- Не знаю я, не знаю я никаких фамилий. Какие у них фамилии? Я их ихних фамилий написать не могу, по
тому что я не знаю ихних фамилий. Черт их знает, какие там у них фамилии. Может, Ивановы, а может, и Шапиро... Кто знает ихние фамилии? Вы знаете, так вы и пишите, а я не знаю...
Грубит. Крутит. Мы тогда предложили ему ложный, тонко рассчитанный компромисс:
— Хорошо. Значит, пишем с ваших же слов - "Пред
полагаемые фамилии родственников за границей Ивановы или Шапиро...".
— Нет!!! (И чуть ли не ощерился даже, представьте себе!) Я этого не говорил, я говорил, что не знаю.
— Как-то странновато у вас получается, - удивились мы. - С одной стороны, есть, а с другой стороны, вы их не
знаете, - приперли мы его так, что он стал вынужден говорить:
— Моя фамилия - Иванов, стало быть, и ихняя фамилия может быть "Иванов", если только они ее уже не сменили на "Шапиро" с целью процветания бизнеса при помощи международного сионизма.
— Отлично! Молодец! - тайно возрадовались мы, имея определенный результат разговора. - К фамилиям мы по
позже вернемся...
ГОЛОС ПИСАТЕЛЯ, ГЛЯДЯЩЕГО В ОКОШКО (писатель, кстати, тоже персонаж довольно положительный, но в данном конкретном случае испытывает частные сомнения, связанные с плохим творческим самочувствием и скверной погодой) ...ни к чему никогда возвращаться не надо. В частности, не нужно бы заканчивать и это "произведение", потому что все равно - или его придут и отберут в холщовый мешок к уже имеющемуся, или его какой-нибудь "негодяй" куда-нибудь... а потом где-нибудь... etc. А лучше вот вам другое - вот вам финал другого произведения, старт которого, размером в два машинописных листа с условным заглавием "Князь Кропоткин, или Чушь собачия, подохшие крокодилы штабелями лежат, суки...", находится в уже упомянутом знаменитом холщовом мешке, то есть на месте, в связи с чем мы вынуждены поменять название текста, взять псевдоним и озаглавить все это:
ПОП ЕВГЕНЬЕВ
отрывок из текста, забытого быть взятым в холщовый мешок 19 ноября 19... года
……………………………………………………………………………………………………………
И, сильно наклонившись назад, заложила куда-то вперед маленькую свинцовую пульку.
- Между нами все кончено! - крикнула она.
Грянул выстрел. Зазвонил будильник. Мой знакомый ошарашенно вскочил, совершенно не будучи убитым. Водя туманной головой, он обнаружил среди привычного интерьера корявый обрывок бумаги с ярко-пунцовой помадной надписью:
Между нами все...
Проснулся и стал искать в понятном умопомрачении упомянутую пульку либо хотя бы какой-нибудь бы след бы от нее. Лез под кровать, там, в перьевой пыли и прохладном мраке, обнаружил лишь то, что девушки обычно подкладывают в лифчик, дабы его современная грубая ткань не терла им восстающий античный сосок. Прокладочка!
С этим неизвестного названия предметом он и бежал по улице, прибежал сегодня утром ко мне, показывая предмет, предъявив синяки, с жаром толкуя о пульке, о прекрасной даме.
Однако я был строг. Я объяснил ему, что, напившись водки, легко не только поменять реальность на вымысел, но даже и смешать их в какой угодной пропорции. Я также упрекнул его в том, что он последнее время слишком много пьет и слишком мало работает. Он горячо возразил, что все наоборот: он последнее время пьет слишком мало, а работает слишком много, отчего, возможно, и переутомился. Я не стал с ним спорить, я сказал, что разрушу его репутацию московского паиньки и журнальные дворянки не будут больше умильно следить поверх очков за его первыми робкими движениями по неосвещенным коридорам современной литературы. Все узнают от меня, что он - пьяница, жуир и кутила, а отнюдь не кропает с утра до ночи, прилежно высунув язык, светлые честные произведения на шелковой гуманистической подкладке. Приятель подавленно молчал.
- Я только что встал, - сказал я. - Я только что встал и, водя туманной головой, выпил чашечку кофе, съел два яйца всмятку и сейчас пишу пошлый рассказ, в котором мы оба с тобой фигурируем в качестве дураков. Уточняю: рассказ этот называется "Князь Кропоткин, или Чушь собачия, подохшие крокодилы штабелями лежат, суки...", но он не о князе Кропоткине, а о нас. Суть рассказа должна заключаться в том, что мы оба спим. Понимаешь? А князь Кропоткин действительно сам умер. Дом его сгорел в городе Д. Московской области в 19... году, но не сгорел, а выгорел изнутри, там сейчас на ступеньках местная пьянь угощается. Внутри есть изразцы. Все загажено, захламлено... Надо будет обратить внимание через газету.
