Мужчина, прижимая лицо ладонями к стеклу, пытался разглядеть, с кем же в одном купе его оказалась строгая супруга, тяжело плюхнувшаяся на полку напротив Вероники.
— Ага, не с мужиками еду, — вдруг сказала она, посмеиваясь так, что Вероника не могла не ответить на ее улыбку. — Но еду-то точно к мужикам!
Смеясь, она в изнеможении упала на аккуратный угольничек подушки в чистой наволочке, хотя Вероника поняла, что раз она прятала сумку под ее нижнюю полку, то ее место явно над ней, а не на подушке, на которой она расположилась. Вероника начала опасаться, что в купе, с ручной кладью наперевес, немедленно закатятся другие попутчики, разгорится неминуемый скандал с неизбежными укорами из сказки «кто спал на моей подушке», а в эпицентре всех укоров, конечно, окажется она.
На стук мужчины в окошко попутчица оглушительно крикнула: «Не пойду!», и мужчина с девочкой, невозмутимо разговаривая и чему-то улыбаясь, отправились вдоль вагона к выходу с перрона.
— Чего к ним выходить? — сама себе сказала женщина. — Знают ведь, что все равно поеду! Нет, стучат и стучат! Кстати, меня зовут Лера!
— Вероника, — представилась она, поняв, что последнее относится к ней.
— А она мне написала, что мы доедем по-царски, как в СВ, что в купе больше никого не подсадят, она за этим проследит, — ответила на ее опасения Лера. И Вероника окончательно смутилась, понимая, что совсем распустилась и перестала следить за мимикой, а на ее лице опять все отразилось, о чем ее не раз предупреждала Серафима Михайловна.
— Вы тоже едете к… ней? — осторожно поинтересовалась Вероника, рискуя быть непонятой.
— А к кому туда еще ехать-то? — ответила Лера встречным вопросом. — Да и у вас даже на лице написано… такое… огуречное.
Вероника внимательнее посмотрела на нее и поняла, где она могла видеть эту растрепанную особу. Иногда по утрам в выходные дни она смотрела какую-то огородную передачу про то, как на дачном участке надо выращивать газоны, томаты и, конечно, огурцы. Вероника хорошо запомнила ее лицо, когда в одной из таких передач дама, зарывшись всем телом в мощные плети парниковых огурцов, предлагала зрителям — «вообразить, о чем огурцы могут думать, а о чем и задумываются».
Как только вагон тронулся, Лера с той же бесцеремонностью полезла к ней под лавку — доставать сумку. Билет у нее был действительно на верхнюю полку над головой Вероники. Треща без умолку, она сообщила, что хотя и верит во все сказанное «мадам Огурцовой» безусловно, неоднократно убеждаясь, что всему сказанному надо следовать «тупо и без рассуждений», но все же не была уверена стопроцентно. Но ведь почему-то оказались же они с ней в одном купе! И раз та написала, что ее попутчица любит сливовую наливку, так она специально захватила бутылочку.
По купе распространился тонкий, непередаваемый аромат сливовой наливки, именно такой, какой ей так нравился когда-то. Вероника почувствовала, что с ее плеч слетает лет десять, никак не меньше. И, глядя на заглядывавший в купе серебряный рожок Луны, она окончательно почувствовала себя в дороге.
Коротким сном они забылись уже под самое утро, успев рассказать другу свою жизнь, два раза пореветь и поругаться со стучавшими в стенку соседями. Утром, когда сердитая проводница подняла их за час до остановки, на перроне их ждал высокий молодой человек с бумажкой «Огуречные чтения», возле него уже топтались какие-то симпатичные молодые люди. Они тут же подхватили их сумки, и Вероника с облегчением поняла, что ей никуда не придется тащиться на общественном транспорте.
Дорогу до загородного дома, который молодой человек за рулем битком набитой большой машины называл «Избушкой Бабы Яги», она помнила смутно. Избушка оказалась скромным трехэтажным коттеджем, где их встретила хозяйка блога с юзершей Анной, приехавшей днем раньше. Анну Вероника помнила по развернутым комментариям с историческими справками и непременными «уроками истории», склочным поведением в отношении одного противного старикашки, писавшем про марксизм, и героическим участием в судилище над «мадам Огурцовой».
— Я очень рада вас видеть! — сказала хозяйка. — Познакомься, Анюта, это наши Урания и Эвтерпа!
Вероника не поняла, что она имела в виду, так как ей показалось, что Анна смотрит на них с Лерой с нескрываемой озабоченностью. Но тут же началась суета за огромным столом, она с Лерой оказались посреди поистине мужского сборища, гости все подъезжали… и Вероника поняла, что давно не была в такой теплой обстановке, хотя многие, как и она, видели друг друга впервые.
