Таково было мнение зверя. И он мог его обосновать. Ведь такие как этот, спасали ему жизнь, тогда как остальные всегда пытались её отобрать.
Совсем несложно распознать человека по взгляду, полному ненависти и злобы, либо, напротив, сострадания и теплоты. И вот именно в таких ласковых и добрых глазах посторонний никогда не увидит боль и отчаяние. Такие люди, не выносят жалости и порою беспощадны даже по отношению к самим себе.
Наверное, именно поэтому серый никогда не нападал на лесных людей. Даже тогда, когда, изнемогая от усталости, терял последние силы от голода. И причиной этому, скорее всего, стало не просто уважение. Наверное, он понимал каким-то своим, особенным звериным чутьём, что, даже получив смертельную рану, житель леса, всё-таки найдет в себе уже не существующие силы для того, чтобы в предсмертных судорогах сжать свои сильные руки на его горле. Но и это, пожалуй, было еще не главное. Вместо этих людей придут другие, с пилами и топорами, и сведут тайгу под корень. А если не станет тайги, то не станет и жизни.
«Совершенно ясно, чью именно сторону я должен принять в этом поединке».
«Четвероногий лесной воин» пытался гнать прочь из головы ненужные мысли, но они с новой силой всё лезли и лезли обратно, не спрашивая на то разрешения, будоража и без того уже взвинченную до предела плоть.
«Что же, значит, крови захотели? Ну-ну. Кровь вы, пожалуй, сегодня увидите и даже почувствуете на языке её солоноватый привкус».
Наконец, он всё-таки выбрался на каменистую гряду и устроился на самом краю обрыва. Тоска переполнила душу до самых краёв и, не спрашивая на то разрешения, начала выплескиваться наружу. Тайга неожиданно наполнилась таким протяжным и жалобным воем, которого даже сам услышать не ожидал. Люди должны пройти здесь с минуты на минуту. Они, наверно, тоже слышали этот голос.
«Ну и пусть. Я не стану скрываться». Зверь стоял у самого края обрыва. Незнакомцы приближались.
А то, что произошло в следующую минуту, наверняка останется в памяти на всю оставшуюся жизнь. Такого он ещё не видел и, наверно, уже и не увидит никогда. Над головой вдруг послышался оглушительный шум в сочетании с лёгким посвистыванием винтов. В следующую секунду огромная стальная птица, словно тень, отбрасываемая самой смертью, пронеслась прямо над головой. Те люди, что были внизу под скалой, начали беспорядочную пальбу. Наверное, это и стало их последней, роковой ошибкой, которую они успели совершить в этой жизни.
«Посланец смерти» выпустил из-под себя несколько ослепительных молний, и в следующую секунду солнечный августовский вечер превратился в кромешный ад. Казалось, что весь мир попросту перевернулся с ног на голову. Всё вокруг в один миг перемешалось между собой. Земля, небо, воздух, лес собрались в одну большую кучу, теряя формы и очертания, стирая границы под действием одной-единственной, всемогущей и всёразрушающей стихии, стихии огня.
Неведомая сила отбросила метров на пятнадцать назад, швырнув, словно половую тряпку, на землю, покрытую мягким ковром из мха и опавших листьев. Яркая вспышка света ослепила. Сплошная стена дыма заслонила небо и солнце. А сверху всё сыпался и сыпался дождь из камней и мелких осколков гранита. Старая ель, с которой однажды уже успела позабавиться буря, оказалась переломленной пополам, словно хрупкая веточка, после того, как в неё откуда-то с неба прилетел огромный булыжник.
Но уже через минуту всё стихло, а дым рассеялся. Придя в себя, осторожно приоткрыл один глаз. Прямо перед собственным носом увидел большой кирзовый сапог. Шерсть на упругом загривке встала дыбом. Волк отпрянул назад и оскалил зубы. Но вовсе не оттого, что испугался старого кирзового сапога. Нет. Дело было совсем в другом. В отдельно стоящем сапоге находилась ещё и нога, но не вся, а только её половина. Здесь же, совсем рядом, прямо из земли, торчала человеческая голова со странно выпученными от удивления глазами, которая тоже была сама по себе. Определить, к какому именно из разбросанных внизу и изуродованных человеческих тел она принадлежит, казалось совершенно невозможным.
«Ну и дела!!! Какая страшная машина смерти». Перед глазами стояли размытые тени деревьев. Голова сильно кружилась и болела. Сквозь едва приоткрытые веки он всё-таки успел заметить того, одного – единственного оставшегося в живых, человека, что скрылся в огромном брюхе стальной стрекозы.
