– Это очень интересно, Хиллари. И это впечатляет. Но я спросил о другом: способны ли ваши спутники контролировать ситуацию в мире? Или, по крайней мере, проблемные территории?
Госпожа президент сказала:
– Когда на орбите будет находиться четырнадцать боевых единиц, мы сможем адекватно реагировать на любой вызов… Так считают наши военные эксперты.
– Но на сегодняшний день у вас только один спутник. Госпожа президент промолчала.
Старик вернулся за стол, сел. Несколько секунд он сидел молча. Вероятно, ожидал вопросов, но обе дамы молчали.
– Я не уверен, – сказал S.D. после паузы, – что сумел убедить вас в том, что сейчас не лучшее время, чтобы разорвать Россию. Полагаю, вам следует дополнительно обсудить эту тему с вашими советниками и с аналитиками из ЦРУ и Пентагона… Поймите, Хиллари, я вовсе не предлагаю отказаться от наших планов по расчленению трупа Советской Империи. Напротив, именно сейчас нужно активно готовить почву для этого. Ибо «цэтэрум цэнзэо Картагинэм эссэ дэлэндам».
Дамы переглянулись. Старик усмехнулся. Г-жа президент произнесла:
– Простите, но я не совсем поняла ваши последнюю фразу. последние слова.
– Это не мои слова. Это слова римского сенатора Ка-тона Старшего. Все свои выступления он заканчивал этой фразой. Она переводится так: «Кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен». Я тоже считаю, что русский Карфаген должен быть уничтожен. Итак, что конкретно можно и нужно сделать сейчас? Во-первых, необходимо провести агрессивную пиар-компанию на тему «борьба с терроризмом». Во-вторых, в России нужно начинать большую чистку среди тех лиц, которые потенциально могут представлять опасность. В первую очередь это бывшие сотрудники органов государственной безопасности и армейских подразделений специального назначения. Я имею в виду тех, кто отказался от сотрудничества с нами. Даже и под благовидным предлогом выхода в отставку по возрасту или по состоянию здоровья. Все они должны быть арестованы. Кстати, именно в этой среде нужно искать организаторов атаки на башню «Промгаза» – дилетантам такое не по плечу. Непременно должны быть арестованы все лица, подозреваемые в причастности к сопротивлению. В-третьих, следует изолировать представителей интеллигенции, нелояльных существующему режиму. По крайней мере тех, кто активно выступал в средствах массовой информации с критикой режима. Впрочем, таковых немного – в подавляющем большинстве интеллигенция предпочла служить власти.
Джозеф Апфель, сидевший до сих пор молча, произнес:
– Боюсь, сэр, что у русских не хватит мест для изоляции столь большого количества заключенных.
– Ерунда, – отмахнулся S.D. – Захотят решить вопрос – решат. В конце концов могут провести амнистию и выпустить часть уголовников. После смерти Сталина русские это уже делали. А нам тем временем следует подготовить общественное мнение и провести саммит Большой Двадцатки. Решение об окончательном расчленении России должно быть оформлено юридически. И откладывать это нельзя.
– Боюсь, что сейчас это будет затруднительно, – сказала госпожа президент. – После этого чудовищного теракта в России мы не можем гарантировать безопасность саммита.
Старик сверкнул глазами:
– А как же ваше «Созвездие смерти»?
– Вы же слышали, пока что на орбиту выведен только один спутник.
– Если вы не можете гарантировать безопасность саммита, то я предлагаю провести его прямо здесь, на «Голиафе». Или на одном из ваших распрекрасных авианосцев. Так или иначе, но сделать это нужно непременно! Кроме того, в ближайшие сутки вы, Хилла-ри, должны выступить с заявлением. Детали можем обсудить прямо сейчас.
– А я отдам команду спичрайтерам, – сказала госсекретарь.
Старик кивнул и добавил:
– И вот еще что: меня заинтересовали эти ваши спутники. Мне бы хотелось получить более полное представление об их возможностях.
– Я немедленно пришлю к вам эксперта, – сказала госпожа президент.
– Благодарю вас… Если боевые возможности спутников окажутся настолько хороши, как уверяют вас военные – а я много с ними работал и знаю, что генералы врут не меньше политиков. так вот, если боевые возможности флотилии окажутся в достаточной степени высоки, мы должны продемонстрировать это миру. Наглядно продемонстрировать, на деле.
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду, что нужно будет выбрать жертву и растерзать ее на глазах у всего мира. Ваш покойный супруг, Хиллари, однажды уже делал это. Я имею в виду Югославию. Как вы думаете, Хиллари, почему мы растерзали Югославию?
