Конечно, замерзла. Однако летом и осенью она течет медленно–медленно! В ясные дни она вся переливается, сказала Дорте, сунула нос между курткой и полотенцем и подышала туда теплом. Она склонилась над свертком, пока боли не сбросили ее с ящика, как мясник разделанную тушу. Она встала на колени, кругом был снег. По ногам потекло что–то теплое, и все надолго стало невыносимым.
А потом боль прошла. Словно все ей только померещилось. Она встала и свободной рукой ухватилась за перила. Снизу поднимался гул. Из всех звуков в мире этот она знала лучше всего. Река!
Дверь, ведущая на лестницу, распахнулась, словно от сквозняка. Дорте оглянулась, ища, где бы ей спрятаться. Но к ней быстро подбежал человек в форме.
— Привет! Вот ты где! А теперь успокойся! Идите сюда! — крикнул властный женский голос.
— Это просто река, она не опасна, — спокойно сказала Дорте по–русски и обеими руками подняла сверток над решеткой. Когда она отпустила его, лунный свет сделал полотенце зеленым. Оно слегка развернулось, совершило круг, а потом полетело вниз. Дорте быстро вскочила на ящик и перекинула одну ногу через перила, это оказалось очень просто. Но чья–то железная хватка вернула ее обратно, и звонкий голос запел что–то луне.
Дверь на лестницу снова распахнулась, и на крышу выбежали сразу несколько человек. Теперь она была в их руках. Они толпились вокруг нее, словно она была приманкой, от которой каждый норовил оторвать кусочек. Слишком большой приманкой. Несколько рук схватили ее и оттащили от перил. Она пыталась вырваться, дралась, кусалась, но их было слишком много. Один из них сделал быстрое движение, и толпа распалась. На запястье у Дорте защелкнулись наручники. Как собачья пасть.
— Спокойно! Спокойно! — услышала она, а они грубо ощупывали ее руки, тело, словно поймали вора.
Неожиданно Дорте поняла, что река исчезла или устремилась мимо. У нее начались схватки, и ноги перестали держать ее, поэтому она просто упала на чью–то грубую холодную форменную куртку. Блестящие пуговицы оцарапали ей лоб. Все затихло. Ей стало почти тепло. Ее окружала стена из тел. Ветер не проникал сквозь эту стену. Может, ей даже удастся заснуть.
Какой–то человек показал на снег, перевесился через перила и посмотрел вниз.
— Здесь полно крови! Что она туда бросила?
Дорте тихонько засмеялась. Смех у нее был скрипучий, она уже не помнила, когда смеялась в последний раз, но это был все–таки смех.
— Моисей спасся в тростниковой корзине… — проговорила она. Русские слова звучали как стихотворение.
Она упала на колени, и они помогли ей подняться. Двое — справа и слева — поддерживали ее. И пока они тащили ее к двери, на террасу вышли еще двое.
— Вы что, полные идиоты? Неужели вы не видите, что она рожает!
— А ты кто? — крикнул один из них.
— Это я звонил вам и просил помочь освободить отсюда девушек. Одна из них сидит сейчас в моей машине.
Вдруг вспыхнул ослепительный свет. И когда глаза Дорте привыкли к нему, она увидела Улава, склонившегося над человеком с фотоаппаратом.
— Пошел к черту со своими снимками! — крикнул кто–то, а другой прямо над головой у Дорте проревел, чтобы у всех дверей выставили охрану и никого из дома не выпускали.
Они везли ее во внедорожнике. Но руки у нее были свободны. Она могла греть их, держа под мышками Время от времени она шарила вокруг, ища за что бы уцепиться. На этот раз схватки не проходили. Она запачкала всю машину, однако, очевидно, это было не важно. Никто не бранился. Какая–то женщина села рядом с ней и что–то сказала, но Дорте не поняла ее. Впрочем, это было безразлично. Со свистом вдыхая и выдыхая воздух сквозь зубы, она все равно не могла бы им ответить.
Прошло довольно много времени. Дорте на каталке ввезли в помещение, и воздух здесь был совершенно иным. Дорте показалось, что ей отрывают' бедра. Она услышала свой крик: «Папа, папа!», но отец ей не ответил. Кто–то в белом халате стащил с Дорте теплую куртку и всю одежду. Один тапок свалился у нее с ноги еще в коридоре. Она не могла найти норвежских слов, чтобы сказать об этом. Все было бессмысленно, потому что ничего еще не кончилось, ей это только показалось. На действительность нельзя полагаться. Никогда.
