Но мне совсем не радостно от такой победы. Я чувствую себя еще меньше и ничтожнее. Без волшебной палочки — брата Андрюшки — я бы ничего не смогла сделать с системой и с вирусом Громовского. Меня бы выперли из школы, Илюша ходил бы и ухмылялся, глядя на Кирилла. Я преувеличиваю, да, я преувеличиваю. У Розы нет волшебной палочки, и она как-то справляется, не справляюсь я, Аня Данилевич, переводчик с немецкого и на немецкий, которого почти раздавила школа.
— Я, наверно, не уйду из школы, — сказала я Розе перед родительским собранием. Специально заставила себя зайти к ней.
Она взглядом остановила меня на пороге. Я на секунду заколебалась, а потом все же вошла.
Роза удивленно посмотрела на меня.
— Доработаешь до конца года? — Не дав мне ответить, она продолжила: — Ты извини, не могу с тобой говорить, мне надо к собранию отксерить тут всякую ерунду.
— Роз… Я вообще из школы не уйду. Ты не против?
— Я? — Роза пожала плечами. — При чем тут я? Аня, мне некогда с тобой беседовать. Иди объясняйся с директором.
— Роз… Ну прости меня за это прозвище. Я же назвала тебя… ну не знаю… в шутку… и от восхищения…
— Что ты хочешь от меня, Данилевич? — Роза распрямилась и нависла надо мной. Жуткое, надо признаться, ощущение.
— Хочу, чтобы ты не обижалась на меня. Я беру с тебя пример. Я бы сама с удовольствием обладала такой же человеческой силой. Но я не обладаю.
— Ага, ты обладаешь острым языком и… кое-какими другими свойствами. Наслышаны, наслышаны, — Роза снова отвернулась от меня и наклонилась над принтером. — С такими свойствами, Аня, тебе нечего бояться. Я советую тебе повесить табличку на кабинет: «Данилевич А. Л., сестра…» Ну и далее по тексту. — Она вдруг резко выпрямилась: — Ну чего, чего ты хочешь от меня? Зачем ты в школу пришла нашу? Чтобы опозорить ее? Прославила на весь район, на весь город? Не справлялась с Громовским, сказала бы!
— Он Кирилла избил, вместе с другими мальчиками, ты же знаешь, Роза… — тихо сказала я.
— Избил, избил… Ну избил. Разобрались бы как-нибудь. Что ты полезла на рожон? Как нам теперь отношения выстраивать с управой, с Департаментом образования? А? Не знаешь? Хорошо, хоть по центральному телевидению не показали!
Я хотела сказать Розе, что должны были показать, уже выехали, да волшебная палочка отмашку дала — в другое место ехать, сюда не надо. Школу уж до конца решили не позорить — «волшебная палочка» и его сестра. Но не стала говорить.
— Ты детей перевела все-таки в другой класс? — спросила вдруг Роза.
— Да.
— И что, твой обалдуй там так же дерется?
Я помолчала, глядя, как Роза, стоя, чуть склонившись над своим столом, ловко щелкает мышкой, выбирает какие-то документы в компьютере и отправляет их на печать.
— Данилевич! Ты что, не слышишь?
— Роз, не надо так со мной разговаривать, Никитос — не обалдуй, и я не троечница из девятого класса.
— Ой, — всплеснула руками Роза. — Извините, что это я! С ума совсем сошла! С кем говорю! Забыла! Ой! Простите, государыня-матушка, барыня вы наша боярыня, — Роза низко поклонилась мне, стукнувшись при этом лбом об стол, и довольно сильно. Распрямилась, вся красная, в дверях стояли уже две родительницы, чуть пораньше пришедшие на собрание.
Роза, не разобрав, кто там, прокричала:
— Дверь закройте!
Те испуганно закрыли дверь.
— Роз, это родители.
— Да один черт, уже все равно все изгадила! — махнула она рукой. — Ты, ты, Данилевич, все изгадила! И я — тебя — не боюсь, ты поняла? Не бо-юсь! — Роза отчеканила по слогам.
— Роз, — вздохнула я. — А вот я тебя боюсь.
— Потому что я Нецербер, да? — нервно захохотала Роза. — Да, да, пойди расскажи всем — учителям, детям! Всем!
— Что ты так орешь? — не удержалась я. — Я никому — кроме тебя, никому не говорила.
— А Толику?
— И Толику не говорила, как именно назвала. Честное слово.
— Да? — Роза подозрительно посмотрела на меня. — Зуб даешь?
— Даю, передний.
— А что ж он так интриговал, интриговал…
— Интриган потому что. И облом ему вышел. Вот и интриговал.
— Да ладно! — засмеялась Роза, уже вполне нормально. — Клинья подбивал, что ли? А Евгений Борисович — тоже в пролете?
— Роз, я же почти замужем, ты знаешь. И никакие Евгении Борисовичи и Толики, до боли похожие на мою размазню, мне совсем неинтересны, поверь мне.
— Голубоглазый Игоряша, помню, помню, — сказала Роза, нарезая какие-то объявления для родителей.
