— Вам нет никакого смысла преподавать иностранный язык. Я думаю с будущего семестра создать специальное отделение философии и пригласить вас.
Фан выразил признательность и добавил:
— Сейчас я, как бездомный нищий, побираюсь у чужих дверей, ни студенты, ни коллеги меня не уважают.
— Ну, это вы на себя наговариваете. Но я действительно намерен сделать то, о чем только что говорил. Разумеется, и вознаграждение вам будет иное.
Не желая признать себя целиком зависящим от его милости, Фан заметил:
— Да, ректор уже обещал сделать меня со следующего семестра профессором.
— Сегодня такая прекрасная погода, может быть, пройдемся по полю? Или пойдем ко мне домой, закусим, чем придется, побеседуем?
Фан, разумеется, выразил согласие. Они перешли через ручей и уселись на ствол недавно упавшего кипариса — одного из десятка чахлых деревьев, что росли перед домом Вана. Тот вынул изо рта сигарету и, описав ею круг, изрек:
— А здесь красиво! Как сказал поэт: «Мир созерцаю, сидя под мощной сосной; книгу читаю здесь, меж стволов и корней». Когда у жены появится желание порисовать, попрошу ее создать картину на тему этого двустишия.
Фан Хунцзянь одобрил эту идею, а Ван Чухоу продолжал:
— Вот вы говорите, что ректор обещал вам повышение, а в каких именно словах?
— Ну, конкретно он ничего не обещал, просто выразился в этом смысле…
— Это не считается. Дорогой Хунцзянь, вы недавно из-за границы и с нашими университетскими порядками еще не освоились. У нас можно лопнуть от злости, пока чего-нибудь добьешься. Конечно, это не относится к людям знаменитым или имеющим особые связи. В большинстве случаев лектору нетрудно стать доцентом, но доценту почти невозможно подняться до должности профессора. В Хуаянском университете, где я работал, лекторов, бывало, сравнивали со служанками, доцентов — с наложницами, а профессора — с законной женой (Хунцзянь при этих словах расхохотался). Не смейтесь, в этом есть глубокий смысл: раньше служанки сплошь и рядом становились наложницами, но чтобы наложницу сделать законной супругой — это считалось нарушением всех законов нравственности. Вы, может быть, слышали, что при монархии было в ходу такое изречение: «Человек, нежно заботящийся о наложнице, — такая же редкость, как обладатель высшей ученой степени». Один из моих прежних коллег, доцент, переиначил его следующим образом: «Отстаивать интересы наложницы так же безнадежно, как в должности доцента ожидать повышения». Ха-ха-ха!
— Проклятье! Значит, и доцентское звание ничего не гарантирует?
— Нет. Но есть обходный маневр, в просторечии именуемый «сменить кормушку», то есть податься в другой университет. Если наше заведение не захочет вас отпускать, оно будет вынуждено дать вам профессорское звание, которое вам обещали в другом месте. Если вам будут присылать официальные или частные приглашения из других вузов, вы отклоняйте их, но делайте это так, чтобы начальство всякий раз знало о вашем поступке. Тогда можно рассчитывать на скорое прибавление жалованья. После весенних вакаций я попрошу приятелей из Хуаянского университета прислать вам через меня приглашение. Я сначала покажу его Гао Сунняню и добавлю несколько слов от себя. Вот увидите, жалованье вам будет увеличено без всяких хлопот с вашей стороны.
Самый никчемный человек и тот начал бы стараться, почувствовав такую заботу о своей персоне. Фан стал тщательнее готовиться к занятиям, а в свободное время предавался мечтам о том, как он станет знаменитым профессором. Для того чтобы обычный профессор стал «знаменитым», он должен сначала издать свои лекции как научные труды, а затем эти труды использовать для лекций. Как начинающий парикмахер тренируется на головах бедняков и недотеп, согласившихся воспользоваться его услугами, так и будущие научные творения должны быть обкатаны в студенческой аудитории. Если лекции не вызвали больших неприятностей, их можно печатать, а уж потом утверждать в качестве обязательного учебного пособия. Вот и придут к Фану и слава и деньги, о которых ему так приятно думалось… Несколько раз за это время он сталкивался с Сунь, но как следует поговорить не удавалось, и он лишь узнал, что у девушки, как она выразилась, «ничего не прибавилось и не убавилось».
Синьмэй часто захаживал в дом Ванов. «Не боишься, что Чухоу приревнует тебя?» — острил Фан, но приятель отвечал с независимым видом:
— Он не так мелочен, как ты. К тому же я почти никогда не застаю его дома, он все время ходит сражаться в мацзян. Кстати, Ли Мэйтин перестал шуметь по этому поводу — видно, ему повезло в игре.
