Игорь вспомнил размазанное по асфальту тело бывшей студентки филологического факультета МГУ, в последнее время — сошедшей с круга артистки стиптиз–бара Светы, мечтавшей о красивой жизни, муже — иностранце и собственном «Вольво». Она так и не смогла научиться относиться к своему телу «профессионально» и каждый свой выход подстегивала сначала коньяком, потом кокаином. Все закончилось падением с двенадцатого этажа студенческой общаги. Она упала спиной на канализационный люк, и тело ее с широко раскинутыми ногами было вызывающе выгнуто в пояснице, словно этим жестом Света хотела показать своим клиентам, во что она их ставила.
Сидевшая за спиной Уфимцева женщина — гид услышала окончание разговора и, видимо, решила расставить все точки над «и».
-Девушки–стриптизерки не принимают участие в конкурсе красоты, — произнесла она, нагнувшись к уху Игоря, — Мы не идем на смешение стилей. Красота, в общепринятом понимании, должна быть чистой. Женщина, обнажающаяся перед аудиторией, достойна уважения как профессионалка, но не более… Наша фирма уважает традиции и мы не позволим внести в них дурной тон.
Игорь кивнул и ответил, полуобернувшись назад:
-Все, что мы увидели — это все, что вы хотели нам показать?
-Конечно, нет, — улыбнулась жена директора, — Если вам наскучило, можете спуститься в бар. Там как раз находится мой муж. Он вам все расскажет. А потом я вас познакомлю с конкурсантками.
… — Очень жаль, что ваши люди еще недостаточно продвинуты в понимании женской красоты, — говорила гид Игорю, когда они неторопливо спускались по внешнему трапу теплохода на первую палубу, — Поменять блестящее шоу на огородные грядки…
Уфимцев покосился на блики цветомузыки, мерцавшие в такт мелодии, доносившейся из дискозала на второй палубе, мимо которого они в этот момент проходили. За белой кисеей тюля Игорь сумел разглядеть всего лишь несколько пар, одиноко танцующих в центре зала.
-А где остальные? — спросил он.
Гид кинула быстрый взгляд в сторону зала, поняла, о чем хотел спросить Уфимцев, ответила:
-Для дискотеки еще рано. Большинство пассажиров сейчас находятся в баре… Кстати, как раз туда мы сейчас и направляемся.
«Оригинально. Теплоход в роли вербовочного пункта «белого мяса». — подумал Игорь, спускаясь дальше за своей проводницей, — Вроде так называют бандиты женщин, зарабатывающих своим телом? Впрочем, это относится к проституткам. А стриптиз — не проституция?
Черт, как запутан и сложен мир: за красивой и многозначительной оболочкой женщины скрывается нечто совершенно противоположное. Это «нечто» открывается тогда, когда она на подмостках сбрасывает платье. Исчезает тайна и остается желание, грубое материальное желание обладать. Твое — обладать ей, ее — владеть блестящим миром. А что потом? Наступает утро. Горький похмельный вкус во рту. Тело случайной женщины в солнечных лучах лишено всего, что ты приписывал ему вчера. И тогда у тебя возникает другое желание — желание быстрей расстаться с саморазоблачившимся идеалом.
Странно, почему женщины тоже ходят на стриптиз? Ведь именно они первыми должны понять, что это разоблачение разоблачает их всех, срывает покровы с того, во что они учились искусно драпироваться с детства. Впрочем, есть «дочери Евы», которые выступают за запрещение стрипа. Моралистки. Но их не слушают более блестящие сестры, потому что вопли о запрещении — всего лишь вопли о слабости тех, кто боится своего тела, кто боится раздеваться при свете даже перед своим единственным мужчиной.
Остальные смотрят на подмостки с чувством превосходства: «Я такая же, так же сложена, все у меня то же, кроме одного — хватки и женского практичного ума. Я сумела приобрести все то, что ты зарабатываешь на сцене, без этого глупого кривляния в лучах софитов. Ум и практичность женщины состоят в том, чтобы знать, когда и перед кем раздеться. А эти соплюшки путают настоящее блестящее с блесками маскарадного конфетти и разбазаривают по мелочам то, что потом не восстанавливается. Но тяга к блестящему — она у нас есть у всех у нас…»
Уфимцев вспомнил Юлию и сморщился, как от зубной боли.
«Сороки, — злобно подумал он, — Проститутки. Все они такие. Только одни отдаются за богато накрытый стол, другие — за горсть монет, третьи — за гарантию обеспеченности».
-Извините, — обратился он к гиду, — в принципе, я все понял. Может быть, вместо бара мы сразу побеседуем с вашими девушками?
