«А шумит?» — протянула нерешительно Флора Яковлевна.
Тут Света на некоторое время задумалась — примус действительно шумел, тут уж ничего не скажешь, — но потом нашлась: «Зато его можно ставить на крыльцо, шума не будет слышно!»
«Замечательно! — сказала, как отрезала, Флора Яковлевна. — Я завтра… нет, даже сегодня схожу, куплю примус, а ты потом придёшь и научишь нас обращаться с ним. А то я сама боюсь».
Света ликовала: оказывается, она тоже может быть полезной учительнице, — и сразу почувствовала себя свободнее, раскованнее.
«А иголки не покупайте! У нас отец сам сделал, очень хорошие — у них с двух сторон проволока есть».
На этом они и порешили. Флора Яковлевна достала платье из шкафа и ушла переодеваться. У двери Эрика, поставив чайник, что-то тихо сказала ей, Флора Яковлевна в ответ кивнула, и Эрика ушла. Света, оставшись одна, оглядела комнату.
Казалось, что мебель встроили здесь вместе с домом, — так всё стояло прочно и надежно. Шкаф для одежды с одной стороны и шкаф для книг — с другой отгораживали кровать Флоры и Эрики от той половины, где сидела за большим круглым столом Света. Между кроватями стоял еще и старый комод, откуда Флора Яковлевна потом достала вышитую скатерть. Всё было чисто, аккуратно, строго и вместе с тем по-особому красиво. Вот как эта не очень новая салфетка на комоде, по которой тёмно-вишневыми узорчатыми, как крендельки, буквами шла надпись. Потом Света уже знала ее наизусть и сама могла бы написать точно такими же готическими буквами: «Труд есть бог!»
Вот только кактусы удивили тогда Свету. Она слышала о них, но увидела в первый раз. Кактусы стояли в маленьких баночках, вазочках, горшочках. Одни были похожи на покрытые серебристой паутиной зеленые шарики, другие — на длинные ослиные или заячьи уши, третьи корявым столбиком торчали из земли. Непонятно, чем они могли привлекать людей. Жди сто лет, когда зацветут. Один день постоят и завянут.
Флора Яковлевна вошла в домашнем платье, чуточку старомодном, с карманами, с клапанами.
«А правда, что кактусы цветут раз в сто лет?»
«Чепуха! — засмеялась Флора Яковлевна. — Но они, действительно, цветут нечасто. Очень капризные существа. За ними уход нужен».
«А зачем же тогда их держать? Надо взять те, которые сами растут и цветы всегда есть».
Флора Яковлевна покачала головой, глянула на Свету карим глазом искоса и очень раздельно произнесла: «Чем больше любви, терпения и внимания ты отдаешь, тем больше получишь сам. Кто на этом экономит, тот становится 6еднее. Даже если это цветы. Поняла?»
Света на всякий случай кивнула.
«Ничего, — отчеканила? Флора Яковлевна. — Потом когда-нибудь поймешь!»
Она уже успела расстелить скатерть на большом круглом столе с толстыми ножками, расставить чашки с блюдцами, чайничек и вазу с вареньем. Варенье было темно-красного цвета, как и мебель в доме, а запах, что окружал вазу, был такой густой, что казалось, его надо сначала раздвинуть, как занавес, чтобы протянуть руку с ложкой.
«Это какое варенье?» — взрослым тоном спросила Света, пытаясь оторвать клейкую ниточку, что тянулась от розетки. Ниточка выписывала выпуклые, замысловатые вензеля, которые оседали и еще некоторое время сохраняли рисунок, прежде чем растаять.
«Айвовое, — ответила Флора Яковлевна, — его ни с каким другим не спутаешь, чувствуешь, какой аромат? Мёд...»
«Да-а-а», — все тем же взрослым голосом протянула Света.
Нитка наконец утянулась, поджалась к ложке. Но когда Света поднесла ее ко рту, сочная, густая капля шлепнулась как раз рядом с чашкой. Света смутилась и стала зачем-то тщательно облизывать ложку.
«А как его делать?» — спросила она, чтобы оттянуть неприятный момент (Флора Яковлевна все не замечала, как светится густым медовым цветом капля на чистой скатерти).
«Очень просто...» И Флора Яковлевна принялась объяснять, как готовить айвовое варенье. Света кивала, но думала о том, не показать ли ей на каплю или уж пусть потом увидит сама, когда Света уйдет. Или сделать так, чтобы Флора ее пожалела, — и уже не до пятна будет, тем более что она, наверно, и пригласила Свету затем, чтобы узнать о ее жизни, и, видимо, ждет каких-то признаний.
Момент показался Свете подходящим, и она несколько залихватским тоном начала, что вообще-то ей варенье трудно сварить — отец в последнюю драку выбросил таз для варенья на улицу и отбил эмаль, так что он теперь для стирки годится. Она не обманывала, это действительно было, но только в прошлом году. И принялась рассказывать о своей жизни чуть небрежным тоном, который, как она давно заметила, действует сильнее, чем жалобный, и вызывает гораздо больше сочувствия. Флора Яковлевна почему-то нахмурилась. Света не придала этому значения и продолжала, посмеиваясь, описывать скандалы в доме.
