Широко развел руками. Впервые с начала разговора позволил себе жест, не окороченный на полпути.
— Это я, Саша, вначале так думал, — махнул правой рукой, будто за спину себе что-то бросил — мол, забудем об этом. — Потом понял, что не по-людски так. Нельзя так. После всего. Ты пока возвращайся, работай… Ну, если будешь настаивать, ладно. Оценим всё, обмозгуем. Выделим тебе дочернюю фирму…
— Нет, Антон, — сказал Топилин и подвинулся на край дивана, чтобы подняться и уйти. — Говорю тебе искренне, как ты хотел: в фирму я не вернусь.
— Полная самостоятельность…
— Возьму, сколько дашь. Согласен пересчитать с учетом инфляции.
Отходя торопливо от стола, Антон толкнул кресло, оно прокрутилось вокруг оси.
— Все-таки надо, надо. Как же так, с другом, и не выпить, — мягко рокоча, повторял Литвинов, пока вытаскивал из бара бокалы, салфетки, бутылки. — Думаю, могу грешок себе позволить, — он подмигнул Топилину. — Можно. Постись духом, а не брюхом. Правильно? Потом батюшке исповедуюсь. Попощусь, если что, дополнительно. Не вопрос. На Новый год в детдом пожертвовал сто косарей. Ну, на кладбище еще дорожки в двух кварталах отремонтировал.
Антон больше не сдерживался. Речь, движения, занимаемое пространство — все свидетельствовало о том, что Литвинов отбросил первоначальный план — «подкрадываться и поджидать». Выпустил себя на волю.
И Топилин остался.
Для того на самом деле и шел — пройти экзамен перед тем, как заявиться к Анне.
Вероятность того, что удастся договориться с Антоном о разделе бизнеса, действительно была мизерной. А понаблюдать за самим собой в компании бывшего вожака-кормильца — было интересно. Было нужно. Нужно выяснить, чего от себя ждать, на что способен.
Через час, сидя по разные стороны литвиновского стола, они добивали бутылку Caol Ila, закусывая орешками и колбасой.
— Вообще-то он первым делом сказал, чтобы я подвергся всем положенным взысканиям. От государства.
— Ах, все-таки…
— Что «все-таки», Саша?! Не начинай. К тому времени ты все уже уладил. Не отматывать же назад. Понимаешь, нет? Ты-то ладно. Кореш. А перед вдовой как, перед Анной Николавной? Это же не игрушки, чтоб вот так!
Топилин опрокинул порцию виски.
— Кстати, не хочешь в «дочку» уходить, не надо, — сказал Антон, протягивая Топилину кружок колбасы. — По-любому нужно мощности наращивать. В Адлере зацепка есть, батя уладит. В тех краях на плитке еще долго можно жить. Или вот еще тема. Подумываю пасеку в Озерцах организовать. Там возле монастыря участки есть дармовые. Клевер, разнотравье.
Взгляд Антона скользнул по лицу Топилина: не мелькнула ли заинтересованность?
— Ты, кстати, про монастырь не договорил, — напомнил Топилин.
— В общем, сказал, чтобы я наказание принял. От светских властей. Суд, все дела.
— Так.
— Я, Саша, отцу Феофану не стал говорить, что у нас без суда обошлось. Человек в монашестве пятьдесят два года. Еще при советской власти постригся. У него в представлении всё, как раньше было. Насчет судов там и прочая. Понимаешь?
— Допустим.
— Насчет того, что вдове с жильем помог, отец Феофан одобрил. И что я вдову с парнишкой решил по жизни не бросать, помогать им.
Тут бы и разобраться с главным. Хороший шанс. Лучше не бывает, чем самый первый. Встать, пройтись свободно, смерив жестким взглядом: сиди пока, слушай, — как в гостиной у бедолаги Рудольфовича, на котором правильную хватку тренировал, перед которым в шкурку альфы рядился. Встать, сказать: «Ты больше туда не лезь, Антон. Тебя русским языком просили: иди, ничего не надо. В другом месте совесть свою ублажай. Анна — моя женщина. Теперь я с ней. Больше не лезь». Встать бы и сказать. Но не встал. Не всталось ему.
— Главное — покой в душе обрести, Саша. Так?
— Точно.
— Вот за него и выпьем.
И вот ведь какая засада. Бета — не какая-нибудь там лямбда, сигма завалящая или омега. В отличие от этих, каждая бета всенепременно, хотя бы раз в жизни, имеет шанс стать альфой. А бывает, что и каждый понедельник шанс такой выпадает. Всего-то и нужно — на голову подрасти. По крайней мере, попробовать. С омегами все проще. Омегам — чем альфа, стало быть, самцовей, тем милей. Лишь бы здоровья на всех хватало. Природа, ничего не попишешь. А бетам сердешным горизонты открываются всякие, перспективы. Они — вот же в чем самая гадкая гадская гадость, они каждый раз выбирать должны: стелимся или попробуем, стелимся или пробуем… Не могут не выбирать. Но и выбрать не могут.
