— Ты всегда говоришь слишком правильно, не даешь человеку поступить так, как душа требует. Вот возьму и не послушаюсь!
— И так жарко, пить хочется, а ты еще ссориться вздумал. До Хэнъяна четыре дня пути. Если к тому времени ты не передумаешь, я не стану тебя удерживать.
Фан прекрасно понимал, что за четыре дня Сунь сможет уговорить его написать не запальчивое, а благодарственное письмо. Надувшись, он сунул ей в руки армейский термос и отвернулся. Через некоторое время он заговорил вновь:
— И что за странная манера поздравлять? Мы еще не назначили дня свадьбы, а он уже пишет так, как будто мы муж и жена. Уверяю тебя, это неспроста, он намекает на то, что раз мы едем вместе…
— Какой ты мнительный! У всех находишь только дурные помыслы! Довольно об этом.
Сунь скомкала письмо Гао Сунняня и швырнула в придорожную канаву. Когда она садилась в носилки, ее щеки еще пылали — очевидно, от выпитого кипятка.
В Гуйлине им пришлось более десяти дней дожидаться билетов на самолет, но они и не заметили, как пролетело это время. Два самых больших чемодана они сдали в рекомендованную Чжао транспортную компанию, которая бралась за месяц с лишним доставить их в Шанхай. Денег у них было достаточно, и несколько дней ожидания не пугали. За день до вылета еще стояла прекрасная погода, но ночью полил дождь, а утром на смену ему на землю спустился туман. Рейс все же состоялся. Оба летели в первый раз и чувствовали себя прескверно — их то и дело выворачивало наизнанку, как больных кошек. На гонконгском аэродроме их встречал Чжао, но они так ослабели после перелета, что не выразили никакой радости от встречи. Вглядываясь в их пепельные лица, Чжао спросил:
— Что, тошнило? Ничего, первый полет редко обходится без неприятностей. Едем в гостиницу, отдохнете как следует, а вечером отпразднуем ваше прибытие.
Хунцзянь и Жоуцзя добрались до гостиницы еле живые. Услышав, что они снимают один номер, Чжао отвернулся, и лицо его приняло понимающее выражение. По дороге в верхнюю часть города, где жили его родственники, он то улыбался, то вздыхал.
Отоспавшись и почувствовав себя бодрым, Хунцзянь переоделся и стал ждать приезда Синьмэя. Но Сунь из-за стука деревянных подметок на улице и фишек мацзяна в соседнем номере так и не удалось поспать — ее по-прежнему мутило, она устроилась на диване и сказала, что сегодня никуда не пойдет. Фан принялся уговаривать ее превозмочь себя и не обижать Синьмэя. Но она упорствовала:
— Вам есть о чем поговорить между собой, а я чего ради буду сидеть, как дура? Ведь других женщин за столом не будет? Потом, Синьмэй наверняка позовет нас в шикарный ресторан, а мне не во что одеться. Люди будут пальцами показывать.
— Но ведь атласное ципао[139] еще вполне можно носить! Я и не подозревал, что ты такая модница!
— Я еще не потратила на тряпки ни одного твоего медяка, а ты уже укоряешь меня! Впредь сам ведай расходами на одежду. Мое ципао вышло из моды. Когда мы ехали по улицам, я заметила, что сейчас носят более короткие. Кроме того, у меня нет белых туфель, а я еще неважно себя чувствую, чтобы выходить сейчас за покупками.
Узнав, что Сунь нездоровится, Синьмэй сразу же предложил перенести ужин на другой вечер, но она настаивала, чтобы мужчины шли одни. Синьмэй с облегчением сказал:
— Мисс Фан, то бишь Сунь, из вас наверняка получится мудрая супруга. Другая строила бы жениху препятствия, лишила бы его свободы действий. Хунцзянь, ты сможешь ненадолго расстаться с невестой, чтобы потом не называть меня разлучником?
Фан в свою очередь обратился к невесте:
— Ты действительно обойдешься без меня?
Сунь внимательно посмотрела на обоих и как-то неестественно рассмеялась:
— Идите себе, я ведь ничем особенным не больна. Извините меня, господин Чжао!
