Перспектива волшебная.
Машина подала сигнал: пора заправляться. До Любореченска хватит, но там на заправках очереди длинней. Решил заправиться. И в кафетерий при АЗС заскочить.
Пока заправлялся, пока пил кофе у витрины с видом на прилегающие окрестности, растерзанные недавним дорожным строительством, — паника улеглась. Раньше не случалось с ним такого. Разглядывая под кофеек неприбранную землю: все эти вывороченные корни, эти валуны, скатившиеся с обочины в поле, брошенные лишние сваи, и горки застывшего асфальта, и вездесущий нескончаемый мусор, — подумал: «Глупо выходить из себя там, где новая трасса выглядит вот так».
Еще ничего не случилось. Еще есть шанс все исправить.
После заправки поехал спокойней.
«Но с Владом, — напомнил себе Топилин, — нельзя откладывать, никак нельзя». В то, от чего он до сих пор ухитрялся увиливать, оставляя на потом — напоследок, на новые времена, в которых верховодит новый Топилин, — придется нырять без подготовки. А какой выбор?
Затор на въезде в Любореченск был небольшой, и на Вятской почти свободно. Принаряженные, одержимые распродажами улицы то бежали, то крались мимо.
«Можно и переехать, — раздумывал Топилин. — Чем-чем, а возможностью свинтить оттуда, где не заладилось, родина не обделила».
С Владом встретиться не удалось. Вахтерша долго морщила лоб над таблицей, лежавшей под стеклом на столе, проворчала, снимая очки:
— Тренировка у них. После часу приезжай.
В дверях столкнулся с крикливым крепышом из Владькиной компании. Шапку тот успел снять, совал ее в карман куртки.
Топилин преградил мальцу дорогу.
— Скажи-ка, отрок, можешь ли ты позвать мне Влада Митрохина? Очень нужен. И очень срочно.
Парень скроил высокомерную мину, голову откинул, будто лег на спинку дивана. Думал.
— Зачем тебе? — спросил.
— Затем.
Снова думал.
— Не могу, — сказал он. — Тренировка у них до часу. Хочешь, сам иди. Только без толку.
— Почему же, о достойнейший отрок?
— Достал, бля! — проворчал отрок и двинулся дальше.
Топилин прихватил его за локоток.
— Слэшь, ты, руки свои уберррее! — разразился парнишка на весь вестибюль, да заливисто так, с бубенцами.
И ушел. Стоявшие в вестибюле мужчины угрюмо рассматривали Топилина.
Пожалуй, кликушный был прав: соваться к Владу на тренировку не стоило.
Ждать было долго, ждать Топилин не умел. Два часа могли его вымотать. Посидел в машине, поглазел по сторонам. И отправился к Анне на новую квартиру.
Обстоятельства, правда, неудачные. Обстоятельства — из рук вон. Уж он-то понимает в неудачных обстоятельствах.
Про травмат он ей говорить не станет. Пока не нужно. Сначала с Владом обсудит.
Думал устроить Анне грандиозное свидание. А тут вон как…
Нажал на звонок и прислушался. Тишина. Подождал, позвонил снова — то же. Открылась соседняя дверь, выглянула молодая женщина — по-домашнему, в тонкой футболке.
— Здесь никто не живет.
— Как? Совсем?
— Да. Ремонт раньше нас сделали, но так и не въехали, — сказала она, переступая через пушистого кота, вышедшего поглядеть, кого там принесло в такую рань. — Не знаете, где их искать? А то мы хотели тут тамбур перегородить. Все так делают…
— Нет. Не знаю. Сам ищу.
— Жаль.
Подцепив кота ногой в толстом шерстяном носке и перенеся его, послушно повисшего, через порог, женщина исчезла за дверью.
Покурил на открытом балкончике, который вел с этажа на лестницу, — там, где они с Анной курили, когда он показывал ей квартиру… высокие потолки, холл… Сделав несколько затяжек, вынул телефон, вдавил сигарету в кирпичи и позвонил Анне.
«Просто попроси о встрече. Спокойно и коротко договорись о встрече».
Аппарат абонента был отключен или находился вне зоны действия сети.
Топилин вернулся на площадку.
Настроение было такое, будто опоздал на рейс. Самолет еще стоит — вон он, серебрится крылатым телом, лобастая морда еще только примеривается к небу. Но уже не пускают. Посадка окончена. И блата никакого, чтобы договориться. Можно постоять, посмотреть, как он вырулит на дорожку, побежит, поднимется над разлинованной землей, — и идти сдавать билет. Жизнь унеслась далеко вперед. Догоняй, если сможешь.
Что-то очень важное состоялось, догадался Топилин. Без него.
Пока искал, где ухватить, как развязать, — пока мечтал о том, как одолеет второстепенность и будет сам себе голова, — упустил, быть может, главное.
