Игорь окинул взглядом комнату. Посмотрел в окно. Несколько чахлых березок вздрагивали от ветра, по лужам плыли пузыри.
— Попали мы в историю. Бугры с нарядами темнят, а не закроем теплотрассу — с чем домой поедем… Еще погода чертова… — Игорь говорил тихо, но все услышали сразу, и прекратилось движение в комнате. Из-за стены лишь доносились негромкие гитарные переборы.
— Студенты не скучают, — заметил Артур.
— У них каникулы, а мне восемнадцатого на работу.
— Николай вчера говорил, что нормально с нарядами. — Кис повертел в руках мокрый сапог. — Нечего беспокоиться.
Игорь встал, сунул руки в карманы.
— Он и мне говорил. Да что толку. Я вчера в конторе был. Спрашивал… Хватит об этом. Может, в преферанс сыграем? — предложил он, но никто ему не ответил. Парни надевали сапоги, гулко топали, вбивая в них ноги. Заспанные глаза, опухшие лица.
Бригада была старая, парни друг друга знали давно и объехали чуть ли не полстраны, работали в Сибири, на Алтае, в Архангельской области.
— И в этом есть что-то от спорта, — сказал однажды Артур Кису. — Альпинисты покоряют вершины, а мы — коровники и теплотрассы.
А началось с того, что кто-то предложил поработать во время отпуска. Потом специальности освоили: плотников, сварщиков, бульдозеристов — обстоятельно, серьезно, до тонкостей.
Однако компания постепенно распадалась, как с грустью замечал Артур. Одних служебные дела затягивали, других — гаражи, садовые участки, у третьих с отпусками не получалось. И на этот раз собралось меньше прежнего, пришлось со стороны приглашать. Так в бригаде появился Киселев, которого все звали Кисом.
Игорь сел с ним рядом.
— Я в прошлом году под Семипалатинском работал. Не жалею, по восемь сотен на руки, мясо каждый день, молоко пей сколько хочешь. Тепло. За сорок дней загорел, дома не узнали.
— С кем ездил? — спросил Артур.
— Парни из технологического института сагитировали. В этом году не получилось. А здесь — пустой номер…
— Хватит тебе ныть раньше времени. — Кис дернул плечом. — Пойдем обедать.
…Давно хотелось остановить ему Игоря, оборвать порезче, уж очень безжалостным тот был, не человек, убоище. Ездили они однажды за цементом. Грузили ведерками, лопатой больше по ветру пустишь. Он такой темп предложил, что Кис взмок, а Артур побледнел даже, хотя и трудно заметить было из-за цементной пыли. Передохнуть неудобно вроде, а Игорь, здоровый лось, будто ничего не замечает, похохатывает только. Так и нагрузили машину, пять тонн за сорок четыре минуты. Артур всю ночь потом ворочался, зубами скрипел…
Кис надел мокрую телогрейку, не поворачиваясь, сказал Игорю:
— Иди, мы догоним.
— Что-то не пойму я его, — заметил Артур.
— Его и понимать нечего. Зайдем к буграм?
— А что толку… Зайдем.
В маленькой комнате «бугров» дым стоял коромыслом. Возле окна сидели два молодца разбойного вида и спорили с Николаем. Из-за широких спин гостей было в комнате сумрачно.
— А я по-человечески предлагаю, — чуть заикаясь, говорил один из них, — мы вам экскаватор на четыре дня, вы нам сварщиков. Надо же помогать друг другу. Сами студентами были…
— Не могу я, не могу, понимаешь, — Николай был похож на загнанного зайца. — Нам две недели осталось работать, а объем какой?!
— Поможем, Коля…
— Мне помогли в прошлом году одни. До сих пор вспоминаю…
— Тяжелый ты парень. Никакой гибкости… Пойдем, Сережа…
Вышли они не прощаясь. Кис сел на край кровати, Артур прислонился к косяку.
— Откуда такие? — спросил Кис.
— Позавчера прилетели… С места в карьер… — Николай поморщился. — Пробивные мужики, пальца в рот не клади. Как бы нам конъюнктуру не подорвали…
Наступила пауза. Кис хмыкнул, мотнул головой. По стеклам катились дождевые капли, от ветра казалось, что кто-то ходит по чердаку. На столе рассыпаны бумаги, придавленные сверху новым арифмометром.
— Как с нарядами, Коля? — Кис посмотрел в утомленные командирские глаза и понял, что спросил зря.
— Нормально.
— По-старому, значит. Ходил к прорабу?
— Вчера два часа спорил в конторе.
— Что говорит?
— А-а-а, — Николай махнул рукой, потом быстро встал, начал надевать мятую рубашку. Небольшого роста, чуть сутулый, он торопливо двигался по комнате, словно бурундучок в норке. — Надоели ваши расспросы, каждый лезет — «как, как…» Никак! Работать надо, и вопросов поменьше задавать. За наряды отвечаю я, пусть это никого не волнует.
