиамцы переглянулись.
— Еще бы не духи, — хихикнул Вонючка. — Они самые. Хотят с нами жить. Если мы разрешим.
Волк стукнул об пол зонтиком, и зонтик раскрылся.
— Колдовство, — пробормотал Волк, закрыл зонтик и повернулся к Вонючке:
— Непонятны мне слова твои, отрок. Пещера эта, где мы собрались, принадлежит не нам. С божьего соизволения всякий странствующий хмырь волен забрести сюда, обсушить у костра свой плащ и поведать нам о своих приключениях. Это и есть плата за ночлег. Если эти двое не бесовское наваждение, хотя сходство их лиц мутит мой разум, пригласи их к костру и передай, что мы рады их приветствовать.
Сиамцы оторопело таращили на Волка чаячьи глаза.
Волк опять стукнул зонтиком:
— Видно, простолюдины! Не называете имен своих, словно стыдитесь! А может, имена ваши покрыты позором? Может, вы сыны Каина, гонимые проклятьем?
— Н-н-нет, — простонал один из Сиамцев. — Мы совсем не это!
— Рыцари мы, — нашелся второй Сиамец. — В бурю попали.
Волк поиграл бровями, кидая на братьев подозрительные взгляды.
— Сушитесь, — сказал он. — И поведайте нам свою историю.
Он сел на пол.
Фокусник, Горбач и Кузнечик тихо расселись вокруг. Сиамцы переглянулись и тоже сели, скрестив ноги и дружно ссутулившись.
— Влипли вы, «рыцари», — шепнул им Горбач. — Волк эту волынку может до ночи тянуть.
Фокусник, не дожидаясь распоряжений, поставил у себя в ногах гитару, подпер ее табуреткой и подергал струны.
— А-а, — сказал Волк. — Славный менестрель со своей арфой, и ты здесь…
Фокусник бодро кивнул, перебирая струны.
— И пленное чудовище, некогда пожиравшее невинных девиц, а ныне раскаявшееся…
Вонючка всем своим видом изобразил глубокое раскаяние и, свесившись с кровати, издал жалобный вой.
— Велико его раскаяние, — перевел Волк Сиамцам. — Оно ежедневно поминает девиц в своих молитвах, вымаливая прощенье у их разгневанных теней.
— Ох-ох, — простонал Вонючка. — Тереза, Анна, Мария, Софья…
— Не будем, — перебил его Волк. — У нас гости.
Воцарилась тишина. Только Фокусник дергал струны, да хомяк, путешествовавший по свитеру Горбача, то и дело чихал. Сиамцы почувствовали, что общее внимание направлено на них, и смущенно заерзали.
— Ты говорил, здоровяки вам не нужны, — сказал левый Сиамец Волку. — Мы не здоровяки. Мы сами их не любим. Мы их, а они — нас. Мы сами по себе. Если нас не трогать, тогда и мы не будем. А они чуть что твердят, что мы воры. И именно что трогают. Теперь еще новички эти.
Сиамец вздохнул:
— Вы нас не возьмете, я знаю, — он покосился на Кузнечика.
«Потому, что мы тебя били», — мысленно закончил за него он.
— Возьмите хоть Слона, а? Он боится. Этого новичка, Родинку. Все время пугается и ревет. Возьмите его к себе. Он тихий, когда его не пугают. Играет весь день.
— Разве он без вас пойдет? — спросил Кузнечик. — Он вас любит.
— Уговорим, — пообещал Сиамец. — Он послушный ребенок.
Это был Макс. Кузнечик разглядел букву «М» на бирке.
— Вы только эту стенку ему покажите, — хихикнул Рекс. — За уши от нее не оттащите.
— До вечера, — подал голос Слепой, сидевший в углу. — Пока он не вспомнит про вас и не начнет реветь. Тогда придется или его обратно, или вас сюда. Или всю ночь прыгай вокруг с носовыми платками.
Сиамцы покраснели и теснее прижались друг к другу.
— Приводите Слона, — сказал Волк. — И сами приходите. Только не надо нас морочить и Слоном жалобить.
Рекс поднялся и помог брату встать.