Госпожа президент подумала: мой урод начал войну в Югославии, чтобы отвлечь Америку от обсуждения своих оральных подвигов с этой сучкой Моникой… Вслух госпожа президент сказала:
– Мировое сообщество не могло безучастно наблюдать, как преступный режим Милошевича.
– Бросьте! – перебил Старик. – Бросьте вы это, Хиллари. Режим Милошевича был не более преступным, чем, например, режим Ельцина. Но Ельцина мы всячески поддерживали, а Белград бомбили. Почему? Зачем? Какой смысл был в нападении на Сербию? Ведь нефти у них нет. Дружбы с Аль Кайдой они не водили. Создать атомное или бактериологическое оружие не пытались. Так за что же мы так сурово обошлись с Белградом?.. Не знаете. Странно, что ваш покойный супруг не объяснил вам этого. Но я вам скажу: мы растерзали Белград в назидание всем другим. Нарочито демонстративно. Вдумайтесь: с 1945 года Европа не знала бомбардировок, а в 99-м мы нанесли бомбовые удары по мирному европейскому городу. Чтобы все видели и поняли: любой может стать жертвой. И это сработало. Потому и предлагаю провести акцию устрашения, показать всему миру, что могут ваши спутники.
Госсекретарь осторожно спросила:
– А кого вы рекомендовали бы на роль жертвы?
– Это неважно. Греция, Эстония, Португалия, Финляндия, Молдова, Польша – не имеет значения. И чем более необоснованным будет выбор, тем лучше.
– Почему? – удивленно спросила президент.
– Потому, что именно немотивированная агрессия внушает ужас. Ведь если какая-то из стран «провинилась», то ее «наказание» можно хоть как-то оправдать. Но если удар нанесен по «послушной» стране, то это вызывает глубокий внутренний ужас у всех остальных.
Госпожа президент сказала:
– Это отличная мысль, мистер S. D.
Старик усмехнулся. А про себя подумал: почему, господи? Почему во власть попадают такие посредственности?.. Впрочем, в этом есть и моя вина.
Спустя час гости покинули платформу «Голиаф».
* * *
Иван и Дервиш сидели в предбаннике – распаренные, разомлевшие. Горела керосиновая лампа, в углах плавали глубокие тени, за окном лежали синие сумерки. Из распахнутой двери сауны несло жарким духом. На столе стояла бутылка виски, к которой они практически не прикоснулись, закуска. Дервиш негромко говорил:
– Каков будет масштаб репрессий, сказать трудно, но они неизбежны. Поэтому главная задача сейчас – сохранить организацию. Всем нужно лечь на дно, всякую деятельность свернуть.
– Да, собственно, она и так была свернута. Чтобы не помешать операции «Демонтаж».
– Это хорошо. Скажите, а ноутбук Полковника… В смысле – Павла – у вас?
– Нет, на дне Ладожского озера.
– Это правильно. Павел полагал, что его ноутбук имеет абсолютную защиту – ее разработали специалисты ФАПСИ.[2] После чего «ключ» был уничтожен. Тогда считалось, что американским спецам понадобится не менее двадцати лет, чтобы взломать защиту. Но все меняется. Мощности компьютеров растут, да и часть специалистов ФАПСИ теперь работает в «Кобре». Стопроцентной гарантии нет. Впрочем, ее никогда не бывает. Ладно, с этим все понятно. С кем-нибудь из членов организации поддерживаете связь?
– Нет. За исключением тех, кто принимал непосредственное участие в операции. Но они почти все здесь – в монастыре.
Дервиш кивнул:
– Правильно. Нужно пересидеть несколько месяцев – два, три, пять – пока эти будут вытаптывать поляну.
– А потом?
– Потом? – Дервиш посмотрел в глаза Ивану. – Потом начнется самое страшное – они разорвут страну. Во всяком случае – попытаются.
Стало очень тихо. Сделалось слышно, как потрескивают угли в каменке.
– На чем основан ваш прогноз? – спросил Иван. Он понимал, что Дервиш прав, что так и будет, но все-таки спросил. Голос звучал хрипло и напряженно.
– На элементарном анализе и, извините за нескромность, на огромном опыте… Я – знаю.
– Понятно, – произнес Иван. – Понятно. Дервиш подумал: это тебе, сынок, только кажется, что понятно. Он сказал:
– Я ведь служил в разведке. И в добывающей, и в стратегической. Последнее означает, что в кабинете сидел. Не просто портки протирал, но занимался аналитикой, планировал операции, в том числе перевороты. Посему примите на веру, что я знаю, как это делается. И еще я неплохо знаю человека, который является главным идеологом расчленения России.
