— Чего надо? — отозвался надзиратель.
— За что меня посадили? — спросил Имран.
— А я почем знаю, — ответил надзиратель.
— Зачем же тебя здесь поставили, придурок?
— А вот я сейчас дверь открою, и сразу станет ясно, кто из нас придурок, — пригрозил надзиратель.
— Кажется, ты мне угрожаешь физической расправой, — констатировал Имран.
— Кажется, ты угадал, — глумливо произнес надзиратель.
— А знаешь ли ты, безголовый, что ты не имеешь права бить заключенных, и что за это ты можешь быть подвергнут хадду в судебном порядке.
— Чему подвергнут?
— Хадду, наказанию.
— Ишь, умник, какой, — опасливо проговорил охранник, — и вообще не положено мне с тобой разговаривать.
Дверь отворилась, и в камеру вошел давешний врач, чтобы сменить повязки на Имране. Но размотав грязные бинты он воскликнул, «Аллах акбар», и подул на свои плечи. После чего поспешил удалиться, потому что на заключенном не оказалось ни одной царапины.
Имран отошел от двери, сел в углу на корточки и задумчиво сказал вслух.
— За что же меня в этот раз посадили?
Между тем по городу поползли слухи. В торговых лавках, в ремесленных мастерских, в подворотнях, в закусочных, люди судачили о том, что в Медине появился махди. Ночью, в дервишеской ханаке, он в диспуте сразил лучшего полемиста из суфиев. Затем, когда дервиши набросились на мессию, избили и сдали его в полицейский участок, он чудесным образом исчез, но вновь появился без единой царапины на теле. И теперь власти, опасаясь махди, держат его закованным в цепи в глубоком подземелье.
Кади Медины был человеком решительным и скорым на суд. Получив из полицейского участка составленный на Имрана протокол, он сразу квалифицировал для себя дело по статьям: государственная измена, лжепророчество и подрыв священных устоев Аббасидского халифата, что влекло за собой смертную казнь для преступника. Судебное разбирательство было назначено на следующий день. Но накануне вечером кади неожиданно посетил наместник Медины.
— Дорогой друг, — сказал судье наместник, — зная вашу честность и принципиальность в делах фикха, я не буду просить вас об одолжении. Но лишь скажу о некоторых опасениях, которые возникли у меня, как у человека поставленного заботиться о порядке города. Чернь, которая, как известно, всегда недовольна существующей властью, опять зашевелилась. Полиция докладывает, что началось это сразу после ареста лжепророка.
Судья сочувственно покивал головой, он никак не мог взять в толк, чего от него хочет наместник.
— Мне известно, что на завтрашний день назначено судебное разбирательство человека обвиняемого в государственной измене. Я не буду спрашивать, какой приговор вы ему вынесете. Вы не ответите, да и я не имею права на такие вопросы. Но мне так же известно, что наказание за это преступление одно — смертная казнь.
Кади сидел с невозмутимым лицом, не желая ни подтвердить, ни опровергнуть слова наместника.
Наместник продолжал:
— Соглядатаи доносят о том, что по городу ходят слухи, мол, появился Махди, но власти города схватили его и скрывают от народа. В любое другое время, я не обратил бы на это никакого внимания. Знаете, как говорится «собака лает, караван идет». Но сейчас, в предверии священного месяца, когда в Медину начинают стекаться толпы паломников на хадж, смертная казнь была бы крайне нежелательна. Даже если преступник и лжепророк.
Кади пожевал губами и поблагодарил наместника за оказанное внимание.
— Я поступлю так, — сказал он, — как будет угодно Аллаху.
— Я уверен, что вы поступите правильно, — сказал наместник.
Воля Аллаха выразилась в том, что на следующий день Имран был приговорен к каторжным работам и сослан на соляные копи.
В этот день Абу-л-Хасан специально задержался на службе дольше обычного, чтобы заставить жену поволноваться. Он вернулся домой, когда уже начинало темнеть.
Вид управляющего сразу вызвал в хозяине дома нехорошее предчувствие.
— Что случилось? — спросил Абу-л-Хасан.
Господин, — встревожено сказал Хамза — госпожа Анна, весь день не выходит из своей комнаты. Мне даже кажется, что ее там нет.
Абу-л-Хасан заглянул на женскую половину, она была пуста.
— Это что же? — гневно спросил Абу-л-Хасан, — из всей челяди никто не видел, как она уходила.
— Сегодня никто из дома не выходил, — оправдывался Хамза, — клянусь Аллахом, я с раннего утра на ногах.
— Значит, она ушла вчера вечером.
— Только так, господин, — подтвердил Хамза.
— Выходит, она не ночевала дома, — констатировал Абу-л-Хасан.
— Выходит, — кротко согласился управляющий.