Начались весенние каникулы. В один из теплых вечеров Гао Суннянь, возвращаясь из городка после сытного и пьяного ужина, не захотел идти в свою холостяцкую квартиру, а решил продлить удовольствие и заглянуть в дом Ванов. Часы показывали всего девять, но на площадке перед главным корпусом не было ни души — студенты разъехались по домам или на экскурсии, а те, кому предстояла переэкзаменовка, сидели по своим комнатам и готовились. Со всех сторон доносилось кваканье — это полевые лягушки пробовали свои голоса. Гао отметил, как рано наступает весна в этих краях, затем вспомнил, как он в прошлом году лакомился лягушачьими лапками в остром соусе.
На его стук в дверь никто не отозвался. А! Как это он забыл — теперь у Ванов новая служанка, возможно, она уходит по вечерам домой. Все же он дернул за ручку звонка, который вел в ее комнату — им пользовались хозяева, если возвращались слишком поздно. На сей раз появилась, шаркая туфлями, сонная служанка. Увидев ректора, она подавила зевоту и сообщила, что хозяин ушел в гости. Сердце у Гао радостно забилось. Служанка повела было его в гостиную, но потом остановилась и почесала в голове: так оно и есть, хозяйка тоже ушла. Разбудила ее перед уходом и наказала запереть дверь… Гао вскипел от досады — опять отправились играть в мацзян! Надо будет как следует предостеречь этих игроков, а то узнают студенты — хлопот не оберешься.
Он проследил, чтобы служанка вновь заперла дверь, и быстрыми шагами направился к заведующему отделением математики. Его появление смутило игроков: они поспешно убрали фишки, а хозяйка дома поднесла ректору чай и сладости, запасенные на ночь для любителей мацзяна. Гао извинился за вторжение, но не предложил продолжить игру, а лишь спросил:
— Где же госпожа Ван?
— Дома, — ответил муж.
— Я только что заходил к вам, и служанка сказала, что госпожа тоже ушла.
— Этого не может быть! — заявил Ван, уверяя не столько ректора, сколько самого себя, но в голосе его послышалась тревога.
Хотя Чжао Синьмэй и отнекивался, в душе он понимал правоту Фана: он не должен был навлекать на себя подозрения. Ему и вправду очень нравилась госпожа Ван — красивая и рассудительная, она одна здесь казалась ему родственной по духу. Но он, считая себя джентльменом, полагал, что не должен давать повода для пересудов.
В дни каникул он чувствовал себя особенно одиноким. После ужина он зашел было к Ванам, но на стук ему не открыли, и он решил уже уходить. Вдруг дверь распахнулась — на пороге стояла госпожа Ван.
— Я так и подумала, что в это время постучать можете только вы.
— А почему вы сами открываете дверь?
— Одна служанка ушла домой, другая с наступлением темноты засыпает, как курица. Проще открыть самой, чем идти будить ее.
— Такая хорошая погода! Я вышел прогуляться и проходил мимо вашего дома. И вот захотелось навестить вас… с господином Ваном.
— Чухоу отправился играть, — усмехнулась хозяйка, — вернется не раньше одиннадцати. А мне, между прочим, тоже хочется погулять. Пойдемте вместе. Но сначала вы дерните вон тот звонок, разбудите служанку, а я велю ей запереть дверь. Как вы думаете, мне не будет холодно в этом платье?
Стоя в тени, Чжао слышал, как она наказывала служанке:
— Я вернусь вместе с хозяином, ты уж постарайся спать не слишком крепко.
Во время прогулки госпожа Ван расспрашивала Чжао о его семье, почему он до сих пор не женат, была ли у него возлюбленная («только не обманывайте — я же знаю, что была»). Чжао начал было в общих чертах рассказывать о своих отношениях с Су Вэньвань, но пристрастные расспросы спутницы вынудили его выложить все подробности. За беседой они не заметили, как снова оказались у дома Ванов.
— Ой, я так вас заслушалась, что обо всем забыла. К тому же я немного устала. Спасибо, господин Чжао, за компанию и приятную беседу…
— Которая, наверное, вам надоела. Рассказы, подобные моему, интересны только самим влюбленным, постороннему же слуху они кажутся весьма банальными. Утверждаю по собственному опыту.
— Нет, я слушала с большим интересом, но я могла бы дать вам один совет.
Чжао выразил готовность выслушать его, но госпожа Ван сказала, что уже передумала и что ей пора домой. Чжао преградил ей дорогу. Тогда его спутница отшвырнула ногой камушек и сказала:
