Поскольку я причинил немало огорчения и беспокойства отцу своим неподобающим поведением, то почувствовал себя виноватым, когда вскоре произошел несчастный случай во время верховой езды. Всего через день после нашего жаркого спора мы с братьями, а также несколько людей отца, включая Сахра, катались на лошадях на территории кандагарской базы. Мы встретили отца. Он сидел на лошади Османа, сером скакуне по кличке Секуб. Увидев нас, отец пустил лошадь в галоп. Когда он присоединился к нам, мы устроили гонки на небольшой площадке, длиной всего в полмили. Поскольку отец почти не видел правым глазом, он не заметил канаву примерно в метр глубиной, тянувшуюся по всему периметру стены — ее использовали для свалки отходов. Пытаясь догнать нас, отец развил огромную скорость и влетел прямиком в эту канаву, так что его выбросило из седла головой вперед.
Друг отца закричал:
— Абу-Абдулла упал!
Все среагировали моментально: развернули лошадей и помчались на помощь. Я обогнал всех и первым оказался подле отца, поднял ему голову, опасаясь, что он сломал шею. Отец не говорил ни слова. Увидев его бледное, перекошенное лицо, я понял, что он испытывает чудовищную боль, но в своей обычной манере отказывался признать, что чувствует хоть малейший дискомфорт. Сахр побежал к своей лошади, крича:
— Я подгоню сюда грузовик.
Он умчался так, что только копыта сверкали.
К тому времени отец, превозмогая боль, поднялся на ноги. Он не позволил оказать ему помощь. Молча стоял и не отвечал на наши расспросы, пока Сахр не вернулся на грузовике, сказав:
— Доктор Завахири ждет вас в доме Ум-Хамзы.
Это означало — в доме тети Харийи. Он находился ближе всего от места падения.
Все еще отказываясь от какой-либо помощи, отец сел в грузовик, и Сахр поспешно завел мотор, тронувшись с места в то же мгновение, как отец рухнул на сиденье. Остальные, не теряя ни секунды, вскочили на лошадей и пустили их быстрым галопом. Кто-то подхватил за поводья и Секуба — лошадь не получила никаких травм.
Мы примчались как раз в тот момент, когда отец входил в дом тети Харийи. Доктор Завахири торопил нас, распорядившись довести отца до ближайшей кровати. Пока Завахири осматривал отца, нам ничего не оставалось, как стоять рядом и испуганно наблюдать.
Наконец Завахири объявил нам, что опасных для жизни травм у отца не обнаружено, но заметил:
— Наблюдается острая боль в области грудной клетки.
Он посоветовал сделать рентген и провести более тщательное обследование. Было решено, что один из шоферов, лучше всех знавший территорию Пакистана, отправится через границу, найдет хорошего врача и привезет его сюда со всем необходимым медицинским оборудованием, чтобы отец мог получить необходимое лечение, не уезжая из Кандагара.
На следующий день известного пакистанского хирурга доставили прямо к постели отца. Как и предложил доктор Завахири, вместе с ним привезли новейшее медицинское оборудование. Вскоре рентген подтвердил, что у отца сломаны ребра, как и подозревал Завахири. Все знали, что единственный способ лечения в данном случае — ждать, пока они не срастутся. Моему неугомонному отцу пришлось месяц пролежать в постели, пока мама и тети заботились обо всех его нуждах — так много времени жены отца не проводили с ним с первых лет своего замужества.
Отец не мог поверить в то, что случилось, ведь он был опытным наездником и с раннего детства скакал на лошадях. Помню, как я сидел рядом с ним, а он, посмеиваясь, говорил:
— Вот так-то, сын. Америка много лет пытается убить меня, используя самое точное и смертоносное оружие, какое только есть в мире. Могущественные Штаты не в состоянии навредить мне, а одна маленькая лошадь чуть не отправила меня на тот свет. Жизнь поистине полна загадок, сын, поистине полна загадок…
Когда ребра наконец зажили, отец выглядел совсем тощим и осунувшимся. Травма и вынужденное бездействие истощили его прежде неиссякаемую энергию. Прошло много месяцев, прежде чем он окончательно оправился от случившегося.
Хотя Секуб и не пострадал, никто из нас больше не хотел даже смотреть в сторону жеребца, не говоря уж о том, чтобы ездить на нем верхом. Его подарили одному афганцу, которого я не знал лично.
В жизни отца было много сложных моментов, включая общение с лидером талибов муллой Омаром. Афганистан — опасная страна, и отца беспокоило, что муллу Омара может постичь та же участь, что и муллу Нураллу, а тогда отец снова останется без покровительства. Афганцы не забывали, что он араб и не принадлежит ни к одному из афганских племен. Этот факт сильно ослаблял его позиции.
