Застываю, уставившись в пол, а Робин ласково поглаживает меня по шее. У меня просто нет сил сердиться на РТ. По сравнению с тем, что происходит сейчас с Кэти, наша глупая ссора кажется не стоящим внимания пустяком.
– Да брось ты, – отмахиваюсь я. – Расслабься. Мне тоже есть за что просить прощения. Что там говорить, вел я себя мерзко.
Дэвид не в состоянии спокойно усидеть на месте. Только опустится на стул, как уже через полсекунды вскакивает как ужаленный и принимается ходить по коридору.
– Что там происходит? – стонет он. – Почему нам ничего не сообщают?
У всех присутствующих такое чувство, будто каждая минута тянется не меньше часа. Только сейчас сообразил, что с тех пор, как сел, не выпускаю из пальцев руки Робин.
– Извини, – произношу я, ослабляя тиски. – Наверное, половину костей тебе переломал.
– Не выдумывай, – говорит Робин и в доказательство шевелит пальцами. – Видишь? Все нормально. Жми сколько хочешь.
Опускаю голову ей на плечо:
– Извини, что из-за меня не улетела в Нью-Йорк.
– Пустяки, – отвечает Робин, гладя меня по волосам. – Потом возьмем билеты на другой рейс. Самолеты до Нью-Йорка не раз в год летают.
Проходит еще пятнадцать мучительных минут, прежде чем к нам наконец выходит врач. Пристально разглядываю ее с головы до ног, пытаясь по выражению лица и манере держаться понять, чем закончилась операция. Но вид у доктора совершенно бесстрастный. Должно быть, врачей этому специально учат в медицинских университетах. Им бы с такими способностями в покер играть – целое состояние бы заработали.
– Вы кто? – интересуется доктор, повернувшись к Дэвиду и РТ.
– Я муж Кэти Беннетт, – торопливо выпаливает Дэйв. – Как она?
Врач садится. Вот черт…
– У ребенка некоторые проблемы с дыханием, поэтому пришлось отправить девочку в отделение интенсивной терапии для новорожденных…
– Девочку? – перебивает Дэвид. – Говорили же, будет мальчик.
– Нет. – Врач улыбается. – Можете доверять моему профессиональному суждению. Это совершенно точно маленькая девочка. Даже слишком маленькая, но, учитывая преждевременное родоразрешение путем кесарева сечения и легкую задержку роста плода, этого следовало ожидать. Как только девочку осмотрит дежурный неонатолог и ее подключат к аппарату искусственной вентиляции легких, сможете на нее посмотреть, но при условии – не больше двух человек одновременно, причем один из них должен быть родителем.
– А Кэти? – выпаливаю я. – Как она?
– Ваша сестра потеряла много крови, – отвечает доктор. – Почти три литра – можете себе представить такое количество? Кровотечение остановить никак не удавалось, поэтому мы вынуждены были провести срочную гистерэктомию. Один раз останавливалось сердце, пришлось запускать. Но потом давление у пациентки, к счастью, выровнялось. Не беспокойтесь, сейчас с Кэти Беннетт все благополучно, насколько это вообще возможно в таком состоянии. Пациентка интубирована. В ближайшее время она будет находиться в отделении реанимации и интенсивной терапии, поэтому навестить ее вы пока не сможете.
– Но она ведь поправится, правда? – с трудом выговаривает Дэвид.
– Ваша жена – женщина крепкая, – подбадривает доктор. – Часа через два клиническая картина прояснится, но я уверена, что через некоторое время сможете благополучно забрать ее домой.
Бессильно обмякаю, сползая по спинке стула. По всему телу приятными прохладными волнами растекается облегчение. Доктор улыбается и снова скрывается за дверью. Дэвид издает радостный вопль и сгребает меня в медвежьи объятия.
– Ура! – орет он как ненормальный. Прислонившиеся было к стене охранники сразу напрягаются. – Обошлось!
– Ребята, все нормально, – говорит РТ, давая охране отмашку. – Не видите – парень просто радуется?
Окинув всю нашу компанию подозрительными взглядами, амбалы отходят. Мы с Дэвидом и плачем, и смеемся, и лепечем что-то бессвязное одновременно. Что именно – сами не понимаем. Дэвид уже несколько лет является моим зятем, но в первый раз начал считать его братом только сейчас.
Наши восторженные излияния прерывает медсестра маленького роста в розовой форме.
– Кто из вас мистер Беннетт? – спрашивает она.
– Я, – отвечаю я, вытирая глаза.
– Хотите взглянуть на дочь? – улыбается медсестра.
– На дочь?.. Нет, я не отец, я дядя, – выталкиваю вперед Дэвида. – Вот он, счастливый папаша.
– Хорошо. – Медсестра делает рукой приглашающий жест. – Пойдемте. Если хотите, можете взять кого-нибудь с собой, но не больше одного человека.
