— Я тоже рада, дочка. — Старая женщина слегка улыбается, похлопывая обрадованную Хадиджу по спине.
— Извините, maam[15]. — Худой как жердь чернокожий мужчина сгибается пополам перед Маликой. — Въездные ворота не исправили, но багаж мы сейчас внесем.
Договорив это, он спешит с негритянкой, одетой ненамного лучше, к автобусу, и они, сгибаясь под тяжестью чемоданов, переносят их в дом. Малика только стискивает зубы и неприязненно смотрит на мир вокруг.
— Обед подан! — доносится изнутри голос Матильды.
Все, не говоря ни слова, входят внутрь.
— Хорошо все же, что ты здесь. Надеюсь, на этот раз задержишься дольше.
Приземистый мужчина в потертом костюме приводит Малику в темную нору, которая должна служить ей кабинетом.
— В конце концов, я собираюсь отсюда уехать, разве нет? — говорит он невежливо.
Здание посольства, возможно, и не относится к самым красивым в Аккре, но это обширный комплекс с огромный садом, бассейном и многочисленными постройками. Кабинет Малике выделили не в главном здании, а в маленьком строении при консульстве, и вход в него для посетителей расположен со стороны боковой улочки. С визовым отделом у них общая приемная с двумя охранниками в глубине длинного, как трамвай, помещения. У Малики не было выбора ни в отношении участка работы, ни в отношении должности — она согласилась на то, что предложили. Ей не пришлось ждать выезда по дипломатическим каналам, который могли отложить в любой момент. Если она захочет получить что-нибудь получше, это потребует времени и хлопот, но когда нужно выехать немедленно, то будешь благодарен за любую должность. Даже если работа изнуряющая и хуже всех оплачиваемая во всем посольстве, даже хуже, чем деятельность консула.
Малика — политический атташе. Она должна заниматься решением ливийско-ганских проблем, что в принципе невозможно. Это отделение принимает всех посетителей, одни приносят жалобы и декларации о налогах, выплаченных ливийскому правительству, другие — заявления о краже денег из посольства Ганы в Триполи, о содержании нелегальных иммигрантов в лагерях для интернированных, о домогательствах, об изнасиловании, избиениях и даже мародерстве в их районах и, наконец, о беспричинной грубой депортации.
— Надеюсь, у тебя крепкие нервы.
Женщина-дипломат стоит посреди будущего кабинета, сейчас заставленного металлическими стеллажами, на которых громоздятся папки и торчат еще неразобранные документы.
— Ну здесь и пыли! — Малика громко кашляет и демонстративно вытирает нос. — Кто-нибудь когда-нибудь тут убирал?
— А как ты себе это представляешь? — Мужчина, злорадно улыбаясь, показывает на документы. — Если ты такая чистюля, то возьми тряпку и сама наведи у себя порядок.
— Послушай… — Взбесившись, Малика делает шаг в направлении грубияна.
— Ты позволишь перечислить твои обязанности или мне сразу уйти, ваше величество?! — перекрикивает ее ливиец.
Повернувшись спиной, он, больше не обращая внимания, начинает пояснять, тыча пальцем то в одну сторону, то в другую:
— Левая сторона под стеной — это дела закрытые, преимущественно естественным путем: например, смерть посетителя или его неявка по повестке. Все остальные — это висяки, с которыми ты должна ознакомиться. Надеюсь, ты это сделаешь успешно. — Он иронично улыбается. — Или нет, as you wish.
— А есть какой-нибудь реестр? — спрашивает пораженная женщина. — Скоросшиватели, сложенные в алфавитном или, может, хронологическом порядке?..
— Тут что-то когда-то было записано. — Он вручает ей белую от пыли папку. — Но потом ни у кого не было на это времени.
— У меня будет какой-нибудь помощник, секретарь-референт?..
— Ничего себе! — Мужчина весело хлопает себя по толстому заду. — Молись, чтобы тебе еще не навесили какую-то дополнительную работу, госпожа экс-посол.
С этими словами он отворачивается и выходит из темной запыленной норы, оставляя Малику с беспомощно опущенными руками и слезами на глазах.
— Госпожа, входите! — Секретарь посла, кругленькая ливийка в пестром одеянии и с начесанными локонами, выкрашенными в рыжие и светлые полосы, приглашает Малику в кабинет. При этом она окидывает женщину с головы до ног оценивающим взглядом.
— Приветствую, коллега. — Высокий худощавый посол манерно поднимается и выходит из-за резного письменного стола. — Добрый день, госпожа посол.
