Они любили кино. Ближайший кинотеатр под открытым небом (если так можно было назвать эту дыру) располагался в сорока милях, или двух часах езды от дома, на ранчо «Роскошное» неподалеку от Грэйтона. Какша ехала в кабине на спинке сиденья между Крохой и дедушкой; Кроха рулил, дедушка Джейк сидел рядом.
Когда они впервые привезли с собой Какшу, рыжая толстуха из билетной будки, заглянув в кабину и причмокивая фруктовой жвачкой, спросила:
— Что это?
— Утка — самка кряквы, — ответил Кроха. — И мой дедушка.
— В жизни не видала таких здоровенных уток.
— Да, ма'ам… если нужно, мы заплатим за нее отдельно, хотя вон на той вывеске написано: два доллара с машины.
Какша наклонила голову и зашипела так, словно ее сейчас вырвет.
— Не надо доплачивать — она ж у вас в машине. Ехайте. Я поговорю с директором — если не по правилам или чего еще, он вам скажет.
Дедушка перегнулся через сиденье.
— Если что не по правилам, то не по правилам будет два раза. Соображаешь?
Она вздохнула и чмокнула жвачкой.
— Соображаю, не волнуйсь.
Директор, суровый низкорослый мужичок в костюме от Роберта Холла и со щегольскими, не толще карандашной линии, усиками, которые очень хотелось назвать мышиными, увидав возвышавшегося на водительском месте Кроху, совершил ошибку — он подошел к кабине с той стороны, где сидел Дедушка.
Джейк опустил стекло, директор присмотрелся, убедился сам в присутствии Какши и гневно вопросил:
— Что делает утка в моем заведении?
— Она хочет посмотреть кино, — дружелюбно ответил Кроха, опережая уже закипавшего Дедушку.
— Нам здесь беспорядки ни к чему, — объявил директор, — твердо, но на всякий случай не называя вещи своими именами.
Дедушка взорвался:
— Сейчас я поубавлю в твоей жизни говна, хочешь? Имей в виду, это особая бойцовская утка, кун-фу знает, ее вывели специально для общества Тонг. Мы бы оставили ее дома, да только она всех койотов насмерть заклюет.
— Это не совсем так, сэр, — быстро поправил Кроха. — Мы нашли ее в яме, она у нас выросла. Теперь как родная.
— Послушайте, — сказал директор, поднимая руки в знак то ли раздражения, то ли капитуляции. — Нам хотелось бы войти в положение, но…
— А я не собираюсь никуда входить, — прорычал Дедушка, оскалив парные зубы. — Если ты сей момент отсюда не свалишь и не дашь нам спокойно провести вечер в этой твоей ебаной киношке, завтра мы привезем тебе полный кузов диких свиней и пару корыт с прокисшей кукурузой, а если ты и после не поумнеешь, то послезавтра мой сын Кроха оторвет тебе руки и будет лупить ими по башке, пока в ней не проклюнется хоть одна мыслишка.
— Что вы, это только если я взаправду рассержусь, — заверил Кроха директора.
Какша сунула голову под крыло.
— Вы мне угрожаете? — взвизгнул директор.
— Я тебя предупреждаю: останешься без рук, — пообещал Дедушка. Затем добавил, также раздраженно, но все-таки помягче: — Утка. Ну, утка. Какая, на хер, разница? У тебя что, сердчишко встанет, или мир перевернется?
— Ладно, ладно, — пятясь от машины, смилостивился директор. — Только держите ее в кабине. И если вдруг что не так, чтобы вас тут не было. Деньги не верну.
С тех пор поездки в кино проходили гладко. Кроха и Дедушка были неравнодушны к вестернам, особенно к тем, где крутые гангстеры рубились с добросердечным шерифом. Дедушка, успевавший к этому времени хорошенько набраться из второй за день бутыли, всей душой болел за бандитов и прочие силы беспорядка — частенько он высовывался в окно и громогласно давал экрану советы:
— Куда, куда, сраный козел? Не жди его, вали с этой улицы… За поилку прячься, сейчас ты эту суку поймаешь!
Он также весьма критично относился к оружию, которое выбирали гангстеры, и не раз ораторствовал перед Крохой и Какшей:
— Черт подери, на кой хрен они вечно таскают эти пистолеты? С десяти ярдов промокашку не прострелишь. Тут нужен обрез десятого калибра, а к нему девять, а то двенадцать шашек динамита. Идиоты! Еще бы их все время не пиздили!
Кроха втихаря подбадривал шерифа.
Какша была равнодушна к вестернам, лишь иногда во время, казалось бы, произвольных сцен возбужденно крякала. Только месяцев через пять Кроха и дедушка Джейк догадались, что во всех этих сценах показывали лошадей, и, обсудив ситуацию, решили купить ей для компании лошаденка, как раз этой весной собралась жеребиться кобыла Билла Леланда. Вернувшись этим вечером домой, Кроха сел вычерчивать эскиз десятифутовой реечной ограды вокруг загона для объездки лошадей.