Дэвид сразу хватает меня за руку:
– Пошли. Будешь меня морально поддерживать. Сам не справлюсь.
Медлю в нерешительности. Кажется неправильным, что я увижу девочку раньше мамы.
– Т-ты… уверен?..
– Пошли! – настаивает Дэвид и цитирует один из моих любимых фильмов. – Не время для любви, доктор Джонс!
Поворачиваюсь к Робин. Та порывисто вскакивает и целует меня.
– Иди уже! И не забудь сделать фотографии! – напутствует она. – Если, конечно, там разрешено фотографировать.
По лабиринту коридоров направляемся к лифту, потом спускаемся на пятый этаж, где, собственно, располагается отделение интенсивной терапии для новорожденных. Когда расписываемся при входе, нам выдают маленькие пластиковые бейджики, предупредив, что мы не должны их снимать, пока не сдадим на выходе. Затем нас ведут мимо помещений, где не просто маленькие, а прямо-таки крошечные младенцы рядами спят в инкубаторах для новорожденных, а вокруг стоят всевозможные медицинские приборы. Насчитываю как минимум пять видов звуков, которые они издают, прежде чем нас подводят к специальной раковине, велят засучить рукава и тщательно мыть руки до локтей на протяжении двух минут. Затем нас провожают в дальнюю часть палаты, к инкубатору Giraffe, к которому прикреплена розовая карточка. На ней черным маркером выведена фамилия «Беннетт». Дэвид делает глубокий вдох, будто собирается нырнуть с вышки.
– Готов? – спрашиваю я.
Дэвид кивает. Одновременно делаем шаг вперед.
– Боже мой! – потрясенно ахает Дэвид. – Какая же она малюсенькая!
– Два килограмма сто пятьдесят граммов, – вставляет медсестра. – Вообще-то по стандартам нашего отделения ваша девочка считается крупной.
– А это все зачем? – спрашивает Дэвид, указывая на многочисленные проводки, буквально опутавшие его дочку.
– Доктор Гупта скоро подойдет и все объяснит, – отвечает медсестра. – Но не волнуйтесь, сейчас с вашей девочкой все в порядке. Поначалу возникли небольшие трудности с дыханием, поэтому пришлось подключить ее к аппарату искусственной вентиляции легких. Видите трубочки у нее в носике? Скорее всего, отключить аппарат можно будет уже завтра или даже сегодня вечером. А все остальное оборудование нужно затем, чтобы измерять пульс, уровень кислорода в крови и так далее. Как видите, ничего страшного. Все показатели в норме. Девочка у вас, конечно, маленькая, но сильная.
Дэвид сдавленно всхлипывает, по щекам катятся слезы. Поднимает было руку, чтобы их смахнуть, но медсестра предостерегающе грозит ему пальцем.
– И не думайте, а то снова отправлю руки мыть! – строго произносит она.
– Извините, – шмыгает носом Дэвид. – А можно ее потрогать?
– Конечно, – отвечает медсестра. – Но только после того, как пообщаетесь с врачом. Тогда мы ненадолго достанем девочку, и вы сможете немножко ее подержать. Но будьте крайне осторожны. Помните: у недоношенных малышей очень чувствительная кожа.
Дэвид медленно и осторожно подается вперед. Совсем как ведущий программы про дикую природу, ради удачного кадра вынужденный подбираться как можно ближе к крокодилу.
– Только взгляни на ее пальчики, – сдавленным голосом произносит он. – Какие маленькие!
Вытянув указательный палец, Дэвид осторожно дотрагивается до левого кулачка малышки. Та сразу разжимает ручку и с удивительной скоростью и ловкостью хватает Дэвида за палец. После такого он, конечно, не выдержал и, окончательно потеряв контроль над собой, превратился в растроганно-сопливое месиво.
– Уже решили, как назовете девочку? – спрашивает медсестра, взяв маркер и приготовившись записать имя на розовой карточке.
– Нет, – всхлипывает Дэвид. – Мы с Кэти не обсуждали…
– Она хочет, чтобы девочку звали Ариадна, – подсказываю я.
– Круто! – радуется Дэвид. – Отлично! Хорошее имя. Пишите – Ариадна Кэтрин. Второе имя – в честь мамы.
– А какая у нее будет фамилия – Беннетт-Окслейд или Окслейд-Беннетт? – интересуюсь я. И то и другое звучит так, будто у девочки должно быть совместное поместье с обширными землями и как минимум две кареты – одна для торжественных выездов, другая для повседневного использования.
– Не знаю, – вздыхает Дэвид. – Надо будет с Кэти поговорить.
– Конечно, могу замолвить за тебя словечко, – задумчиво произношу я. – Но сам знаешь, как Кэти относится к чужим советам, особенно от старшего брата. Поэтому ничего не обещаю.
