Со стороны идея сохранения тигров не лишена привлекательности, но для множества людей, которые живут с ними бок о бок, эти животные подчас представляют серьезную угрозу. Они сильны, опасны и непредсказуемы — и порой становятся конкурентами в борьбе за основные жизненные ресурсы, будь то лес, дичь, пастбище или элементарная безопасность. Что можно ответить обычной дачнице за рулем иномарки, с мобильным телефоном в кармане, когда она жалуется, что тигры — тигры! — сожрали всех ее собак и теперь она боится выйти в лес, куда бабушка ходила с ней за грибами? Что можно посоветовать фермеру, у которого только что пропала корова, или охотнику, считающему, что тигр распугал всю дичь в округе? А именно об этом судачат люди, живущие в Приморье в постперестроечную эпоху, наряду с прочими актуальными вопросами: почему местный массажист серьезно претендует на кресло мэра Владивостока, когда посадят бывшего губернатора, почему за год хлебобулочные изделия подорожали вдвое и как случилось, что на ферме теперь соглашаются работать только китайцы? Именно в такой обстановке приходится работать тем, кого заботит судьба амурского тигра.
При этом по другую сторону границы, в Харбине, крупнейшем мегаполисе китайской Маньчжурии, всего за несколько месяцев до летней Олимпиады 2008 года уличные торговцы открыто продавали лапы и гениталии тигров. От центрального железнодорожного вокзала, в двух шагах от которого они толпились на тротуарах, всего полчаса езды на автобусе до Харбинского парка тигров. Приткнувшийся в уголке между военной базой, жилым микрорайоном и железной дорогой, этот так называемый «центр реабилитации и разведения» представляет собой один из доброго десятка частных питомников, оборудованных под тематические парки, в которых тигров содержат и разводят, словно домашний скот. По официальной версии, Харбинский парк намерен выпускать животных на волю, но стоит только взглянуть, как неумело действуют здешние хищники, если к ним в вольер выпустить живую корову, и сразу ясно: в дикой природе им не выжить. Почти нет сомнений в том, что рано или поздно этих тигров пустят на приготовление самых разнообразных знахарских снадобий, которые до сих пор продаются в китайских аптеках. Целесообразность легализации разведения тигров для подобных нужд является предметом ожесточенных споров. Защитники природы и те, кто близко знаком со спецификой этой индустрии, в большинстве своем считают, что если ее узаконить, это даст карт-бланш на истребление тигров, и продукция, произведенная из «диких» (убитых браконьерами) животных только вырастет в цене. К тому же будет практически невозможно определить, какой тигр дикий, а какой был выращен в питомнике.
Торговля частями тела и органами тигра, а также снадобьями на их основе официально запрещена в Китае с 1993 года, но за соблюдением запрета никто особо не следит. Убедиться в этом можно, заглянув в Харбинский парк тигров: в центре кассового зала установлена огромная чаша, полная «тигрового вина». В прозрачной жидкости, словно произведение провокационного современного искусства, плавает скелет тигра с кусками мяса, свисающими с костей. У его ног рассыпаны тигриные кости. Посетители могут со скидкой приобрести этот жуткий эликсир по цене 1000 юаней (около 140 долларов) за литр. Сталкиваясь с подобными вещами, начинаешь понимать, почему русских, живущих на Дальнем Востоке, так смущает и тревожит соседство с этим чуждым и непонятным миром.
Однако, как бы ни было велико искушение предать анафеме торговлю продуктами тигриной индустрии, в Азии она испокон веков считалась почетным занятием. Точно так же, как индейцы Великих равнин нашли применение каждой частичке тела буйвола, в Азии нашли применение каждой частичке тела тигра. Для лечения заболеваний желудочно-кишечного тракта использовался даже тигриный помет, а среди корейских мандаринов особенно высоко ценились мантии из шкур нерожденных тигрят. Это может вызывать отвращение, но в любой культуре высшие слои общества и верхушка средних всегда стремились к обладанию экзотическими, редкими и дорогостоящими вещами, что подчас наносило существенный ущерб окружающей среде. Сумки из крокодиловой кожи, древесина из тропических лесов, недвижимость на берегах водоемов, икра, драгоценные камни — вот лишь несколько примеров. В плане влияния на природу — и на человечество в целом — использование нефти куда страшнее убийства тигров.
