— Значит, ты выбираешь воду?
— Нет, просто думаю вслух. Я знаю, что ты хочешь услышать.
Молчание.
— Слушай, Рейчел, я выберу воду, ладно?
Молчание.
— Я сейчас объясню. Воду можно обмануть — сказать: нет, я никого не люблю, никакая любовь мне не нужна, и жить так. Откуда воде знать, что ты врешь? Она ведь не догадается, любишь ты или нет, правда? Вода не такая умная. Наплетешь ей, что и не думал влюбляться ни разу в жизни, а когда хочется пить, спокойно пьешь.
— Какая изворотливость.
— Я люблю тебя, Рейчел. Выходи за меня замуж, пожалуйста. Иначе твоя мать убьет меня.
Молчание.
После ужина машина Кэролла не завелась. Позвонили в гараж, но там уже никто не отвечал, и Рейчел сказала:
— Можно взять мой велосипед.
— Не говори ерунду, — махнула ей миссис Рукк. — Кэролл, оставайся у нас, утром из гаража кто-нибудь приедет. И потом, собирается дождь.
— Я не хотел бы вас стеснять, — сказал Кэролл.
— Уже темнеет, — заметила Рейчел. — Можно вызвать такси.
Кэролл обиженно посмотрел на нее, но она только нахмурилась.
— Он переночует в дальней комнате. Пойдем, Кэролл, выпей еще вина и ложись, — сказала миссис Рукк с улыбкой — наверно, дружелюбной, только немного странной без вставной челюсти, которую она успела вынуть после ужина.
Рейчел принесла Кэроллу чистую отцовскую пижаму и проводила в дальнюю комнату. В маленькой невзрачной боковушке глаз радовала только Рейчел, сидевшая поверх красно-синего лоскутного пледа.
— Кто у вас такие шьет?
— Мама шила. Целый комод наделала этих пледов. Шила их, пока ждала меня со свиданий. Ложись.
— Почему ты не хотела, чтобы я оставался на ночь?
Рейчел сунула в рот прядь волос, пососала их, пристально глядя на Кэролла. Он решил попытаться еще раз.
— Почему ты ни разу не оставалась у меня?
Она пожала плечами.
— Ты устал?
Кэролл зевнул и сдался.
— Да, — сказал он, и Рейчел поцеловала его на ночь. Долгий, вдумчивый поцелуй. Она выключила свет и ушла в свою комнату. Кэролл повернулся на бок и заснул; ему снилось, что пришла Рейчел и стоит совсем раздетая рядом с кроватью, в лунном луче. Потом ложится, они занимаются любовью, и в комнату входит миссис Рукк. Они прячутся под лоскутным пледом, а она начинает лупить их своей деревянной ногой. Вытаскивает за волосы Рейчел и превращает ее в дерево.
Утром выяснилось, что ночью Фиалка родила шестерых щенят.
— Поздно, — сказала Рейчел.
— Что поздно? — спросил Кэролл. Его машина завелась с первой попытки.
— Неважно, — хмуро ответила она. Когда Кэролл уезжал, она не помахала ему вслед.
Кэролл заметил: когда он говорит «я тебя люблю», Рейчел рассеянно отвечает «я тебя тоже». Но она по-прежнему отказывалась приходить к нему, и, так как стало холодно, они занимались любовью днем, в кладовке на третьем этаже. Теперь он иногда ловил на себе ее взгляд. Не совсем такой, какого ждал: скорее изучающий, чем нежный. А может, это была просто игра резкого зимнего света.
В плохую погоду Рейчел иногда позволяла отвезти себя домой. У дорожки на ферму теперь висел плакат «Покупайте елки заранее!», а под ним объявление: «Очаровательные щенки черного лабрадора бесплатно в хорошие руки».
Но брать щенков никто не хотел. И неудивительно — в глазах у них уже зажглись огоньки ненасытной злобы, такие же, как у их родителей. Днем все шестеро ловили в сарае крыс, а вечером ходили, как большая черная тень, за юбкой миссис Рукк. Мистера Рукка и Рейчел щенки терпели, на Кэролла смотрели голодными злыми глазами.
— Во всем надо видеть хорошие стороны, — говорил мистер Рукк. — Из них выйдут отличные сторожа.
На рождество Кэролл подарил Рейчел деревянную птицу на золотой цепочке и полное собрание сочинений Джейн Остин. Она подарила ему бутылку клубничного вина и деревянный ящичек с рисунком на крышке — шесть черных собак. Горящие красные глаза, лакрично-красные языки.
— Ящик сделал папа, — сказала она, — а я раскрасила.
Кэролл открыл крышку.
— Что я буду туда класть?
Рейчел пожала плечами. Библиотека была закрыта на выходные, и они сидели в пустынном холле на выцветшем зеленом ковре. Остальные сотрудники ушли на обед, а мистер Кассатти, начальник Кэролла, попросил его присмотреть за помещением.
