Суходолов потрогал кольт в кармане, позвал Тобаридзе, Атаманчика и Ступицу и рассказал им о том, что поедет на эту предленинградскую станцию Мга и там сведет старые счеты с Решковым и Моховым.
— Не хочу в долгу оставаться, — добавил Суходолов. — Пришел срок векселю. Так что поеду на Мгу.
— А не чудно тебе, — заспорил Тобаридзе, — что информация попала кружным путем? Тут чего-то не так. Похоже на провокацию…
— Я и сам подумал такое, да только… может информатор другого пути не имел? — возразил Суходолов. — Может что помешало? И потому, чтоб запутать след, ему надо было действовать не через Булдиху.
— И ты решил? — спросил Тобаридзе.
— Решил. Поеду.
— А может не надо? — простонал Ступица.
— Надо!
— Ну и чёрт с тобой, езжай! — крикнул Тобаридзе. — Только знаешь что? Дай мне два дня сроку. Я проверю. Достукаюсь до информатора. Скажет он — да! Тогда, что ж, езжай!
— Время зря терять? Не пойдет! — ответил Суходолов.
— Что будет, то будет. Не мешай мне, Тобаридзе, поиграть со смертью. Рано или поздно — один конец.
— Я не против, — согласился Тобаридзе, — ты сам себе хозяин, Семен Семенович. Да только — дай мне два дня. Потом — дело твое. Хочу одного: чтоб действовал ты, зная, как, что и почему. А дальше — ныряй! С открытыми глазами. Так оно смешней.
— Чего ты ерунду треплешь, — вмешался Атаманчик.
— Над чем смеешься?
— Да над тем, — глядя не на Атаманчика, а на Суходолова спокойно ответил Тобаридзе, — над тем смеюсь, что Суходолову ксиву подсунули, липовую информацию подкинули, а он поверил.
— Ничему я не поверил, — сказал Суходолов.
— Поедешь? Ага! Так ты сам лезешь им в руки! Брось, — стал просить Тобаридзе, — еще не поздно! Брось!
— Ты так думаешь? — спросил Суходолов. — А мне хочется попробовать, для проверки, что ли. Погорю? Что ж, ты посчитаешься с Решковым и Моховым. А когда будешь считаться, не забудь им сказать: это за Суходолова. А пока что — поеду. Пусть ксива, пусть липа та информация… а и в ней есть правда! Знаешь какая? Такая — на станции Мга будет не только Мохов, будет и Решков. Потому и поеду.
— А может я с тобой? — рванулся Атаманчик. — Вдвоем сподручней!
— Нет, Атаманчик, двоим на такой риск не след идти. Тебе надо остаться с Тобаридзе. Чтоб не долго смеялись Мохов и Решков.
— Как хочешь, — согласился Атаманчик. — А только зря ты тогда, на финской границе, велел мне оставить живым Мохова. Твой приказ я выполнил. Ну, скажи, зачем? Мохов теперь может думать, что откупился от нас за тот кошелечек с камешками, и улыбаться: кошелечек спас ему шкуру. Чувствуешь, Суходолов, как всё повернулось? Мохов теперь притаившись ждет конца игры на станции Мга. И он выиграет. За тебя он получит орден. Вот увидишь.
— Мне уже тогда поздно будет видеть, Атаманчик. Так что тебе и Тобаридзе придется поглядеть, как и что…
Обо всем этом, таком еще недавнем, в подробностях вспоминал Суходолов, сидя в вагоне пассажирского поезда, набитого людьми, едущими в Ленинград.
Он ничем не отличался от пассажиров. Как и все, он курил махорку, выгребая ее из кармана ватника, а в общем похож был на рабочего, для которого и существуют эти всегда переполненные поезда местного назначения.
Под его ватником был очень будничный, потрепанный пиджак, уже давным-давно пригодный для сдачи в утильсырье. Но точно такие же пиджаки висели и на плечах находящихся рядом, и потому Суходолов мог откровенно говорить с соседями или, наоборот, молчать, отвернувшись ото всех. Это никого не смущало, у каждого были свои заботы и мысли.
Суходолов сидел у окна, мимо которого бесконечной шеренгой торопливо бежали телеграфные столбы и смешно выворачивались леса и поля. Задумчиво следил он за тем, как вдруг открывшаяся снежная поляна кидалась в сторону, пропуская несущиеся сосновые волны. Но сосны тоже не задерживались, расступались, чтоб на мгновение могла показать свои избы бедная деревня, уходящая в ранние декабрьские сумерки.
Никто, конечно, не догадывался, что этот коренастый и угрюмый человек, напоминающий колхозника-отходника, живет мыслями о том, что должно произойти на станции Мга.
Поезд останавливался на всех маленьких станциях.