«Я так и знал. Этот сильнее остальных, и потому остался жив». Зверь не мог понять пока, что именно это может означать для счастливчика. Спасение или смерть, встречу, или, быть может, расставание навсегда. Хотя, пожалуй, сейчас это было не так уж важно.
«Нужно подумать о том, как спасти свою собственную шкуру».
Ноги наотрез отказывались слушаться, а голова в любую секунду могла расколоться на тысячу мелких частей. В ней, словно вспышка света, вдруг мелькнула мысль, от которой стало ещё больнее: «Неужели повреждён позвоночник? Тогда всё. Это конец. Умирать постепенно гораздо мучительнее и больнее, чем погибнуть сразу, при взрыве. Вороны станут рвать куски мяса из ещё живого, но уже полностью обессилевшего и лишённого возможности двигаться тела, которое будет медленно остывать под их истошные крики и ругань в драке за самый лакомый кусок. Но что же всё-таки произошло? Незнакомцы играют в очень опасные игры, и лучше держаться от них подальше. Нужно во что бы то ни стало подняться и идти. Идти вперёд, как можно дальше и как можно быстрее, оставив позади эти гиблые места, которые на протяжении стольких лет служили мне и кровом, и домом одновременно. А сейчас здесь балом правит смерть, и очень трудно что-либо изменить. Люди, что не пахнут железом, уже ушли отсюда. Я всю жизнь прожил рядом с ними. Собрать оставшиеся силы и идти вперёд или умереть прямо здесь? Хотя последнее было бы очень обидно. Нелепо погибать, когда вокруг столько еды». Голова вновь закружилась, и он потерял сознание.
Острая боль в ноге через несколько часов привела в чувство. Огромный чёрный ворон, видимо, принял серого за покойника и пытался выдрать кусок свежего мяса из обессилевшей конечности. Но тот открыл глаза, и птица в недоумении отскочила в сторону.
Стиснув челюсти, с огромным трудом всё-таки сумел подняться на ноги. От нестерпимой и всепоглощающей боли хотелось выть.
«Наверно, при ударе повреждены кости таза, но позвоночник, скорее всего, остался цел».
Ветер стих. Но он принёс с собой непогоду. Дождь лил словно из ведра, не переставая ни на минуту. Земля уже не успевала принимать всю падающую на неё с неба воду, и та стояла маленькими лужицами повсюду: на камнях, листьях, земле, и даже в огромных ярко-красных шляпах мухоморов.
По мокрой траве полз зверь. Он передвигался каким-то особенным, странным способом, иногда сильно заваливаясь на левый бок. Порою волк поднимался на ноги и проходил несколько метров на ватных и отказывающихся ему подчиняться конечностях. На большее, сил не хватало. Тогда, вновь ложился и продолжал ползти, порою корчась от невыносимой боли.
Откуда этот зверь шёл и куда именно направлялся, не знала даже тайга. Хотя старуха, наверно особого внимания на подобные мелочи и не обращала. Она считала, что дни его давно уже сочтены. Но отчаянно борющийся за свою жизнь организм имел по этому поводу совсем другую точку зрения, и намеревался её отстаивать до конца. Ему пока было совсем не ясно, как долго он сможет ещё продержаться под пристальными взглядами чёрных птиц, сидящих на соседней берёзе, как долго сможет бороться с болью и голодом одновременно?
А тайга – она просто жила сама по себе, даря жизнь одним и отбирая её у других. В суровом царстве леса и камня не было места чувствам и эмоциям. Пока ещё теплящийся в ослабевшем теле огонёк жизни сам должен был доказать своё право на существование, если только у него на это хватит сил. И хотя серый не знал, сколько ещё времени сможет выносить выпавшие на его долю страдания, побеждая смерть, зато, точно знал другое. Знал, куда именно ему нужно попасть, и был уверен в том, что, несмотря ни на что, достигнет конечной цели своего путешествия.
Там, где скалистая гряда кончается и плавно переходит в ровное горное плато, из-под земли бил чудесный источник. Зимой он не замерзал, а в сильные морозы от его прозрачной и чуть солоноватой на вкус воды поднимались густые клубы пара. Лесной бродяга хорошо помнил это место. Когда он был ещё совсем молодым волчонком, то видел, как изуродованный в схватке с медведем человек, омыв тело волшебной водой, сразу же поднялся на ноги. Кости срослись, а раны перестали кровоточить и зарубцевались.
Над тем, что именно произошло, тогда не задумывался. Но сейчас, картина волшебного исцеления отчётливо вырисовывалась в памяти.
«Что же, терять нечего. Хуже всё равно не станет».
Превозмогая боль и усталость, он вновь метр за метром продолжал двигаться вперед к своему спасению, а может быть, и к смерти.