Уходи, чего. Снова опоздал.
— Да вон же он, — махнул поджарый старичок в окно. — Мяч пинает.
Шагнув дальше по коридору, Топилин посмотрел туда, куда ему показали, и увидел Влада. На пустом футбольном поле с ярким искусственным покрытием Влад лупил мячом в обтянутый резиной переносной щит. Мяч отскакивал, Влад подбегал, возвращал его на позицию, бил. Одет в зимнюю спортивную форму. Свободная трикотажная шапка, надвинутая на брови, делала его похожим на дружка-верзилу. Уменьшенная копия.
— А вы ему кто? — поинтересовался старичок. — Родственник?
Топилин и не заметил, что тот все еще стоит рядом.
— Нет, я… знакомый, — замялся Топилин. — Никто, в общем. По делу.
Старичок резким движением завел руки за спину, будто пташка крылья сложила.
Большинство ударов ложились недалеко от потертого красного круга в центре щита. Те, что отправлялись в защитную сетку, Влад сопровождал колючим взглядом, поджимая, будто проглатывая, губы. Уже знакомое — запомнилось после встречи на даче.
Заметив в окне Топилина, подросток задержал на секунду взгляд и продолжил упражнение. С площадки уходить не собирался. Пришлось идти к нему.
— Привет.
Влад кивнул в ответ, не оборачиваясь, и всадил мяч точнехонько в центр мишени.
— Есть пять минут? Поговорить бы.
Отлетевший от щита мяч проскакал вдоль ворот, Влад подошел к нему, подцепил носком бутсы и резким рывком отправил в руки. Топилин невольно вспомнил кота, которого похожим финтом, но нежно и неторопливо, соседка Анны препроводила из подъезда в квартиру.
— Тренировка закончилась?
— Надо кой-чё отработать.
«Что, есть контакт?» — всматривался в него Топилин.
— А у вас праздники уже закончились?
— Да сколько можно.
Казалось, последний удар, точно в яблочко, должен был поднять ему настроение. И Топилин готов был принять за доказательство любую мелочь: спокойную линию рта или расслабленную походку, которой Влад подходил, зажав под мышкой мяч.
— Посмотрел фотографии?
Ответил не сразу. Какое-то время рассматривал Топилина с таким видом, будто решает: промолчать или все же ответить.
— Посмотрел.
— Классно, правда? — спросил Топилин и тут же выругал себя за обветшалое это «классно». — Портреты, и пейзажи тоже.
Влад пожал плечом. Что, скорей всего, означало: не буду с тобой обсуждать. Шут его знает, какое у него там настроение. Может, самое что ни на есть. Но с Топилиным он держался более замкнуто и неприветливо, чем на даче. Тогда показалось, в его глазах мелькнул интерес… Показалось.
— Насчет выставки не решил? — Топилин попробовал зайти с козыря.
— Нет.
На дальнейшие пояснения рассчитывать не приходилось. Выспрашивать Топилин не стал. Кроме того что подростка приходилось переводить, как с малознакомого языка, — делать это следовало быстро, налету, не мельтешить и не канителить. Иначе, подозревал Топилин, Влад развернется и уйдет.
— Мое предложение в силе. Когда захочешь. Я, кстати, с дачи съезжаю.
Влад переложил мяч в другую руку.
Топилин начинал понимать, что раздражает его в замкнутом подростке — пожалуй, не сама эта замкнутость, а то, что Влад, очевидно, не испытывает от нее ни малейшего дискомфорта. И ему искренне безразличен дискомфорт Топилина. Это никакой не Влад Митрохин, это инопланетянин из упавшей тарелки: готов до поры до времени потерпеть докучливое любопытство землян — пока свои не подтянулись, а там уж не обессудьте.
Взять бы за грудки, вытрясти хоть несколько откровенных слов.
— Я только что к вам на новую квартиру заезжал. Хотел с мамой твоей поговорить. Не застал ее. На мобильник не ответила.
Влад постучал мячом оземь по-баскетбольному, вернул под мышку.
Снова рассматривал. И никакого вопроса в глазах. Мол, все с тобой ясно, только время на тебя терять… «Эй! Что там тебе ясно? Когда успел?»
— Мы там не живем, — сказал Влад и метнул мяч в сторону углового флажка, возле которого уже собиралась на тренировку следующая группа.
— Не живете? Вы не живете там?
— Нет.
— Почему?
Они двинулись ко входу в общежитие: на поле началась разминка.
Не доходя до двери, Влад остановился: внутрь Топилину нельзя, и снаружи время его истекает.
— Мать от его квартиры отказалась. Сказала, ошиблась, когда соглашалась.
— Отказалась?
— Хватит переспрашивать… Даже перед ним извинилась, — он угрюмо отвернулся. — При мне было. Она попросила, чтобы я приехал. Ну, я приехал, поприсутствовал.