«Вот, положи, а то испачкаешь форму», — вдруг перебила её Флора Яковлевна и протянула салфетку, чтобы Света закрыла айвовую кляксу.
Света растерялась, замолчала и аккуратно, как промокашкой, приложила салфетку к пятну на скатерти.
Флора Яковлевна после небольшой паузы начала сдержанно рассказывать, как приехала в Самарканд из Ленинграда, какое это было трудное военное время, как долго приходилось стоять в очереди за хлебом, как они потом с детьми перебирались в Душанбе.
Некоторое время Света слушала, не понимая, что происходит, а потом почувствовала, как волна стыда, будто столбик ртути на градуснике, поднимается откуда-то изнутри. Жаром обдало лицо, она покраснела и опустила глаза. А Флора Яковлевна все так же ровно продолжала рассказ. Оказывается, кроме Эрики, у нее было еще три сына. Старший сын и муж погибли. Второй сын, когда приехали в Душанбе, пошёл работать на текстильный комбинат — теперь мастером стал. А Вилли вот ушел в армию.
На другой день Света пришла, чтобы показать, как надо заправлять примус, куда наливать керосин, чтобы разжечь скорее. К счастью, ветра не было, и Флора Яковлевна пришла в необыкновенный восторг, что так быстро разогрелся суп. Она похвалила Свету: «Молодец! Настояла на покупке». После чего Света почувствовала себя благодетельницей. И некоторое время примус был для нее предметом особой заботы. Она, чувствуя ответственность за него, по-хозяйски осматривала, прочищала и следила за тем, чтобы не стиралась резина на поршне, чтобы примус горел ровно и хорошо.
Света не заметила, как и когда начала с ней заниматься Флора Яковлевна. Кажется, с разговоров о книге, которая лежала на столе, — Эккермана. Его «Разговоры с Гете» — тогда ещё на русском — вскоре дала ей прочитать Флора Яковлевна. Когда после первой части Света все с большим трудом продвигалась вперёд и Флора Яковлевна, задав несколько вопросов, поняла это, она сказала неожиданную для Светы фразу: «Наступит день, когда ты прочтешь его по-немецки и сумеешь оценить по-настоящему».
Тогда Света восприняла это как шутку или как что-то далёкое и почти недостижимое.
Немецкий, который она начала учить в прежней школе, всю первую четверть преподавала молодая женщина — Вероника Григорьевна. Она носила сильно облегающие костюмы, чтобы подчеркнуть тонкую талию, на которую и в самом деле нельзя было не обратить внимание. Тщательно завитые и уложенные волосы она перебрасывала на одну сторону и закалывала их красивыми заколками. Вероника Григорьевна обычно сидела полуотвернувшись, словно откидывала волосы, чтобы внимательно прислушиваться к тому, что происходит за окном. С рассеянным видом ставила она отвечающим тройки или четверки, в зависимости от того, уверенно или неуверенно отвечал вызванный к доске. И у нее на уроках все читали по-немецки так, как будто это был незаконнорожденный отпрыск русского. Когда Света в первый раз произнесла немецкое «я» как русское местоимение «их», Флора Яковлевна покачала головой, с трудом сдерживая возмущение. К концу года у Светы в табеле было три тройки и две четверки. А купив летом учебники на следующий год, Света вдруг обнаружила, что тексты в новом учебнике немецкого языка не представляют для нее никакой трудности. Не заметила она и того момента, когда на простые вопросы Флоры Яковлевны, заданные на немецком, отвечала, уже не задумываясь, как построить правильно фразу.
И, почувствовав вкус к занятиям, она поверила в свои силы. Помогли и советы Флоры Яковлевны, как надо вовремя повторять пройденное, как важно обращать внимание на правила и формулы. И первое время, когда Света делала уроки всё за тем же круглым столом, она следила, чтобы Света не оставляла «темные» места. Вскоре Света подтянулась по всем предметам и уверенно шла вперед без спадов, привыкая к мысли, что достигла и добилась всего, как Эккерман, благодаря собственным усилиям, как об этом постоянно говорила Флора Яковлевна.
Странное чувство испытала Света, когда через несколько лет Флора Яковлевна обратилась к ней с просьбой позаниматься с Зрикой немецким: «Hilf mir doch, tu mir den Gefalles. Bei uns beiden will es nicht so recht klappen, ich bin da viet nervos und ereifere mich unnutz. Dir wird es gelingren!» (Прошу тебя, помоги мне. Я не могу, начинаю нервничать и сердиться. У тебя получится лучше! (нем.)) — дала им нужные материалы, задание и ушла во двор пересаживать кактусы ими перекапывать клумбу.