— Спасибо, — сказал он, — рыцарь из гипса, — и усмехнулся. Криво. По-другому Сиамцы не умели. Рекс хотел еще что-то сказать, но брат дернул его за рукав.
«А они совсем разные, — удивился Кузнечик. — Просто это не сразу видно».
Близнецы ушли. Горбач посмотрел на кровати и присвистнул:
— Теперь нас десять Дохляков. Полный комплект. Только на верха им не взобраться. Ни им, ни Слону.
— Я переселюсь наверх, — нехотя произнес Волк. — И Слепому придется. Иначе не поместимся.
Вонючка покачался на подушке.
— Они взломщики, — сказал он. — И ворюги. У них до фига отмычек и всяких других полезных в хозяйстве вещей. Ограбят нас и уйдут обратно в Хламовник, а мы останемся без всего.
— Пусть попробуют, — сказал Волк. — Напустим на них твоего Гоблина. Эй! — спохватился он. — Завешивайте его скорее, пока Слона не привели! А то на его рев весь Дом сбежится.
Горбач и Фокусник задвинули Гоблина тумбочкой, сверху водрузили салатницу, а на салатницу — транзистор.
— Только ухо торчит, — сказал Фокусник. — Но непонятно, чье это ухо, так что он не испугается.
— Вот так расправляются с произведениями искусства, — вздохнул Вонючка. — А я, может, всю душу в этого Гоблина вложил.
— Оно и видно, — сказал Горбач. — Вся твоя черная душа на его роже нарисована.
— Что-то шумно там, — заметил Слепой. — В Хламовнике. Грохот.
— Может, их не пускают? — с надеждой спросил Кузнечик.
— Что-то вроде того, — Слепой подкрался к стене и прижался к ней щекой. Фокусник приглушил звук транзистора. Теперь застенный шум услышали все.
— Поведай нам, Большое Ухо, что ты слышишь? — спросил Волк.
— Сам ты Большое Ухо, — огрызнулся Слепой. — По-моему, их лупят. Ничего не разобрать. Слон уж очень заходится.
— Значит, это не подстава, — с удовольствием отметил Вонючка. — Я имею в виду их приход.
Волк посмотрел на Кузнечика. Кузнечик страдальчески нахмурился:
— Они вроде как наши теперь, — сказал он. — Тоже Чумные Дохляки.
Волк кивнул:
— Вот и я об этом подумал.
— Придется идти спасать, — вздохнул Кузнечик. — Если они и в самом деле наши.
Меньше всего ему хотелось бежать на помощь Сиамцам.
— Да вы спятили? — возмутился Вонючка. — Вас всего пятеро. Они с вами разделаются, а комнату возьмут штурмом. Унесут все полезные вещи, и в конце концов я тоже могу пострадать.
Кузнечик влез в ботинок и протянул Волку ногу:
— Зашнуруй, пожалуйста.
Горбач стоял наготове с вторым ботинком.
— Давайте быстрее, — подгонял он. — Они там вдвоем против всех.
Фокусник вооружился запасной струной от гитары. Слепой отлепил ухо от стены.
— Они уже в коридоре, — сказал он безразличным тоном. — Можете не спешить.
Горбач натянул на Кузнечика второй ботинок и побежал к двери. Путаясь в шнурках, Кузнечик бросился следом. Они выскочили в тамбур, потом, толкаясь, в коридор.
Сиамцы действительно были там. Они и почти весь Хламовник. Одного Сиамца было видно. Он отбивался от нападавших сумкой. Рядом, на полу, где повалили второго, крутилось что-то паукообразное с множеством рук и ног. С криком, похожим на вой сирены, Горбач ринулся в гущу сражения. Кузнечик с разбегу пнул чей-то зад из паучьей кучи и запрыгал вокруг, наскакивая тех, что оказывались сверху. Мимо метнулся Слепой, но смотреть на него у Кузнечика не было времени. Из копошившейся массы, которую он пинал, уже вылезали враги — кряхтя поднимался Пышка, Плакса готовился кинуться на него с кулаками… И глядя на них, Кузнечик вдруг с ужасом понял, что забыл снять протезы. А ведь это было самое главное, важнее, чем ботинки, важнее, чем все остальное!