Женщина кинула на него быстрый взгляд.
-Хорошо, — кивнула она после минуты раздумья, — Я сейчас попробую это организовать. Подождите меня в баре. Вон тот столик, не стесняйтесь. Заказано специально для вас и все оплачено.
Игорь присел за стол, где уже вовсю угощались двое его коллег, опрокинул рюмку коньяка. Раздраженность не проходила.
«Проституция, — повторил он мысленно, — И здесь проституция. Они — за мгновения всеобщего внимания, деньги, мы — за гонорары и коньяк с бутербродами».
-Ну, как тебе это действо? — спросил Стасов, сделавший перед этим глоточек коньяку и закусывавший его бутербродом с икоркой.
-Плавающий бордель, — буркнул Уфимцев, — Ты был наверху?
Стасов кивнул. Аккуратно прожевал бутерброд, смахнул пальцами крошки с бороды — эспаньолки и хитровато прищурился на Игоря:
-Се ля ви. Ты где–то видел иное?
-Но нельзя же так…
-Как?
-Открыто.
-А что так? — поднял брови Стасов, — Все очень пристойно. Только что я разговаривал с директором. Ну, с этим, у которого пресс–секретарь на пидора смахивает. Он мне заявил, что их главная задача — изменить отношение к женскому телу как к чему–то запретно–нечистому, которое нужно всячески скрывать. Поэтому они и станут организовывать конкурсы красоты во всех крупных городах Поволжья. Причем, с участием местных красавиц…
-А те, которые не смогут выйти в первую шеренгу конкурсанток, имеют шанс пополнить ряды стриптизерок, — насмешливо дополнил Уфимцев, — Что–то ты сейчас излишне благодушен, Сергей, «наполеончик» расслабил?
-А в тебе бушуют комплексы, Гоша, — прищурился Стасов, — Что, соска какая–нибудь не дала?
Уфмцев потемнел лицом. Стасов это заметил и примиряюще похлопал его по руке:
-Ладно–ладно, я пошутил…
-А вообще, Игорек… — продолжил он, — Наш народ слишком долго одевали в вериги. И теперь мы заново обретаем истины, открытые еще древними греками: женское тело прекрасно и достойно созерцания. А что касается мыслей, которые появляются при этом у тех или иных созерцателей, то это вопрос воспитания и половой удовлетворенности того или иного субъекта. Я не прав?
Уфимцев предпочел ограничиться глотком коньяка.
-Естественно, — продолжал Стасов, вдохновенно налегая на салат «Оливье», — В каждом деле случаются издержки. Сексуальные маньяки будут видеть во всем этом совершенно иное. Как, впрочем, и консерваторы. С другой стороны, не всем участницам этого великолепного шоу будет дано удержаться на плаву, не скатиться к дешевому стриптизу, панели, проституции, наркомании. Но согласись, в любом деле есть профессиональные болезни и профессиональные опасности. И весь вопрос в силе воли человека, в его стойкости. Опять же в воспитании… Так что не будь смешным, Игорь. Воспринимай это спокойно. Со временем этот бум на обнажение телес пройдет. Явление займет свое достойное место в человеческой культуре, культуре нашего народа и не будет выпячиваться перед другими прочими.
-Кстати… — Сергей показал глазами на девушку в вечернем строгом платье, разговаривающую у стойки бара с женой директора, — Узнаешь?
Уфимцев медленно повернул голову.
Помещение, где располагался бар теплохода, было задрапировано тканью темных, под цвет мореного дуба, тонов. За столиками посетителей под плафонами мерцали огоньки ламп, выполненных в виде свечей. Ненавязчиво звучала музыка, матово поблескивали батареи бутылок в баре.
Лощеный молодой человек в белой рубашке и бабочке ловко мешал коктейли и, вежливо улыбаясь, разговаривал с пожилой дамой. Дама была облачена в вечернее платье с декольте на спине. Впрочем, чуть дряблая, но все же прямая спина выдавала в ее обладательнице танцовщицу со стажем и ничуть не оскорбляла глаз. Да и все это вполне вписывалось в благопристойно–изысканную обстановку почти светского раута. По крайней мере, так показалось Уфимцеву, видевшему светские рауты только в буржуйских кинофильмах.
Рядом с дамой, небрежно облокотившись на стойку, беседовала с женой директора шоу высокая темноволосая девушка в черном длинном платье с обнаженными прямыми, красиво округленными плечами. «Гид» улыбнулась, заметив, что журналисты обратили на них внимание, и что–то сказала своей собеседнице. Девушка в вечернем платье кивнула головой и направилась к ним.