Потом было купание в пруду, украшавшему собой весь горизонт за «избушкой», а после они готовили шашлыки. Весь вечер она в каких-то немыслимых шляпах снималась с полуголыми нетрезвыми мужчинами, казавшимися Веронике давно знакомыми, будто она всех знала сто лет. Она давно не проводила время с такой беззаботностью, поражаясь, что действительно даже не слышит комариного писка, не говоря о чьих-то укорах. Анна ей со смехом сказала, что ручных лягушек хозяйки дома зовут Вернер и Браун, они сейчас «в смене». Вероника не знала, как серьезно ей следует воспринимать сказанное, но Анна уже тащила ее кормить молоком ручного ежа Пафнутия, отвечавшего в доме за отсутствие мышей и слизняков в теплицах.
Им с Лерой досталась большая светлая комната на втором этаже. Хозяйка извинилась за своего негодника-кота, избравшего уютный диван, на котором устроилась Вероника, в качестве… своего ритуального туалета. Зная, как его хозяйка любит на этом диване размышлять о превратностях бытия, мерзавец метил его ежедневно, как бы заявляя на нее свои особые права. Поэтому диван из квартиры вывезли подальше от обескураженного кота в «избушку», залив дезодорантами и чистящими средствами. Однако, на свежем воздухе диван нисколько не «выветрился», ничего из предпринятых мер не помогло, и при двух раскрытых окнах кошачьи запахи окутывали бедную Веронику так, что она не могла больше ни о чем думать, кроме немых укоров в адрес распоясавшегося кота. Не выдержавшая ее вздохов Лера сказала, что на кухне она видела палочки благовоний. Но когда они спустились вниз, они обнаружили всю кампанию, разливавшую коньяк из огромного хрустального рога. Кто-то пояснил, что это — «рог изобилия». Обрадованная Лера потянула ее к столу, и Вероника окончательно забыла, зачем они шли на кухню.
В руках лысоватого мужчины, приехавшего с красивой женой и множеством очень вкусных разносолов, зазвучала гитара. Все громко подхватывали строчки огуречного гимна, сочиненного тут же всеми собравшимися. Не весь что, но Веронике так понравилась на ее глазах возникшая песня, что она громко подхватывала припев.
Замечательный венец,
Всем «делам» — покрышка,
Наш зеленый огурец, —
Свежий, в пупырышках.
Развеет непонятки
Огурец на грядке!
Время скоротечно
В блоге огуречном!
Огурцами закусив,
Мы найдем тропинку,
Чтобы весело тусить
С музами в обнимку.
Засыпая под пение ночной птицы, нисколько не сомневаясь, что у птицы тоже есть имя и она исполняет свои песни специально для нее и других гостей, она шептала ей «бис!». Она чувствовала себя такой счастливой, какой чувствовала лишь когдато давно, в молодости, поехав с институтским стройотрядом юных проводниц по железной дороге от Москвы до Владивостока…
Вернувшись в Москву, она получила письмо от «мадам Огурцовой», что на нее началась очередная атака. Всей мощью государственной машины ее пытались лишить средств к существованию. Она сообщила, что ее вызывали в Сбербанк, где мальчик в белой рубашке издевательски сообщил, что уничтожают все ее счета, лишая возможности пользоваться платежной картой на том основании, что она внесена в список Росфинмониторинга опасных террористов. Формальным поводом такого «противодействия экстремизму» стала ее судимость по ч. 1 ст. 282.
В словаре Ожегова Вероника прочла, что экстремизм — это «крайние методы в политике», подумав, что вводить уголовную ответственность по этой статьи и надо в отношении политиков, которые своей деятельностью наносят вред обществу, а вовсе не против отдельных граждан, вдоволь расхлебывающих все последствия таких «крайних методов».
И невооруженным глазом было видно, что как раз прокуратура, следствие и судебные органы в отношении хозяйки блога занимались именно неразбавленным экстремизмом в ходе ими же провозглашенной «борьбы с экстремизмом». И, судя по растущим оборотам ее отдела, ничего не предвещало, будто они действительно желали побороть какие-то негативные явления хотя бы на ниве «отмывания средств, полученных преступным путем». Удар «КамАЗа», судя по записям на картонке органайзера, ее предшественник получил за излишний интерес к счетам в Гонконге и Панаме крупной дилерской сети синтетических наркотиков. Но в списке Росфинмониторинга рядом с фамилией «мадам Огурцовой» не было ни одного человека даже из Московской области.
