— Да, да. — Я покивал головой. — Ничего серьезного.
— Вот и хорошо… Я рада, что миновало утро и у тебя поднялось настроение.
— Сейчас я чувствую себя намного лучше.
— Полагаю, это означает, что мне не нужно беспокоиться о возникновении каких-то неожиданных проблем сегодня вечером.
— Правильно. Никаких проблем. Можешь… забыть о нем.
— Забыть? — переспросила Сэл, ни на йоту не теряя самообладания. — О ком забыть?
— О Карле…
Она как-то странно взглянула на меня:
— О ком?
— О Карле.
— А кто это такой?
— Карл… — начал было я, но потом до меня дошло. — Никто.
— Я думала, ты говоришь о ком-то из обитателей лагеря.
— Нет.
— Прекрасно. — Сэл едва заметно кивнула мне. — Ну, я, пожалуй, вернусь к работе. Еще так много надо сделать.
— Конечно.
— Захочешь поработать с нами — дай мне знать. Мы что-нибудь придумаем.
— Хорошо.
— Замечательно.
Через несколько секунд Сэл уже была под навесом и показывала Багзу просветы между простынями, но он, по-видимому, не слушал ее. Кэсси все еще стояла на его широких плечах, и он немного переминался с ноги на ногу, заставляя ее пронзительно визжать.
Мне удалось заскочить в палатку-больницу и сделать еще кое-какие дела лишь в пятом часу. Вдохновенный авантюризм, подумал я тогда.
К четырем все наши приготовления к празднику были закончены. Навес был возведен, овощное рагу кипело, куры были готовы для барбекю, а очистки от овощей, перья и рыбьи внутренности были отнесены к Хайберскому проходу и выброшены. Поэтому Сэл, успокоившись, предложила провести на пляже грандиозный футбольный матч.
— Давайте нагуляем аппетит! — предложила она. — Нешуточный аппетит!
Замечательная новость. Поскольку мы с Кити никогда не играли в футбол, у нас появился предлог остаться в лагере. Вдобавок мы могли вызваться присмотреть за кастрюлями, предоставляя возможность Грязнуле присоединиться ко всем остальным. В одиннадцатом часу площадка опустела.
— Он что-нибудь заподозрит, — нервно сказал Кити, наблюдая за тем, как я огромными горстями сыплю в кастрюли траву. — У рагу будет очень странный вкус.
— Если он заметит, я признаюсь, что это сделал я. Скажу, что для поднятия настроения.
— Он не переносит, когда кто-то вмешивается в его стряпню.
— Да, но если мы что-нибудь не предпримем, празднество будет продолжаться всю ночь. — Я замолчал, взял горсть травы и бросил ее в самую большую кастрюлю. Потом всыпал еще столько же. — В любом случае, через час он уже настолько одуреет, что не станет беспокоиться.
— Он отключится. И остальные тоже.
— Да, ладно. Смотри только сам не наешься овощей. Налегай на курицу с рисом. И передай это Этьену и Франсуазе.
— От рагу будет трудно уклониться.
— Справимся. — Я отряхнул руки и осмотрел результаты своей работы. После того как я раза два перемешал палкой содержимое кастрюли, никто бы уже не заметил в ней нового ингредиента. — Тебе не кажется, что нам нужно бросить сюда какие-нибудь галлюциногенные грибы?
— Нет.
— Ладно. Как ты думаешь, сколько здесь теперь этого добра?
— Всего? Во всех кастрюлях?
— Всего.
— Много. Слишком много. Ты просто сумасшедший.
— Сумасшедший! — рассмеялся я. — Ха! Новость для первой полосы.
Обстановка в палатке-больнице была из тех, когда вам становится неудобно, если вы ненароком кашлянули или сделали поспешное движение. Созерцательная, отрешенная. Мне казалось, что я нахожусь в церкви. Более того, я молился.
«Умри, — молился я про себя. — Пусть этот вздох станет для тебя последним».
Но Христо каждый раз делал новый вздох. Несмотря на перебои и мучительно долгие перерывы, его грудь неожиданно вновь поднималась и опускалась. Он был все еще жив, и моему ожиданию не было конца.
Большую часть времени я изучал Джеда. Он выглядел странно, потому что его волосы и борода слиплись от крови и пота. Я заметил нечто новое в форме его головы. Она оказалась более угловатой и маленькой, чем я себе представлял, и проглядывавшая сквозь мокрые пряди кожа черепа была ужасающе белой.
Он не взглянул на меня ни разу и никак не отреагировал на мое появление в палатке. Его глаза безотрывно смотрели на спокойное лицо Христо и не сдвинулись бы в сторону без надобности. Я обратил внимание, что только лицо Христо и было чистым в палатке. Под его подбородком виднелись темные пятна — в тех местах, где Джед вытирал его, — а на шее кожу уже невозможно было разглядеть из-за грязи.