— Спокойно! Дыши! Ну! — приказывал голос над ней. Другой голос уверял, что она бросила ребенка с крыши.
— Ребенок у нее один, и он вот–вот родится! — раздраженно сказал первый голос и заглянул ей между ног.
Ее плечи и грудь были закрыты простыней, но нижняя часть тела — ярко освещена и выставлена на обозрение этим людям. Выворачивая челюсть, Дорте хватала ртом воздух, а белые, чистые фигуры стояли вокруг и отдавали приказы. Тем не менее у нее хватало воздуха и на выдох и на Ларины русские ругательства.
— Береги силы, все идет хорошо! — сказал кто–то. Голос принадлежал не отцу, но в голове Дорте всплыли его слова: «Ребенок не позор, а очищение». Тогда она схватила чью–то руку и нашла слова:
— Помогать мне! Не надо давать ребенок Антрепренеру! Он его продать! Я не шлюха!
Потом, когда пленка пота покрыла ее, словно вторая кожа, приветливый голос спросил, не хочется ли ей пить. И норвежские слова пришли так легко, словно только и ждали, чтобы кто–нибудь задал ей этот вопрос.
— Стакан молока, пожалуйста!
Она ходила и искала серого слоника, завернутого в полотенце. Рядом текла река. Собственно, Дорте не знала, река ли это в городе Тома и Лары или река у них дома, в Литве. Опасные стремнины сделали ее чужой. Дорте не решалась подходить к воде слишком близко. Морозная дымка была непроницаема. Кусты на берегу стояли в инее. Но неожиданно, когда она остановилась под их с Николаем деревом, выглянуло солнце. Его тепло изумило Дорте. Оно сразу все растопило. Она попробовала схватить пригоршню талой воды, но это у нее не получилось. Воду не ухватишь, она утечет, и останется только лужа. Пока Дорте стояла на берегу, распустились листья и земля вокруг покрылась зеленой травкой. Она пошла босиком по теплой воде. Это была не река, а озерцо, образованное талой водой. На противоположном берегу отец удил рыбу Дорте пошла к нему по воде, но он крикнул ей, чтобы она оставалась там, где стоит.
— Папа, я хочу к тебе! — крикнула она.
— Об этом не может быть и речи! — ответил он и скользнул в воду, таща за собой удочку. Некоторое время цветные поплавки и мушки–наживки еще плавали на воде. Потом осталась только память о них.
Принося благодарность редакторам и читателям издательства «Гюльдендал Норск Форлаг», я должна также назвать людей, оказавших мне бескорыстную помощь в создании этой книги. Сердечное спасибо:
Нильсу Юхансону, Тюре Тённесен, Юхану Бургосу, Кьетилю Колсрюду, Венке Ли Евер, Эвену Утерхюсу, Гейру Хюставнесу, Туве Смодал, Сигне Крокнес, Берит Кьярран Нурлинг, Исаку Рогде, Ольге Дробот, ЕвеУкуте, Розе Зибуркуте, Астрид ди Вибе, Хильде Вассму, Бьёрну Хюллебергу, Лайме Зиберкуте, Эгле Исганайтуте и всем, кого я встретила в Литве.
Особую благодарность я приношу молодым женщинам, отважившимся выступить в суде в качестве свидетелей против своих обидчиков. Мы обязаны защитить их, помочь им и относиться к ним с уважением. А также должны приложить все силы к тому, чтобы остановить посягательства на свободу женщин и торговлю ими.
Хербъёрг Вассму
Я Том (англ.).
О'кей… глупенькая… О'кей. Успокойся… Поешь, пожалуйста! (англ.)
Дорте, никто сюда не придет. Ты в безопасности (англ.).
Только у меня — и у Лары (англ.).
Та дама из России. О'кей? (англ.)
Извини! (англ.)
Ниссе — персонаж норвежского фольклора, своего рода домовой
С днем рождения! (англ.)
Оперативная группа (нем.).
Приготовься! Марш в комнату! (англ.)