Какша обожала фильмы про любовь, будь то легкие и веселые или убийственно трагические. Со спинки сиденья, будто с насеста, она сосредоточенно смотрела на экран, лишь склоняя время от времени голову для сочувственного кряка, когда на влюбленных обрушивались беды. Она не желала терпеть вечные дедушкины насмешки и после того, как пару раз чуть не оторвала ему ухо, старик перешел на тихое бормотание. Кроха смотрел молча.
Почти так же, как вестерны, дедушка Джейк любил фильмы ужасов. Он думал, это весело. Кроха и Какша терпеть их не могли. В самые страшные минуты Кроха закрывал глаза. Какша вышагивала по спинке сиденья, иногда шипела на монстров или неистовым кряком предупреждала об опасности безмятежную жертву, которая в это время со всей невинностью исследовала радиоактивную пещеру или бродила исполосованной молниями ночью по лаборатории, нажимая разные кнопки.
С таким разбросом во вкусах им здорово повезло, что на ранчо «Роскошное» всегда показывали два фильма сразу. В перерыве между сеансами Кроха брел по горбатому асфальту к продуктовому ларьку и покупал там чего-нибудь пожевать. Обычно одно и то же: два куска вяленой говядины, чтобы дедушке было над чем потрудиться, восемь пакетов соленых орешков и два больших безалкогольных пива для себя, а для Какши — две «семейных» лохани воздушной кукурузы, по два девяносто девять каждая, и большой стакан апельсиновой шипучки. Все это проглатывалось в самом начале второго сеанса.
Кино было развлечением. Воскресная охота на свиней — серьезной работой, по крайней мере для Крохи и Какши. Начиналась она на рассвете, и потому Дедушка с ними не ходил; он не видел причин нарушать свой сон, а может, как утверждал, не хотел им мешать. При этом, однако, не скупился на советы.
Среди окрестного народа бытовали серьезные разногласия насчет Какши — была ли она свинкряквой в том смысле, в котором Босс был свинхаундом. Когда, вытянув змеиную шею и прижав к земле клюв, словно заправская ищейка нос, Какша ковыляла в поисках свежего следа, со стороны это действительно мало чем отличалось от нормальной охоты. Правда, она редко находила кабанов, но вынюхивала и выслеживала их так, что всем было ясно: она знает, что делает. Для Крохи, шагавшего за ней с дробовиком 243 калибра в руках, вопроса не существовало. Найдя свежий след, Какша начинала тихонько крякать, и, чем отчетливее становились следы, тем настойчивее и громче звучали ее кряки. Кроха считал их доказательством того, что она действительно выслеживает кабанов, а не просто размышляет на эту тему. Еще он был убежден в ее отличном обонянии, и хотя никто, кроме дедушки Джейка, с ним не соглашался, полагал, что Какша, если бы захотела, запросто выследила бы любого хряка. Но интересовал ее совершенно конкретный кабан — Столбняк. Кроха первым заметил, что те немногие свиньи, которых она действительно выследила, доводились молчаливому хряку прямыми родственниками — запах потомков напоминал родительский. Доказать он, разумеется, ничего не мог, и это его угнетало. Дедушка утверждал, что доказательства не нужны, что в большинстве случаев факты говорят сами за себя, и при этом уверял, что знает истинные причины. Причины эти, предупреждал Дедушка, были мудреными.
За тридцать две воскресных охоты они дважды встречали Столбняка. В первый раз Какша своим бешеным кряканьем напугала его раньше времени, и Кроха успел сделать только один выстрел с двухсот пятидесяти ярдов. От звуков пальбы Столбняк покатился с холма. Когда же Кроха с Какшей наконец добрались до того места, куда он свалился, от Столбняка не осталось и духу. Ни туши, ни крови. Какша сразу взяла след, но потеряла его у ручья Маккензи. Они ходили вверх-вниз по обоим берегам почти до самого вечера, но так ничего и не нашли. Какша очень устала, и Крохе пришлось тащить ее домой на руках.
Во второй раз Столбняк первым заметил, как они бродят вокруг его следов, и улегся ждать в зарослях дубов. Когда они проходили мимо, хряк выскочил, нацелился куснуть Кроху за ногу, промахнулся, однако повалил его на землю и буквально наскочил на Какшу, придавив ее неуклюжую ласту так сильно, что Крохе пришлось опять тащить ее домой на руках. Все же перед тем как сесть на задницу, он успел ясно — хоть и мимолетно — рассмотреть Столбняка, а потому по дороге домой уверял Какшу, что Столбняк долго не продержится, он уже не так резв, как раньше, заметно отощал, вроде бы потерял один клык, зато на ушах четко видны дыры от 243 калибра.