Я заметил также, что небольшой рюкзачок, до вчерашнего дня лежавший справа от Джеда, исчез. Рюкзачок Карла. Я знал, что это его рюкзачок, потому что из него торчали плавки «Найк», которые Карл иногда надевал. Хотя его пропавший рюкзачок остается моим единственным доказательством, я уверен, что перед тем как покинуть остров, Карл зашел к Христо. Мне понравилась эта мысль. Проведал друга, забрал свой рюкзак, похитил лодку. Полностью выздоровел.
Время летело гораздо быстрее, чем я думал. Взглянув на часы, я ожидал, что стрелки будут показывать четыре тридцать, а оказалось, что уже пять десять. Я торчал здесь уже почти час. Сорок минут — это слишком затянувшийся уход. Но наблюдение за Христо было занятием захватывающим. Я начал думать о таких вещах, как загробная жизнь, поскольку смерть Христо, казалось, опровергала ее существование. Трудно объяснить, в чем тут было дело. Может, в его глазах, остававшихся слегка приоткрытыми, несмотря на то, что он явно был без сознания. Две светящихся щелочки обращали его в нечто дисфункциональное. Обыкновенная машина, которая, по непонятным причинам, вышла из строя.
Взглянув на часы, я понял, что должен идти. Обитатели лагеря скоро вернутся, поэтому я решил, что у меня нет иного выбора, кроме как нарушить церковную атмосферу.
— Джед, — сказал я в мягкой манере священника. — Нам нужно кое-что обсудить.
— Ты уезжаешь, — без всякого выражения ответил он.
— Да.
— Когда?
— Вечером… Вечером, когда все будут в отключке после Тэта. Поедешь с нами?
— Если Христо умрет.
— А если он не умрет?
— Тогда я останусь.
Я прикусил губу:
— Ты отдаешь себе отчет в том, что если ты сегодня не отправишься с нами, то потом вообще не сможешь выбраться с острова?
— Угу.
— Тогда тебе придется лишь в бессилии наблюдать за развитием событий. Проблемы не ограничатся прибытием новых туристов. Карл стащил лодку. Если он свяжется со своей семьей, с семьями Стена или Христо…
— Но не нагрянет же сюда таиландская полиция.
— А когда завтра Сэл обнаружит, что мы исчезли, все дерьмо…
— На меня и так уже вылилось море дерьма.
— У меня нет возможности тебя дожидаться.
— Я и не рассчитываю на это.
— Я хочу, чтобы ты отправился с нами.
— Знаю.
— А ты знаешь, что для Христо не имеет ровно никакого значения, останешься ты с ним или нет? Знаешь? При количестве вдыхаемого им кислорода большая часть его мозгов давно уже накрылась.
— Пока он будет дышать, он не умер.
— Ладно… — Я напряженно раздумывал секунду-другую. — А что если мы перекроем ему дыхание? Мы можем заткнуть ему рот. Всего на пять минут…
— Нет.
— Тебе не придется этим заниматься. Я все сделаю. Можешь подержать его за руку или что-то в этом роде. Так будет лучше для него.
— Заткнись, Ричард! — резко оборвал меня Джед, повернув голову и впервые взглянув на меня.
Но как только он посмотрел на меня, выражение его лица смягчилось. Я снова прикусил губу. Мне не понравилось, что Джед заорал на меня.
— Послушай, сказал он. — Христо, скорее всего, умрет вечером, и я отправлюсь с тобой.
— Но…
— Почему бы тебе не уйти отсюда? Думаю, Сэл не понравится, что ты здесь.
— Да, но…
— Загляни ко мне перед отъездом.
Я вздохнул. Джед повернулся к Христо. Я задержался еще на минуту, а потом вылез из палатки.
Здесь я увидел, как Кити торопливо идет к Хайберскому проходу с чем-то мокрым и непонятным в руках. Когда он возвращался, я спросил, что он делает.
— Вытаскиваю из кастрюль марихуану, — объяснил он, вытирая майкой покрытую чем-то липким грудь. От него исходил запах лимонной травы, и у него дрожали руки.
— Что?
— Я вынужден был этим заняться. Трава всплыла на поверхность. Грязнуля сразу бы ее заметил. Но варево кипело почти час, поэтому…
— Твои шорты, — сказал я.
— Шорты?
— Ты испачкался овощами. Сходи переоденься.
Его взгляд скользнул вниз.
— Черт!
— Просто сходи и переоденься. Это же не проблема.
— Иду.
Прежде чем он успел вернуться, площадка постепенно начала наполняться обитателями лагеря. Песни, смех, все держатся за руки. До начала Тэта оставалось совсем немного.