Суходолов читал их названия, в уме прикидывая, сколько еще таких остановок впереди.
Потом, когда наступила темнота и пассажиры начали дремать, он сунул руку в карман брюк. Это произошло минут за тридцать до прибытия на станцию Мга. Суходолов рукой определил, правильно ли лежит пистолет и можно ли его сразу, в нужный момент, пустить в ход.
И вот — последний перегон. Поезд остановился у небольшого вокзала с очень коротким названием: «МГА».
Надо было подниматься со скамьи и покидать вагон. Но Суходолов даже не шевельнулся. Склонив голову, исподлобья, он вглядывался в тёмнокрасный кирпич вокзальной стены, над которой — по меловому фону — стояли три черные буквы: МГА.
Внизу, чуть вправо от букв, на багажной тележке, скучно сидел человек в темных очках и с черными усами.
Темные очки, казалось, дремали и ни на что не обращали внимания. Разрушить дремоту мог только крик дежурного по станции:
— Ты! Давай тележку! Принимай почту!
Но дежурный не закричал.
Все, кому надо было выйти на станции Мга, уже вышли. Дежурный подал знак к отправлению. Сидящий на багажной тележке вскочил. Его темные очки медленно поворачивались слева направо. Они ощупывали каждый вагон.
— Ага, — прошептал Суходолов, и тут же вроде бы снял с чужого носа темные очки и сорвал вон те черные усы. Без очков и усов он увидел Мохова, который тогда, давно, короткой полярной весной, в точно таких же усах и с точно такими же очками приезжал на золотой прииск.
«Всё в порядке». — сказал себе Суходолов и посмотрел на буквы МГА, уже двинувшиеся в сторону.
Вслед этому движению человек в очках махнул рукой. Из каких-то щелей вынырнули люди и быстро зашагали к багажной тележке.
«Всё в порядке», — повторил Суходолов и медленно поднялся со скамьи. Он двигался не спеша, оглядывался, словно кого-то разыскивал. Так переходя из вагона в вагон, он попал, наконец, на площадку последнего вагона, высунулся из тамбура и в тот же миг заметил, что «зеленый свет» еще далекого семафора сменился «красным».
Что это значит, Суходолов понял. Ему было ясно, что Мохов поднял тревогу. На выходе — перед красным светом семафора — поезд задержат. Появятся чекисты. Что дальше? Нет, Суходолов не пожалел о своем решении поиграть со смертью. Но всё складывалось не так, как он думал. Поэтому… Да, игру надо отложить. Сейчас что? Поезд уже начал замедлять ход. Самое большее — через минуты две-три они появятся здесь, кинутся по вагонам. Интересно, будет ли тут Мохов в очках и при усах?
Суходолов переложил пистолет в боковой карман пиджака и сорвался с подножки вагона в темноту, очень трезво приноравливая силу своего толчка к быстроте движения поезда, теперь уже на тормозах идущего к красному свету семафора.
Тут Автор пропускает несколько дней, ничем примечательным не отмеченных с той минуты, когда Суходолов, бросив поручни вагона, очутился под ночным северным небом.
Эти дни были наполнены приглушенной, но злой нервностью Тобаридзе и Атаманчика. Они ждали каких-то важных известий. Известия не поступало. Атаманчик и Тобаридзе обменивались взглядами из-под насупленных бровей.
Всё это настораживало Другаса. А не оправдавшие себя попытки узнать, куда уехал Суходолов, Другас воспринял как предупреждение, что игра приближается к концу, и что ему из этой игры вряд ли удастся благополучно выскользнуть.
Вспомнив о бесследно исчезнувшем Ловшине, Другас принялся убеждать самого себя, что ему не остается ничего другого, как сорваться и незаметно уехать. Другого выхода, так казалось ему, не было, но страх перед Решковым и Моховым заставил его остаться на месте и ждать сигнала.
Но сигнал не поступал, и Другас взялся за обработку Ступицы. Отчаянный, и вместе с тем простоватый, Ступица выглядел таким, кого за бутылкой водки легко втравить в нужный разговор.
Другас даже удивился, до чего легко откликнулся Ступица на предложение «выпить со скуки».
— Со скуки, говоришь? — спросил Ступица. — Верно. До каких пор маяться?
Другас вздрогнул от радости: если человеку «маятно», то влей ему в глотку хорошую порцию водки и дальше всё пойдет, как следует.
Расчет Другаса был правильный, проверенный на практике, но на этот раз не оправдавшийся. А почему — о том в рассказе —
Как вернулся Суходолов и как закончился Другас
Всего лишь несколько раз побывал Другас в задней комнатке кабачка Наума, и вот уже почувствовал, что этот вечно полупьяный Ступица, хитро и, главное, незаметно, с наивной непосредственностью сбивает его с толку своей дурацкой болтовней.