И если отец заставлял своих врагов попотеть, постоянно передвигаясь по стране и редко проводя две ночи в одной постели, то мулла Омар жил в уединении в Кандагаре, редко покидая свой дом. Убийцам не составило бы труда его отыскать.
После покушения на нас в Хартуме отец не переставал напоминать, что за джихад приходится платить неусыпной бдительностью. Он не раз пытался убедить муллу Омара, как важно оставаться движущейся мишенью. Но лидер «Талибана» не внимал советам отца. Мулла Омар был убежденным фаталистом, он верил: произойдет лишь то, что угодно Богу. И заявлял, что спит совершенно спокойно и ничуть не волнуется по поводу потенциальных убийц.
Как-то раз возле дома муллы в Кандагаре появилась большая автоцистерна для перевозки воды. Это было странно, потому что в доме муллы имелся водопровод, но никто не обратил внимания на машину. А вскоре раздался страшный взрыв, разнесший весь дом и убивший двух или трех жен муллы, двух братьев и множество слуг. Но сам мулла Омар получил лишь пару царапин.
Однако, даже лишь чудом избегнув смерти, мулла Омар остался верен старым привычкам. Слуги уверяли, что мулла по-прежнему спит по ночам безмятежным сном младенца, ведь его сердце знало, что жизнь и смерть в руках Господа.
Вскоре после взрывов в американских посольствах и атак Клинтона на учебные лагеря США Саудовская Аравия и ряд других государств стали оказывать давление на талибов, призывая их выслать отца из Афганистана. Вспомнив болезненные перипетии изгнания из Судана, я поверил, что история повторится.
Все хотели арестовать отца, судить и приговорить к смерти. Я видел, какое напряжение испытывал отец, когда эти слухи стали доходить до его ушей. Оставалось немного мест, где он мог бы найти убежище. Если его выкинут из Афганистана, он не знал, где сможет отыскать приют, разве что в отдаленных уголках Пакистана или Йемена.
И хотя мулла Омар был не из тех людей, что позволяют посторонним вмешиваться в свои дела, американский удар по Афганистану привлек его пристальное внимание.
Как-то раз я бесцельно слонялся по офису отца на кандагарской базе, когда пришло сообщение, что мулла Омар собирается навестить нас ближе к вечеру. Оставалось всего несколько часов, чтобы подготовиться к встрече. Стремясь произвести должное впечатление, отец засыпал своих людей указаниями, распорядившись приготовить угощение и привести в порядок самую красивую часть сада, чтобы принять там муллу.
Отец надел по такому случаю саудовский тоб и сел ждать. Это было очень важное событие: в первый раз мулла Омар покинул свой дом и ехал навестить отца. Заметив, как нервничают Абу-Хафс и Завахири, обычно такие спокойные и невозмутимые, мы с братьями тоже разволновались и сели ждать рядом с отцом.
Вскоре дозоры отца сообщили, что колонна из двенадцати черных ленд-крузеров с тонированными стеклами приближается к базе. Никто не говорил ни слова, пока джипы торжественно въезжали на территорию базы. Когда они остановились, дверцы открылись, и из машин посыпались вооруженные до зубов талибы. Мулла Омар был известен своей скрытностью. Он редко позволял фотографировать себя, так что мы с братьями понятия не имели, как он выглядит. Но когда он вышел из машины, мы его тотчас узнали: вокруг этого человека сияла аура власти и неуязвимости, сразу выделявшая лидера среди всех его последователей.
Я видел перед собой человека еще более высокого и худого, чем мой отец — и это вызвало у меня огромное удивление. До сих пор я ни разу не встречал людей выше отца.
На мулле Омаре была узнаваемая одежда талиба: черный жилет поверх белой рубахи — такой белоснежной и гладкой, что сразу стало ясно — она сделана из хлопка высшего качества. На голове черный тюрбан, и только самый краешек черных как смоль волос торчал из-под него. У муллы были красивое мужественное лицо и смуглая кожа. Всклокоченные густые брови придавали взгляду напряженное выражение. Борода — средней длины и очень густая. Всю верхнюю губу закрывали пышные усы.
Мы слышали, что во время войны с русскими его лицо сильно пострадало. Правую щеку и лоб покрывали уродливые шрамы, а вместо правого глаза зияла пустая впадина. В такой жестокой стране, как Афганистан, подобные раны украшают мужчину вместо медалей, обеспечивая ему почет.
