Егор улыбается вслед человеку. Сегодня в семье Галины будет большой праздник.
«Хорошо, когда семья дружная, и в ней все любят друг друга. Хотя теперь все реже встречаются такие семьи. Что там зэчки? Взять хотя бы свою семью! Она вроде есть, а по сути никого нет! Никто не ждет, не порадуется. Обругать и то стало некому. Как завелся у тещи Ванечка, обо мне вовсе забыла. Сунет тарелки со жратвой под нос, сама бегом к нему. Все воркуют как голубки. А сколько его знает? Без году неделя. Я с нею под одной крышей много лет, но Ваня все затмил. Оно понятно, он — муж, я — никто! Бывший зять. Это что за новый вид животного? К родне не причислишь. Для того нынешний муж Тамары есть, которого в глаза не видела. Хитрая бабка, наша Тарасовна! Не смотри, что старая, такого мужика нашла! Пообещал и сделал! Вернулся с путины, а через неделю машину купил, да какую красавицу, глаз не оторвать. Так и повез мою тещу на ней расписываться. Все в один день уладил. Теперь она — законная жена! И не смотри, что старики, быстро справились, не то, что я!» —морщится Егор.
Он укоряет себя за приобретенные робость и нерешительность, слепое повиновение требованиям работы, службы. «Ну, а попробуй, ошибись? Выкинут! Куда я пойду? Где возьмут? Кому нужен? А сколько сил и лет вложено? Рисковать всем багажом, нажитым так трудно? Да и ради кого? — всплывает в памяти лицо Ромки,— выжил обормот! И теперь судьба лишь за уши потрепала. Две недели провалялся под капельницей и задышал как насос! Никакого раскаяния не услышали. Будто невинный ребенок держится! Вот нахал! — вспоминает Егор, как пришел навестить Ромку.
Тот уже вставал, самостоятельно ходил по палате, сам умывался и ел.
Увидев Егора, сразу приметил новые погоны:
— О, так ты теперь подполковник! Выходит, скоро паханить зоной начнешь? Смотри, меня не забудь! У тебя теперь вся власть в одном кулаке. Что захочешь, то и провернешь! Так, пахан?
— Ты все о своем?
— О чем же еще? Смешно было б, чтоб отец, начальник зоны, держал бы в тюряге родного сына! Как ты на это смотришь?
— В твоем случае нормально!—ответил, не моргнув.
— Ты что? Офонарел? Да где такое видано?
— Ну, во-первых, я работаю в другой зоне, а к этой не имею ни малейшего отношения.
— Да брось мозги грузить! Все блатари знают про ваше корефанство! Главное теперь за тобой, а я жду!
— Чего?
— Воли!
— Много захотел! Дай тебе свободу, чтоб самому за решетку попасть? Так что ли?
— Но ты ж отец! Должен помочь. К тому ж тебя не осудят на пожизненное. Самое большее на «пятак»! А у тебя везде свои. От силы через пару лет выпустят. Так и я, и ты свободными будем.
— Ты хочешь, чтоб я себя за тебя подставил?
— А что такого? Ты ж — отец! Докажи это хоть раз в жизни! Иль слабо тебе? — уставился на Егора, не мигая.
— Ну, и сволочь! Совсем совесть потерял. Такое мне предложил! Всю жизнь бросить под твой сраный хвост! Я что, похож на идиота? — разозлился Платонов.
— Нет, ты хуже! Иначе я здесь не сидел бы!
— Выходит, я и в этом виноват?
— А кто еще? Зачем пустил на свет, если не собирался растить меня? А коль так случилось, сам исправляй свои ошибки и упущения!—ухмылялся Роман.
— С тобой была мать и куча родни!
— Мне от них одни беды доставались!
— А я при чем? Сколько детей растут без отцов и все хорошими людьми становятся.
— Да, но у них при том нормальные матери и крепкая родня. Там не клянут и не желают детям смерти. И лишь с моею судьбой живут сиротами. Никто ни в чем не виноват? Ну, зачем вы оба породили меня на муки? Она отказывалась от меня, когда был малышом! А ты теперь! Ну, скажи. Зачем ты пришел? Я устал от тебя! От твоих нравоучений и морали! Ты как электронный робот с заданной программой, а где живой человек, мой отец? Иль ты из недоработанных?
— Я принес тебе курево, фруктов, кое-что из еды,— указал на сумку.