Неожиданным побочным эффектом нашего ненасытного аппетита стало внезапное осознание, что именно мы ответственны за судьбу тигра. Мы не собирались принимать на себя это бремя, но тем не менее оно легло на наши плечи, поскольку мы единственный вид живых существ, облеченный неслыханной властью вершить судьбы других видов. Это в некотором роде проверка для нас, результаты которой не заставят себя ждать. Тигр не выживет, оставаясь просто красивым образом в нашем сознании. Для того чтобы понять истинную ценность — и необходимость — этих животных, человечество должно усвоить базовые правила, где-то и в ущерб собственным интересам. Дело ведь не только в том, что в условиях дикой природы тигр представляет собой поистине совершенное творение. Главное, что следует помнить: населенная тиграми экосистема по определению здорова. Когда столь высоко организованные животные не испытывают недостатка в территории, местах для жилья, воде и дичи, это означает, что все разнообразие низших видов имеется в наличии и поддерживает их существование, а стало быть, целостность системы не нарушена. В этом отношении тигр является показателем — своего рода лакмусовой бумажкой, биологическим индикатором. Там, где исчезает популяция тигров, как правило, и все остальное плохо: истреблена дичь, а то и лес вырублен.
Яркий пример того, что остается после ухода тигров, можно наблюдать из окна поезда между российской границей и Пекином. Если оторваться от изучения руководства по плетению из собственных волос шнурка на мобильный телефон, за окном откроется пейзаж, в полной мере соответствующий марксистским идеалам в отношении природы. За исключением полоски леса, вытянувшейся вдоль китайско-русской границы, от прежнего зеленого моря Маньчжурии не осталось и следа. Чтобы каждый квадратный метр приносил пользу, деревья безжалостно выкорчевали, землю вспахали и разровняли. Ни зверю, ни птице здесь нечего делать. Даже сороки тут встречаются крайне редко. Все живые твари крупнее крысы были съедены или отравлены. Чахлые дубки все еще растут на песчаных утесах, возвышающихся над опустошенной равниной, но внизу, насколько хватает глаз, видны только плоды человеческих трудов.
Этот пусть рукотворный, но все-таки пейзаж исчезает за окном примерно за час до подъезда к Пекину. Дальше начинаются фабрики, и вы попадаете в коричневый туман, как на полотнах Тернера, — смесь дыма из фабричных труб и песчаной пыли из надвигающейся на город пустыни Гоби. Формально родиной тигров считается Китай; до наступления коммунистической эпохи основным местом их обитания была Маньчжурия — обширная территория к северу и востоку от Пекина. Сегодня, если не считать редких гостей с российской стороны, тигров здесь не больше, чем в Гоби. И, судя по обилию прокладываемых автострад, в ближайшее время вряд ли они сюда вернутся. Растяжка над шоссе гласит: «Автокатастрофы страшнее тигров». Однако не страшнее загрязнения окружающей среды: в ноябре 2005 года на химическом заводе в городе Цзилинь (Гирин) произошел выброс нефтепродуктов, от которого погибла вся живность в реке Сунгари. Сунгари является основным притоком Амура, так что отголоски этой катастрофы и по сей день слышны даже на берегах Японского моря. Подобные несчастные случаи не редкость, а их последствия распространяются далеко за пределы страны.
Можно смело утверждать, что если бы его императорское величество Александр Второй не захватил Внешнюю Маньчжурию полтора столетия назад, сегодня на воле там не осталось бы ни одного тигра, а Приморский край изменился бы до неузнаваемости, как приграничные китайские провинции. Окажись Юрий Янковский, Владимир Арсеньев или Рой Чапмен Эндрюс в современной Маньчжурии, они бы растерялись. Тигру тоже нет там места. Приморье и смежные с ним районы — его последнее прибежище на всем северо-востоке Азии. Амурский тигр полностью изолирован от любых своих родственников; его ближайшие собратья в дикой природе водятся только в Камбодже, в трех с лишним тысячах километров отсюда.
С этой точки зрения усилия русских по сохранению амурского тигра оказались на удивление успешными. Пусть изначально присутствие тигров на Дальнем Востоке России и жизнеспособность их популяции — лишь результат счастливой случайности, но впоследствии люди приложили немало усилий, чтобы их спасти, — подчас рискуя собственным благополучием. И не исключено, что вскоре усилий потребуется еще больше. В октябре 2009 года в рамках международной Программы мониторинга популяции амурского тигра были получены тревожные данные: в районах исследования случаи, когда кто-либо видел тигра, стали чрезвычайно редки. Считается, что это снижение показателей — примерно на 40 % по сравнению со средними показателями за последние десять лет — обусловлено рядом факторов, среди которых на первом месте стоит браконьерство. С одной стороны, в России штрафы за убийство тигра довольно высокие (около 20 тысяч долларов), но с другой — в силу издержек российского законодательства привлечь браконьера к ответственности подчас почти невозможно. Чтобы выиграть дело в суде, обвинение должно представить труп тигра, подозреваемого и двух свидетелей, а в глухом лесу сочетание всех трех компонентов встречается редко. С незначительной разницей в деталях в настоящее время влияние человека на популяцию амурского тигра сильно напоминает ситуацию, сложившуюся в начале девяностых.