— Какая-то заумь. Решил поумничать напоследок?
— Нет. Говорю, о чем стал думать с недавних пор. Согласно твоим словам, власть уже не рассматривает себя, как один из инструментов государства. Она превратилась — и это ни для кого не секрет — в инструмент элитарности. Особенно верхушка. Что более всего заметно на примере России, где даже малый чинуша с истерией и пеной у рта лезет из кожи вон, чтобы показать, что он уже вступил в элитарный клуб власть предержащих. Кстати, в этой связи, мне кажется, что российская модель руководства должна быть показательна обычным гражданам во всем мире, какая в будущем будет власть в каждой отдельно взятой стране. Потому как сегодня правящая элита всех остальных государств, тем более высокоразвитых, весьма умело научилась скрывать истинное отношение к народу. У нас же просто и банально не церемонятся ни с кем. И поэтому правительство дошло до логического решения проблем с гражданами, в очередной раз с легкостью распорядиться судьбами людей. Правда, теперь с одной только поправкой, у них в планах устроить бойню.
— Бойня будет не только в России.
— Ах, да, забыл, бойня будет мирового масштаба. Гениально! При этом нет объявления войны. Как это было раньше, когда одно государство воевало с другим. Надо же? Власть решила не просто себя сохранить, считая, что народ сам перегрызет глотки друг другу, она еще и замахнулась на руководителя в светлом будущем! Конечно, почему бы и нет? Прокормить надо будет меньшее число людей. Как управлять — во власти знают. А после пережитого, да кровавого, народ станет податлив. И так далее. Все верно. Но!.. Это, если думать так, как ты, Богдан. Только они просчитались. Сегодня проблема не столько там, где власть и народ, а она куда более глубже и шире — каждый человек заражен одним вирусом и название ему — корысть. А у тех, с кем ты начнешь жить в закрытом резервуаре, корыстью поражены поименно и неизлечимо — на уровне злокачественной опухали, от которой невозможно избавиться. И это правящую элиту в тысячекратном разе отличает от простых людей! Поэтому, там, в наглухо огороженном пространстве, вы быстрее перегрызете друг другу глотки нежели, оставшиеся тут, люди.
— Рамсес, — почти завизжал Богдан, — ты многого не понимаешь!
— Вразуми! — побуждал он Богдана, чтобы тот окончательно вышел из себя.
— Да ладно, — на удивление спокойно ответил Богдан. — Брось. Даже, если гипотетически, повторяю, гипотетически рассматривать всерьез то, о чем ты говоришь, то, не забывай об одном и весьма важном моменте, все те, кто участвует в этом — это главы всех стран и к ним же приближенные люди. Все они — воспитанные, интеллигентные и высоко интеллектуально развиты, чтобы понять, ради чего все это затеяли. Так что, мы благополучно дождемся конца тех разборок, которые начнутся после того, как всем людям официально объявят: хотели жить без власти? Пожалуйста, живите! Добро пожаловать!
— Или, бабло пожаловать!
— В смысле?
— Говоря вашим языком и через призму вашего мышления, правильней сказать населению, бабло пожаловать! Потому что затея основана только на одном — на деньгах или, как говорят у нас в народе, на бабле.
— Не важно — не в этом суть затеи.
— Именно в этом и состоит суть — она замешана на бабле.
— Да, хоть на чем! Но, повторяю, все эти люди — воспитанные, интеллигентные и высоко интеллектуально развиты, чтобы понять ради чего все это затеяли.
— Как можно видеть, эти умные люди немного понимали, когда затеяли эксперимент, — Рамсес ехидно уточнился, — с банковскими вкладами на Кипре, чтобы опробовать схему, а в дальнейшем применить ее в мире… И чем все закончилось в итоге?.. Политика давно напоминает одревесневший сук, что находится в состоянии покоя и поэтому ничего живого там быть не может. И штука в том, что этот сук уже никуда не годится, он скоро сломается. Но политики продолжают держатся за него двумя руками, висят на нем и упорно кричат, что он пригоден для жизни, всеми силами не желая обратить свои взоры на само дерево — иначе говоря, на всех нас — простых смертных, но мы — и есть это самое дерево жизни.
— А здесь, Рамсес, уместно напомнить о быдловатом народе, который и паникует, и…
— И это понятно, — перебил Рамсес и добродушно улыбнулся, добавляя: — мы же, народ, живой.
— Так беседовать невозможно, мы с тобой не понимаем друг друга. Ранее я этого не замечал… — задумчиво произнес Богдан, и сильно нервничая. — Мне жаль, что ты перестал воспринимать правильно реальные шаги по выходу из сложившейся ситуации, как в стране, так и в мире. Потому ты теперь рьяно и в корне стал отвергать умные и грамотные решения людей из общества достойных.