В последнее время были жалобы на вандализм, сказал мистер Кассатти. Книги сбрасывали с полок, ставили не на то место, были и более странные вещи — одна студентка пожаловалась, что на третьем этаже бегает собака. Якобы та зарычала на нее и нырнула куда-то за стеллажи. Мистер Кассатти поднялся проверить, но ничего не обнаружил. Ни единого волоска.
Собака — вряд ли, сказал мистер Кассатти, но несколько книг изорвали, выдрали страницы. «Покалечили», — сказал он.
Рейчел протянула Кэроллу последний сверток. Кэролл развернул коричневую бумагу, и на колени ему хлынуло алое, васильково-синее пламя.
— Мама сшила для тебя такой же плед, как в нашей гостевой спальне. Я сказала, что он тебе понравился.
— Очень красивый, — сказал Кэролл. Он встряхнул плед, расстилая по полу библиотечного холла, словно они с Рейчел устраивали пикник. Каково будет заниматься с ней любовью под пледом, сшитым ее матерью? — Значит, теперь ты будешь спать со мной в постели?
— Я беременна, — сказала Рейчел.
Кэролл оглянулся — не слышит ли кто — но, конечно, они были совсем одни.
— Не может быть. Ты же на таблетках.
— Ну да, только я все равно забеременела. Такое иногда бывает.
— Сколько уже?
— Три месяца.
— Твоя мать знает?
— Да.
— Ужас, теперь она натравит на меня своих псов. Что мы будем делать?
— Что я буду делать, — Рейчел смотрела вниз, на свои сложенные ладошки, и Кэролл не видел ее лица. — Что я буду делать.
Повисла долгая пауза. Кэролл взял ее ладошку в свои.
— Мы поженимся? — дрожь в голосе придала этой фразе вопросительную интонацию.
— Нет, — сказал Рейчел, прямо глядя ему в глаза — так же она смотрела во время занятий любовью. Кэролл впервые заметил, какой это печальный и горький взгляд.
Он опустил глаза, стало как-то стыдно за себя, хотя он и сам не понимал почему.
— Рейчел, — глубокий вздох, — я хотел сказать, что я очень люблю тебя и прошу стать моей женой.
Рейчел высвободила руку.
— Кэролл, ты думаешь, это так просто? — донесся злой грудной голос. — Думаешь, это книга? Должен быть непременно счастливый конец — мы поженимся и будем жить долго и счастливо?
Она встала, Кэролл тоже. Он открыл рот, но не смог произнести ни звука и молча пошел за ней к двери. Рейчел остановилась так резко, что он чуть не упал на нее.
— Сначала ответь, — она обернулась, — что ты выбираешь, любовь или воду?
Вопрос был до того странный… Кэролл даже не сразу смог заговорить.
— Что это за вопрос такой?
— Неважно. Лучше отвези меня домой. Снег пошел.
В машине он думал обо всем этом. Наверняка вопрос просто глупый, но если ответить неправильно, Рейчел откажет. Кэролл и сам не понимал до конца, хочет ли дать правильный ответ — даже если бы знал, какой правильный.
— Я люблю тебя, Рейчел, — сказал он сквозь спазм в горле. Было слышно, как снег, легкий, словно перья, ложится на крышу и ветровое стекло. Дорога под лучами фар стелилась белой твердой полоской, будто пирожное из морозильника, и в снежных сумерках лицо Рейчел имело красивый зеленоватый оттенок. — Давай в любом случае поженимся, а? Я не знаю, что я по-твоему должен выбрать.
— Нет.
— Почему нет? — они уже подъехали к ферме, Кэролл повернул на дорожку и остановился.
— Кэролл, у тебя до сих пор была хорошая жизнь, да? — спросила она.
— Не жалуюсь, — буркнул он.
— Ты находил монетки на тротуаре?
— Да, бывало.
— Как они лежали, орлом или решкой?
— Чаще орлом.
— И с оценками у тебя всё в порядке?
— Обычно получаю «отлично» или «хорошо».
— У тебя были трудности с учебой? Ты хоть раз разбивал зеркало? Если ты терял что-нибудь, то потом находил?
— Это что, собеседование?
Рейчел смотрела прямо на него. Трудно было понять выражение ее лица — казалось, она почти отчаялась что-то объяснить.
— Ты когда-нибудь ломал руку или ногу? Попадал в пробку в самый неподходящий момент?
— Ладно, ладно, — щелкнул пальцами Кэролл, — у меня все всегда было легко и просто. И я всегда получал к Рождеству все, что хотел. А теперь я хочу, чтобы ты вышла за меня замуж, и, конечно, ты скажешь «да».
Он потянулся к ней и обнял. Хрупкая и упрямая, она уткнувшись лицом в его куртку.
— Рейчел…
— Мама сказала, мне не надо выходить за тебя. Она говорит, я тебя совсем не знаю, а на самом деле ты никчемный человек, потому что ни разу не терял ничего по-настоящему важного. Ты не подходишь для такой семьи, как наша.