— Тогда все становится на свои места! – расхохотался приятель. - И все-все спят, и все видят малограмотные
сны, в которых участвуют все. Все лежат штабелями неизвестно где, как подохшие крокодилы, суки!.. И спят, и спят, и спят! И видят, и видят, и видят!..
— Глупость какая, - скривился я. - Какие-то подохшие крокодилы, чушь собачия, пакость, - все бормотал и
бормотал я в пустое пространство.
А набормотавшись вволю, и проснулся, в который раз лично убедившись в том, что люди весьма часто принимают свои дурацкие сны за действительность.
Я встал и, водя туманной головой, выпил чашечку кофе и съел два яйца всмятку, мазал хлеб скандинавским маслом... сыр "Виола"...
Утро, выдайся ясное, свежее! Карабкайся по зеленому стеклу, полосатая оса! Ветка липы, липни к стеклу, осыпанная мириадом мелких росяных бусинок! Птичка, пискни! Мир, будь чудо как хорош!
Усталый, но довольный, я лягу на пол. Я лежу на полу. Мир чудо как хорош! Я сплю, и не надо, не надо меня будить. Ради всего святого- не надо!.. Разве я не выполнил свой оброк? Разве мало вам этого утра, свежего, ясного, полосатой осы, ветки липы липнувшей, пискнувшей птички, росяных бусинок? Мало? Что ж, я не жадный и торговаться не стану. Так уж и быть - прибавлю еще развевающийся яркий флаг над высоким зданием. На фоне чистого синего неба он будет смотреться замечательно и произведет весьма богатое впечатление.
Спрашивается меня: Какой положительный идеал вы утверждаете?
Отвечается мной: Никакой. Сам факт существования человека на земле есть факт положительный, бессмысленный и бессмертный. А все остальное - от лукавых. Аллее! Финита! Капут!
……………………………………………………………………………………………………………..
Совершенное дерьмо этот отрывок, если честно сказать, но коли честно говорить, то что же, однако, делать, если Поп пишет без устали, как дурак, в течение двадцати лет и просто-напросто уже не умеет занять себя чем-либо другим?.. Да он и не пытался... Сладенькую себе жизнь устроил, потому что пишет - и доволен, а вот у него кое-чего отобрали, так он и зафырчал, котяра!.. Вернемся по этому случаю к двум нашим баранам, ведущим свой скучный и бессмысленный диалог в светлой комнате кадров Отдела, где на стенах портреты висят и где кадров Рабочая Смена неизбежно встречает привет... (Отдел кадров весьма незначительного предприятия, случай не распространенный, этого никогда не было, это - шутка, сатира, гипербола. А страшно-то, Боже мой! Как страшно и противно!..)
— ...к фамилиям мы позже вернемся. А сейчас хотелось бы прояснить, что за бизнес с помощью международного сионизма имеете вы в виду и, в частности, где это они у тебя живут, друг, Ивановы ли твои, Шапиро ли?.. Они где-нибудь живут или они нигде не живут? Ты подумай и отвечай. Но - подумай, потому что каша заваривается сложная, сам пойми и встань на мое место.
— А чего мне думать-то? - лупит он на меня телячьи свои зенки. - Ясно, что живут, а коли померли, то у них,
наверное, детки перед этим народились. А где живут – не мне знать. Может, это какой-нибудь хрен Иванов "Ессо" в Техасе держит или Шапиро хитрожопый туристов водит на Эйфелеву башню под ноги смотреть, а канадский хлебороб Иванов-Шапиро разбогател на поставках крупных партий зерна в СССР? Откуда мне знать, если я ничего не знаю?
— Значит, не знаете? - спросили вы, улыбаясь и потирая усталый рот. - А не могут ли они работать совсем в
другом Западном Месте? Вы понимаете, о чем мы говорим, или сделаете вид, что не понимаете?
— Если вы имеете в виду радиостанцию "Голос Америки", то это понятно любому порядочному человеку! -
вспыхнул он. - Но я вам все по-честному говорю, у меня нет секретов от родной страны, от ее партии и правительства. Я - патриот. Я, кстати, кандидат в члены... не чета вам товарищи меня проверяли, и ничего - сошло...
— Ой ли? Сошло ли? - не удержались мы ответить на оскорбление.
И тут он, нагло ухмыляясь, заговорил со мной сквозь зубы. Он, во-первых, спросил - читал ли я в свое время стихотворение Евтушенки "Наследники Сталина", тем самым явно намекая, что я и есть этот самый наследник. Затем он вообще распоясался и стал лапти плести, что сам он родом из Сибири, что папаша у него играл в футбол, а дедушка был учитель, но что, наоборот - двоюродный дедушка-белогвардеец в чине прапорщика сел на коня Игреньку и ускакал, опасаясь справедливого возмездия, в континентальный Китай.