— Это я-то не понимаю достойных?! — искренне возмутился Рамсес. — А как же быть с перспективой будущего руководства выжившим населением в той или иной стране? Этот вопрос в вашем достойном обществе решится бескровно?.. Когда еще, как не в резервуаре застолбить за собой место и стать безоговорочным лидером в государстве, а, возможно, что и в мире, пусть даже на ближайшие годы? Руководимые корыстью, там, вы перебьете сами себя быстрее, чем здесь обычные граждане друг друга. А выживет среди вас тот, кто сбежит из вашего ада. Но и этому не суждено сбыться. Я уверен, есть приказ, ликвидировать каждого, кто несет потенциальную опасность тем, что предаст огласке замыслы руководителей. Вот и получается, что, движимые корыстью и благодаря малодумающей охране, вы — там у себя — обречены.
— Короче, — прокричал Богдан, трясясь от негодования, — меня достало общение с тобой! Главное я уяснил, ты не едешь!!!
— Еду, — спокойно ответил Рамсес, — но не с тобой.
Богдан изменился в лице. Стараясь выглядеть уравновешенным, он пытался говорить спокойно:
— Впрочем, — к своему нервному состоянию он изобразил еще и гримасу, будто предается раздумьям, — теперь уже, даже если ты и согласился бы ехать со мной, то, я бы тебя не взял с собой. Только, вот, мне осталось решить последний вопрос, — он злобно посмотрел на Рамсеса. — Извини, но у меня не остается выбора, — Богдан пожал плечами, — информация-то закрыта от всего населения. А ты обо всем узнал.
— И, что дальше?
— А то, что внизу находится охрана, которая, если им дать задание, сможет тебя заставить замолчать.
— Убить?
— Хорошо. Правильно. Убить. И, как мне теперь поступить?
— К чему это театрализованное представление передо мной? Ты пришел ко мне с предложением, отказавшись от которого у меня, как и у тебя, теперь не остается выбора. К тому же, когда ты затевал относительно меня, моих планов, переезд с тобой в закрытый резервуар, ты знал, на что ты идешь, если услышишь от меня отказ. Поэтому продолжай поступать, как и всегда, так, как только ты считаешь нужным.
— Ох! Прямо-таки герой!
— Не могу сказать обратного в силу сложившихся обстоятельств.
— О! Еще и присутствие чувства юмора — оно в тебе всегда мне нравилось. Но я сейчас о другом. Что делать-то с тобой? Вот, не знаю. С одной стороны, мы бывшие друзья…
— Сразу же поправлю тебя. Как оказалось, мы никогда не были друзьями. У каждого из нас исключительно присутствовала выгода от общения.
— Ну, хорошо. Но, ведь, мы плотно общались.
Бывший друг начал изображать чрезмерную задумчивость.
— Богдан, хватит упражняться в театральности и сентиментальности. Уж мы-то с тобой знаем, что тебя это не красит, в силу отсутствия внутри тебя настоящих чувств. Побереги себя для представлений с телками, кто согласен быть трахнутым тобой. Тебе же меня никогда не трахнуть, ни в переносном смысли, ни, тем более, в прямом.
— Да, брось, — продолжал кривляться Богдан, делая вид, что не особо предает значение последнему метафоричному высказыванию, — чувства мои, как и у всех — не лучше и не хуже.
— Согласен. Ты такой же, как многие.
— А ты теперь не такой, как мы — многие?
— Тебя это обижает? Или, что более вероятно, это тебя оскорбляет. Ты ко мне пришел, как представитель элиты, да еще и с приглашением в элитарный клуб. Мне же удалось тебе объяснить, что ты не более чем представитель тех, у которого нет будущего. Правда, с одной поправкой, что вы глубже других погрязли в дерьме, из которого вам уже никогда не выбраться и вы себя все дальше и больше туда загоняете — в том числе и в закрытый от остальных резервуар. Вот и получилось, что я выгляжу представителем лучшего будущего, нежели возомнил о себе ты. Что? Я прав? Ни это ли тебя сильнее оскорбило?
Богдан нервно подергал мышцами скул.
— А знаешь, давай посмотрим, кто из нас представитель, какого будущего?
Бывший друг прибывал в мрачном настроении, он молча повернулся, вышел из спальни и быстрыми шагами направился к выходу. Судя по смене настроения Богдана и хорошо зная его, Рамсес понимал, что, о том новом, о чем Богдан услышал, об этом он станет думать. Пусть не сейчас, но со временем — это точно.