На звук оплеухи, которую Абу-л-Хасан отвесил своему управляющему из кухни, выглянул повар и тут же испуганно спрятался.
— Сонная скотина, — сказал Абу-л-Хасан, — уволю к чертовой матери, пошел прочь с глаз моих.
Хамза держась за пылающее ухо поспешил ретироваться.
Взбешенный Абу-л-Хасан, вышел из дома и отправился к лавке ибн Лайса.
В том, что Анна отправилась на поиски жены Имрана, у него не было ни малейших сомнений. Но единственное место, куда бы она могла отвести женщину, — это был дом ее отца. Еще издали он услышал неясный шум, поселивший в нем тревогу. Затем навстречу пробежал человек, за ним другой. Абу-л-Хасан обогнал мухтасиба, идущего в сопровождении полицейского. Абу-л-Хасан ускорил шаг. Когда ему навстречу попался еще один бегущий человек, он не выдержав схватил его за руку:
— Что случилось, куда вы все бежите?
— Айары, господин, — вырывая руку, торопливо сказал человек, — погром устроили.
— А что громят? — крикнул ему вслед Абу-л-Хасан.
— Иудеев, лавку Ибн Лайса, — был ответ.
Абу-л-Хасан, что было сил, побежал вперед.
Пятеро иудеев, мелочные торговцы, бакалейщик и один продавец зерна с этого же рынка пришли к Ибн Лайсу, чтобы отметить какой-то религиозный второстепенный праздник и заодно поговорить о средних ценах на некоторые товары. Когда раздался стук в дверь, они как раз пустили по кругу второй кувшин вина. Иудеи, как известно люди в еде невзыскательные, да и хозяйки у Ибн Лайса не было, если не считать, конечно, кухарку, которую Ибн Лайс давно уже собирался рассчитать, именно из-за неумения готовить удобоваримую пищу, поэтому собрание закусывало свежеиспеченным хлебом, зеленым луком и овечьим сыром.
— Ты еще кого-то ждешь Ибн Лайс? — спросил один из гостей.
— Никого, — ответил Ибн Лайс и крикнул: «Кто там». Услышав голос дочери крайне удивился и пошел открывать. Он еще больше удивился, когда увидел рядом с дочерью незнакомку, ну а когда появились бродяги, тут уж он вовсе дар речи потерял от удивления.
Айаров в Багдаде никто не любил. Но особенно их не любили торговцы. Айаров, вломившихся в лавку вслед за женщинами было четверо, то есть их было на два человека меньше, чем иудеев. К тому же, как известно вино делает с людьми чудеса. Айарам не помогли ни их спесь, ни бахвальство, ни даже ножи, которые они поспешили извлечь из широких штанин. На кухне Ибн Лайса оказалось много подручных предметов. Торговцы били незваных гостей всем, что попадало под руку. Избитых в кровь наглецов выбросили на улицу и заперли дверь. Но за то время, пока веселые иудеи обменивались подробностями битвы, бандиты сходили за подмогой и теперь брали дом Ибн Лайса штурмом, желая расквитаться с забаррикадировавшимися торговцами. Когда Абу-л-Хасан подбежал к дому, толпа количеством не менее сотни человек, в которой кроме айаров было уже достаточно зевак и любителей поживиться на дармовщину, неистовствовала, выкрикивая угрозы, бросала камни в закрытые ставни и пыталась выбить дверь. Этой вспышки безумия оказалось достаточно, чтобы гнев черни перекинулся на соседние иудейские и не только иудейские торговые лавки.
Когда Абу-л-Хасан подбежал к дому Ибн Лайса, один из головорезов прилаживал к входной двери охапку сухой травы и чиркал кресалом, собираясь поджечь дом. Абу-л-Хасан, особенно не церемонясь, пинком свалил айара, и расшвырял, занявшуюся было пламенем, солому. Пользуясь наступившим при его появлении замешательством, он ударил в дверь, и крикнул:
— Анна, ты здесь?
— Да, — услышал он испуганный голос жены.
— Видали? — послышался в наступившей тишине чей-то голос, — это один из них. Ничего уже не боятся.
Упавший поджигатель поднялся и бросился на обидчика, но Абу-л-Хасан тут же ударом кулака вновь свалил его и обратился к толпе подняв руки.
— Я, раис тайной службы повелителя правоверных халифа ал-Муктадира. Мое имя Абу-л-Хасан. Именем закона призываю вас разойтись.
Все тот же голос спросил:
— А если мы не разойдемся, что ты с нами сделаешь?
Абу-л-Хасан не колеблясь ни минуты ответил.
— Я вызвал сюда полк «муфлихийя», через несколько минут они будут здесь. Я призываю вас разойтись ибо у вас еще есть возможность избежать наказания.