Николай замолчал, стал сосредоточенно застегивать пуговицы. Артур смотрел на него растерянно. Потом заметил:
— Мы же должны знать…
— Я ничего не скрываю.
— За четыре недели — ни одного наряда не закрыто, — тихо заметил Кис.
— Ладно, хватит. Надоело. Обедать собрались — топайте. Кончен разговор.
Артур мялся у порога, Кис подошел к командиру.
— Ты не увиливай, Осипов. Мы сюда не за этим приехали, дело надо делать. После что с тебя возьмешь…
У Николая задвигались желваки.
— Да что вы ко мне привязались! Самые сознательные, да?! — он кинулся к столу. — Вот, возьми, иди к этому монстру сам! Посмотрим, что из этого получится.
— Посмотрим, — сказал Артур.
Николай бросил Кису пачку нарядов, стянутую тонкой резинкой. Кис поймал на лету, взвесил на ладони.
— Сколько здесь?
— Шесть тысяч двести.
— Годится. Где живет этот монстр?
— Лесная шестнадцать. Счастливого пути, — Николай посветлел лицом, словно сбросил с себя тяжелую ношу. Артур направился к выходу. Кис остановил его.
— Погоди. Нужны деньги. На представительство.
— Сколько? — Николай дернулся испуганно.
— Десять.
— Не много ли?.. Отчитаешься после. За каждый цент.
Артур улыбнулся, покачал головой. Кис спрятал деньги в карман телогрейки.
— Мы принесем тебе наклейки. Годится?
— Оставь свои шуточки, Кис! И я никаких поручений вам не давал. Это ваша самостоятельность. Ясно?!
Артур кивнул.
Дождь перестал. Кое-где в небе белели редкие просветы, за которыми угадывалось северное солнце, низкое, скупое. Даль подернута сизой дымкой, берега реки четки и осязаемы, как на стереоскопическом снимке.
— Может, на почту заглянем? — предложил Артур.
— Бесполезно.
— Чертова погода…
Артур шел, чуть склонив голову, ветер шевелил мокрые волосы. Высокий, плотный, чуть начинающий полнеть, он казался совсем чужим на этой грязной, размытой дождями улице, среди приземистых бараков, но был спокоен, как всегда, уверенным в себе. Тонкие стекла очков поблескивали вызывающе.
— А к прорабу когда? — спросил он.
— Вечером. Ты видел его?
— Нет, а ты?
— Мельком. Мрачный тип, купец Рогожин, кондовая Русь. — Кис посмотрел на небо, поднял воротник.
— Примет флакон — и свой в доску… Известный тип. «А ты меня, как человека, уважаешь», — чуть растягивая слова, закончил Артур.
— Не знаю.
Столовая у бригады своя, временная, сколоченная из листов сухой штукатурки. Из окошечка выглядывала Лариса. От жара плиты лицо ее раскраснелось, в глазах блестели слезы.
— Не бригада, а прорва какая-то, — говорила она, зачерпывая из бака, — скорей бы этот дождь проклятый кончился.
— Тебе разве не все едино? — улыбнулся Кис.
— Нет, конечно. — Лариса даже остановилась от такого вопроса. — Вчера котлет нажарила, думала, к утру останется — все подчистили, до крошки. И аппетит у вас от безделья — господи прости. Дрова сырые, печь не растопишь…
В этот день за столом было непривычно тихо. Позвякивали ложки, гудело пламя в плите. Они заканчивали, когда в столовой появился Николай. Помаячил на пороге, потоптался. Потом сказал:
— Дождь кончился. Идем на теплотрассу.
Никто ему ничего не ответил.
Траншея теплотрассы была полна до краев. В желтой глинистой воде плавали доски опалубки, щепки и всякий мусор — вровень с берегами. Кто-то вполголоса выругался.
— Метра два глубина.
— Сам копал, забыл, что ли?
— Можно соревнования по плаванию проводить…
— Эх, насос бы пожарный.
У Киса зябкими мурашками пошла спина. Артур поправил очки, посмотрел вверх. Светлое, словно вычищенное ветром небо было безликим, плоским.
Привезли ведра, веревки. Парни перекинули дощатые мостки через траншею, встали цепочками.
— Бригада «Напрасный труд», — Артур с трудом перевел дыхание. Он стоял первый к воде и сразу вымок. Даже на носу поблескивали желтые капли.
— А ты представь, что на дне лежит телевизор, о котором ты мечтаешь. Вычерпаешь воду — и он твой, — сказал Игорь, глухо хохотнув. — Очень помогает.
— Спасибо! — Артур обиделся и отвернулся. Но подавать ведро приходилось Игорю. Артур передавал не глядя, до тех пор, пока оно не опрокинулось, не окатило его.