— Ну да. Только мой голубоглазый Игоряша теперь хочет жениться на Юляше Гусаковой.
Роза от неожиданности хватанула себя ножницами по ногтю.
— Вот черт… — она подняла на меня глаза. — Да ты что? Ты серьезно?
— Куда серьезнее.
— Ладно, расскажешь потом, — неожиданно мирно сказала Роза. — Всё, иди, а то уже время. Родители пришли. Мне еще причесаться надо.
Роза достала яркую помаду и мазанула по губам, четко, быстро, ровно, как профессиональный гример.
— Вот, хороша я хороша, — сказала она, глядя на свое отражение в маленьком зеркале над мусоркой и приглаживая короткие волосы. — Давай, Анька, топай к своим. Первый раз же всех увидишь? Не о том думаешь перед собранием. Смотри, чтобы не разорвали, оборону держи. Есть там у вас парочка заводных…
— Я, знаешь, как делаю? — сказала я, не очень уверенная, что правильно поступаю. — Я представляю, что я — это ты. И тогда мне не страшно.
— Виват, королева, виват! — сказала Роза и пошла сама открывать дверь родителям. — Марина Тимофеевна, здравствуйте, давненько вас не было… Оч-чень кстати пришли…
Пока я поднималась по лестнице в свой кабинет, позвонил Игоряша.
— Нюся…
— Да, привет, Игоряша, только быстро, у меня родительское собрание.
— Привет… Как дела? — с большими паузами начал Игоряша.
— Игоряш, пожалуйста, у меня нет времени! Не тяни…
— Кота за яйц…? — смело закончил Игоряша, тут же поперхнувшись от собственной смелости.
Я даже остановилась.
— Игоряша, ты, часом, не сбрендил? Это вообще ты?
— Да, это я! — прокашлявшись, продолжил он в таком же неумело-хамском тоне. — Я!
— Успокойся и говори нормально, что ты хотел? Будем считать, что я не слышала твоих хулиганских слов.
— Нюсь… — вдруг сказал Игоряша другим голосом, обычным голосом манной каши, надоевшей до икоты и родной. — Почему дети мне не звонят? Почему ты мне не звонишь? Я болею. Я написал тебе смс-ку.
— Я не видела, прости. А что с тобой?
— Грипп. Пью антибиотики. Плохо себя чувствую.
— Тебе принести что-то?
— Н-нет… — с заминкой сказал Игоряша. — Не надо.
— Понятно. Тебе все принесли. Или им даже и приносить не надо, они там теперь у тебя под боком, картавые, и заботливые, и очень ловкие?
— Нюсь, ты меня ревнуешь? — с искренней надеждой спросил Игоряша.
— Не знаю, — так же искренне ответила я. — Может быть.
— А как Настя? Говорит обо мне? Вспоминает?
— Честно? Нет. Она оказалась неожиданно гордой девочкой. И даже жесткой. Никитос как-то спрашивал.
— Неправда, — сказал Игоряша.
— Правда. Спрашивал, когда ты принесешь вертолет, который взял починить.
— А! — обрадовался Игоряша. — Вот видишь, какие корыстные дети!
— Да не говори, Игоряша! Корыстные, наглые и вообще не твои!
— Не мои? — серьезно переспросил Игоряша.
— Ты чем-то еще хочешь поинтересоваться? Здравствуйте, — поздоровалась я с проходившими мимо меня мамами — они шли в мой класс.
Мамы с интересом посмотрели на меня. Догадались, наверно, по описанию детей, что это я.
— Да, хочу, — грустно сказал Игоряша. — Ты меня любила когда-нибудь?
— У тебя сейчас какая температура?
— Тридцать восемь и два.
— Вот когда будет хотя бы тридцать семь и один, я тебе скажу. А сейчас не могу.
— Значит, не любила, — вздохнул умный Игоряша.
— Еще вопросы есть?
— Есть. А что ты… вообще что делаешь?
— Я? Замуж выхожу.
— За кого? — испуганно спросил Игоряша. — За меня?
— Ага. А за кого еще? У тебя есть для меня другие варианты?
— Н-нет… Нюся… Но это так неожиданно… Я как-то сейчас… гм…
— Ладно, проехали. Ты деньги собираешься приносить в этом месяце?
— Нюсечка, Нюсечка, — заторопился Игоряша, — вот я как раз хотел сказать… Ты понимаешь, у меня сейчас с деньгами не очень…
— Не понимаю.
— Я говорю…
— Не понимаю, — прервала я его. — И не слышу ничего. Ерунду не говори. Пожалуйста, на питание детей деньги принеси завтра. Если у тебя температура, то послезавтра. И чтобы такой скотский разговор про деньги у нас происходил первый и последний раз. Ты не виноват, что тебя когда-то родила Наталья Викторовна, а Настя и Никитос не виноваты, что они родились у тебя и меня. И мы — оба — обязаны их кормить и растить. Тебе это ясно? Независимо от количества новых детей, которые у тебя скоро появятся.