Роман помялся, но желание закурить перебороло. Он достал пачку сигарет, присел рядом с Егором, заговорил тихо:
— Как мужик мужика я тебя понимаю. Моя мать не из тех, кого берут в жены. И ты — не единственный, кто оставил бабу беременной и ушел от нее к другой. Такое случается часто. Но отцы, как бы ни повернула жизнь, интересуются детьми и помогают им устоять на ногах в жизни при малейшей возможности. Иначе они — не мужчины!
— Ты уже взрослый, пора было поумнеть. У тебя имелось время. Не первый раз судим. О какой возможности говоришь теперь!
— Как раз сейчас твой шанс показать себя, доказать, что ты — отец!
— И не мечтай! Этот разговор совершенно впустую, он ни к чему не приведет. Смирись, говорю тебе! Только псих мог придумать то, что предлагаешь.
— Значит, на тебя не полагаться? Глухо?
— Конечно, я никогда не соглашусь на это.
— Тогда не возникай! Мне кайфовее не знать тебя совсем, чем слышать об отказе. Отцы ради детей идут на все, а ты — не отец! Так, случайный кобель у моей матери. Вас было много. Ты — один из них! Мне легче забыть тебя навсегда,— ткнулся лицом в подушку и зарыдал как обманутый пацан.
Вернувшись на работу, Егор долго не мог успокоиться. Он ходил по кабинету, мысленно спорил с Ромкой.
«Козел облезлый! Ты убивал, воровал, а я прикрыть тебя должен? За что?» — вспомнилось пережитое в зоне.
В тот день он остался дежурить на сутки. Кто знал, что среди ночи поднимется ураган и, оборвав провода, оставит зону без света.
Охрана растерялась. И хотя мудрено удержаться на вышке в такую непогодь, когда отключился свет, находиться там оказалось и вовсе бессмысленно. Продрогшие женщины пришли к нему:
— Что делать будем, Егор?
Платонов сам вспомнил, завел резервный движок, который стоял закрытым не одну зиму.
Потом до рассвета оттирал помороженные руки, ноги, лицо. Но едва солнце уверенно заглянуло в окна, снова пошел через пургу заправить движок. Конечно, его мощности не хватило б на работу цехов, зато бараки и территория зоны освещались бесперебойно.
Три дня мела пурга, но зона не замерзла.
От короткого замыкания начался пожар в гараже. Все четыре машины сам вывел среди ночи и пожар затушил с помощью охраны.
Разнимал подравшихся в бараках баб. Сам выходил из этих потасовок помятым и оборванным, но старался сберечь каждую жизнь и судьбу.
Случилась неприятность у молодой охранницы. Вышла замуж, а муж через неделю ушел от женщины. Та от стыда в петлю головой полезла. Ни где-нибудь, дома, на кухне. Егор, едва узнав, навестил охранницу. Недолго говорил и доказал женщине, что не стоит убеждать козла в том, что он и впрямь единственный и незаменимый.
— Не навязывайся, не ищи! Докажи, что без него обойдешься. Ни единый свет в окне. Будь гордой, не падай перед ним на колени, держись достойно. И не прощай. Пока вас ничего не связывает, нет ребенка. У тебя еще будет семья, но уже надежная! А эта лишь тренировочная. О таком не плачут. Радуйся, что не затянулось на годы.
Женщина успокоилась, а через год впрямь создала другую семью. Теперь сынишка имеется у нее, а не поддержи, не поговори, кто знает, куда кривая вывела б...
Егор, едва Касьянов вернулся из отпуска, рассказал ему о последней встрече с Ромкой.
— Ну, ожил мерзавец, отдышался! А то Сашок совсем собрался хоронить его. Этот шельмец еще нас переживет! Нет, ну, додумался до такой пакости! Родному отцу предложить бесчестье, да еще преподнести подвигом! Положи за него на плаху свою голову! Ну, и зверь! Ну, и детки пошли! — возмущался Федор Дмитриевич.
— Больше я к нему ни ногой!
— Вот тут не зарекайся! — поморщился Касьянов.
— Не могу. Не хочу его видеть!
— А зачем? Захочешь узнать о нем, Сашок всегда скажет, не утаит. Да и чего о нем переживать? Он на воле смог бы что-нибудь по новой отчебучить. А когда сидит за решеткой, уже не опасен.
— Он из клетки достает! — пожаловался Егор.