Дышится, пожалуй, полегче. Бета-зависимость ослабла. Но свободы зубастой, настырной — в организме не ощущается. Нет чувства «как хочу, так и будет», которое вело в самом начале — в тот недолгий период после армии, прожитый на свой страх и риск, без Антона Литвинова. Нет свободы, закончилась. Все тот же обрюзгший средней паршивости мужик. Всюду второй и опоздавший.
Зря, наверное, остался.
— Понимаешь, Сань. Вины-то за мной никакой.
— Опять двадцать пять, — ввернул Топилин, но Антон его не слушал.
— А ведь все равно гложет. Душит. Даже мысли дурные в голову лезут: может, лучше было бы на зону? Я и на зону уже съездил. Да. Которая под Петровкой. Батя договорился там. Я им благотворительность возил.
— Благотворительность?
— Возил. Но на самом деле посмотреть ездил.
— Чего лишился?
— А ты, Саш, не подначивай… Посмотреть ездил, что да как. Просто посмотреть.
— Посмотрел?
Антон кивнул угрюмо.
— Сами пусть в дерьме своем бултыхаются. Половину всего, что я привез… Саша, я еще уехать не успел… тут же смотрящему оттаранили. Понял? Вот так вот. Взыскание от светских властей.
— В общем, не подошло тебе?
— Ни хрена не подошло, корешок.
Разнервничался, принялся разливать виски по стаканам.
— Приходишь к венерологу, а там потаскуха, — сказал Топилин, хлопнув Антона по плечу. — Да, корешок?
Тот лишь поморщился: завязывай умничать, не темни.
Тамара была отправлена домой с указанием наклеить на дверь офисного корпуса объявление, которое Антон набрал и распечатал собственноручно: «Все ушли на фронт. Не беспокоить».
— Это если охранник с проходной припрется.
Откровенного разговора, к которому призывал Литвинов, так и не состоялось. Стараясь не отставать от Антона, Топилин, как обычно, перебрал и вскоре, придавленный алкоголем, погрузился в тупую апатию. Антона, впрочем, это не смущало. Сам он говорил без умолку, посматривая на Топилина, как переговорщик, который только что прочитал записку, извещающую о том, что его условия приняты, — но придется соблюсти этикет. Приунывшему корешку наливал теперь понемногу. Его же стакан пустел и наполнялся с прежней скоростью.
Придвинулся совсем близко, Топилин ощущал его дыхание на своей щеке.
— Я тебя, Саша, очень понимаю. Очень, — шептал Антон. — Анна редчайшая женщина. Я от чистого сердца. Вот те крест. Удивительная. Вот сколько у меня баб было — и ничего похожего. Красивей, да, были. Но вот любую вспомнишь — рядом с ней — тьфу, как подделка дешевая. Да. Как такой осталась в своем гадюшнике, не понимаю…
Разлил, выпили.
— Сейчас отказывается на новую квартиру переезжать, — он прожевал орешек, одновременно оценивая реакцию Топилина. — Знал об этом, нет? Отказывается. Там, у себя живет, в коммуналке. Ну, ничего… Даже телефон сменила. Ничего, и с этим справимся… Правильно? Ну, взбрыкнула женщина. Мало ли. Пройдет. Пройдет, ничего. Я сейчас с сыном ее налаживаю. Врать не буду, получается не ахти. Но ничего. Как говорится, велика беда начало. Потихоньку, полегоньку.
О том, что настала глубокая ночь, напоминал рев двигателей, проносившихся иногда за стеной: любителей погонять по пустым улицам в Любореченске хватало. Свет падал из коридора в распахнутую дверь. Вода в бассейне ходила темными волнами, сонно помешивая пропахший хлоркой полумрак. Голый и отчаянно пьяный Топилин стоял на краю бассейна, любовался переливами — то на потолке и колоннах, то на воде — и представлял, как прыгнет с бортика, взметнет фонтаны брызг.
— Не могу свет включить, — сказал Антон, возвращаясь. — Прикинь, забыл, где выключатель.
Он запустил тапками в разные стороны и бросился рыбкой в воду. И взорвалась водяная гладь, и взметнулся фонтан, и тени закружились вихрем.
— Говнюк, — бросил Топилин в расползающееся пенистое пятно.
Антон вынырнул с пронзительным рыком, будто очередной ночной шумахер, заблудившись, протаранил стену бассейна.
— Холодная! — крикнул и, шумно отфыркиваясь, поплыл к ступенькам. — Срочно нужно топлива подбавить.
Поднявшись на бортик, принялся выуживать мобильник из кармана запутавшихся брюк. Операция давалась ему с трудом.
Передумав нырять, Топилин уселся на лавку.
— Я в фирму не вернусь, Антон. Это закрытая тема.
Антон никак не отреагировал.
Вызванный с проходной охранник, потасканный мужичок неопределенного возраста, перенес в бассейн выпивку и закуску, достал простыни и полотенца из кладовки, включил свет и вслед за Томой был отправлен домой.