Малика старается вести себя как можно более скромно — она уже знает, что о ней говорят.
— Нравится ли вам наш участок? Как вам Аккра и весь этот негритянский хаос? — задает он банальные вопросы, приглашая женщину к маленькому кофейному столику, на котором стоят хрустальный кувшин с водой и блюдо с пирожными и шоколадом. — Угощайтесь.
— Распаковаться даже еще не успела, а что уж говорить о помещении… Стараюсь, господин посол, по меньшей мере хотя бы сориентироваться в делах, которые до сих пор вело мое бюро.
Малика все же решает рискнуть, описав небрежность своего предшественника.
— Начало всегда бывает трудным…
— Я знаю. Но такой балаган я за всю свою жизнь не приведу в порядок.
— Вы хотите сказать, что участок не выполняет своих задач и есть какие-то нарушения? — Посол каменеет в кресле, и деланная улыбка исчезает с его лица.
— Бюро жалоб — это трудный отдел, и потому нельзя себе позволить ни малейшего проявления нечистоплотности. Сейчас там такие залежи, в том числе в ведении документации, что почти нет шансов на то, что когда-нибудь там наступит порядок.
— Вы только что приступили к работе, и уже критикуете коллег и их способы выполнения своих обязанностей? — посол смерил ее холодным взглядом. — Вы можете выехать отсюда так же быстро, как и приехали, обещаю! Запомните!
Посол встает, тем самым показывая, что аудиенция закончена.
— Я только хотела попросить о какой-нибудь помощи… — шепчет Малика.
— Лучше закатайте рукава и приступайте к работе! Старые времена минули, моя дорогая, советую забыть о прекрасной старине и перестать задирать нос! — Посол направляется к двери кабинета и отворяет ее настежь.
— Амина, передай коллеге папку с реестром факсов, — обращается он к секретарше, и та вручает Малике толстый скоросшиватель. — С завтрашнего дня ты тоже будешь делать это, и я рассчитываю на твою скрупулезность.
Малика, как побитая собака, еле передвигая ноги, направляется к своему псевдобюро. Слезы подступают к глазам, но она решает не доставлять удовольствия тем, кто смотрит на нее. Собрав волю в кулак и гордо выпрямившись, она поворачивает к маленькой пристройке с тыльной стороны здания. Как она и думала, здесь расположена подсобка. Там же Малика застает пару худых чернокожих, парня и девушку, которые, сидя на земле и опираясь о стену, лопочут что-то или дремлют.
— Что вы делаете? — спрашивает Малика парня, который сидит ближе к ней.
— Ничего, — отвечает он честно.
— Тут, между прочим, посольство! — Малика выходит из себя и из последних сил пытается сдержаться, чтобы не стукнуть лентяя по его потной черной физиономии.
— Я садовник… огородник… там бассейн, там метла, — отвечает парень, наконец сообразив, о чем идет речь, и показывает в сторону бассейна грязным костистым пальцем.
— Ты, girl, пойдешь со мной. — Малика кивает подбородком на девушку. — Бери свою метлу, тряпки, воду и мыло. Давай, давай, шевелись!
Она подгоняет девушку и одновременно осматривается, стараясь избежать скрытых камер.
«Черт бы вас всех подрал! — мысленно вырушгалась она. — Чтобы я пинками подгоняла черномазого… нет, наверное, мир перевернулся».
— Ты когда-нибудь тут убирала? — спрашивает Малика, открывая дверь.
— Нет, я здесь не для того, — плачет девушка, уставшая только от одной перспективы поработать.
— А для чего?
— Я для первого этажа здания А, — объясняет она тонким голоском, растягивая слова.
— А кто для консульства и этой конуры?
— Не знаю.
— Долго работаешь?
— Не слишком, — отвечает она, пытаясь выглядеть как дурочка и не смотреть Малике в глаза.
— Я позвоню в администрацию! — Малика сначала закрывает дверь, а потом уже во все горло кричит: — И ты им расскажешь, что работала здесь до той минуты, пока меня не встретила, потому что отказалась выполнить поручение!
— Maam, у меня в доме пятеро детей, а парень просит милостыню, maam! — Молодая ладная негритянка падает к ногам элегантной ливийки и прижимается лбом к ее коленям.
— Мы с тобой можем вполне поладить, только не вопи, глупая! — Малика немного смущена тем, что негритянка ведет себя как рабыня. — Вставай и принимайся за работу! Пока не закончишь, не выйдешь. Можешь торчать здесь хоть до утра.