— Ну, пустяки! Давайте считать сегодняшнюю встречу предварительной, а когда вы поправитесь, я пришлю официальное приглашение. Через полтора часа верну вам жениха в целости и сохранности. Пошли, Хунцзянь. Впрочем, вам, наверное, нужно совершить ритуал прощания? Я подожду возле лифта.
Хунцзянь увлек его, бросив на ходу:
— Хватит острить!
В этот вечер Синьмэю нужно было поговорить с Хунцзянем о делах, но не хотелось нарушать атмосферы дружеской встречи… Изучая политологию в Америке, Чжао прослушал курс «психологии дипломатии». Лектор, служивший до этого советником в ряде посольств, помнится, рассказывал, что американцы на банкете заводят серьезные разговоры еще до того, как подали кушанья, тогда как европейские дипломаты говорят о важных вещах только после десерта, за кофе. Потом он поинтересовался у Синьмэя, как поступают в подобных случаях китайцы. А он, Чжао, сидел с вымученной улыбкой и не мог произнести в ответ ничего вразумительного.
Сейчас, выходя с приятелем из гостиницы, он сказал:
— Ты уже с полгода не пробовал европейской кухни. Хочешь, сходим в австрийский ресторан? Здесь недалеко, пойдем потихоньку, поговорим.
«Однако вид у тебя весьма процветающий, — подумал Фан, — не иначе как начальником стал». Но вслух он произнес:
— Стоит ли тебе так тратиться!
Чжао откашлялся и спросил, глядя прямо перед собой:
— Почему вы не сыграли свадьбы перед отъездом?
Хунцзянь мгновенно вспыхнул и тут же сообразил, что, привыкнув за время пути расписываться в гостиницах как «г-н Фан с супругой», он и здесь, в Гонконге, ничего не соображая после полета, сделал так же. Радуясь, что идущему рядом Синьмэю не видно краски стыда на его лице, он пустился в объяснения:
— Понимаешь, я сам на этом настаивал, а она ни в какую. Говорит, подождем до Шанхая, а то родители…
— Значит, ты слишком weak. — Чжао посчитал, что нашел очень удачное английское слово: если между Фаном и Сунь еще ничего не было, его можно понять как укор в слабохарактерности, в том, что идет, мол, на поводу у невесты. Если же то, что имел в виду Чжао, уже произошло, это слово звучало как намек на поговорку but the flesh is weak[140].
Словно преступник, чья вина уже доказана, Фан вдруг совершенно забыл, что у него горят щеки.
— Я и сам теперь жалею. Однако домой все равно надо съездить. К тому же подготовка к свадьбе — дело хлопотное, пусть ее родители займутся.
— Это правда, что Сунь сильно тошнит?
Фан обрадовался, что Чжао сменил тему разговора.
— Да, самолет сильно трясло. Впрочем, я перенес эту тряску неплохо. Видно, она устала — поднялась очень рано, а вчера сама тщательно уложила весь багаж. А помнишь, Фань И на ужине у Ванов выдумывала, будто Сунь — неряха, никогда не прибирает свои вещи?
— Если все дело в тряске, значит, скоро пройдет. Только, помнится, в прошлом году уж как наши автобусы качало, но Сунь при этом чувствовала себя хорошо. Может, тут еще какая-нибудь причина? Я слышал, что тошнота… Впрочем, у меня нет опыта, — быстро закончил он и деланно рассмеялся.
Возвращение к прежней теме застало Фана врасплох… Человек покинул бомбоубежище в уверенности, что налет кончился, и вот — попадает под следующую серию бомб! Уже и не стыдясь, но волнуясь, он стал твердить, что этого не может быть, хотя в душе прекрасно знал, что еще как может.
Жуя мундштук, Чжао сказал:
— Хунцзянь, ты знаешь, я питаю к тебе дружеские чувства. Так вот. В юридическом смысле я вовсе не опекун мисс Сунь, однако ее отец поручил мне заботиться о ней. Я прошу вас обоих не дожидаться возвращения в Шанхай, а оформить брак здесь, причем наименее канительным способом. Раньше чем через неделю билет на пароход вы не купите, так что придется пожить некоторое время в Гонконге. Будем считать ваше пребывание здесь медовым месяцем. Не говоря о прочем, прикиньте, каковы были бы затраты в Шанхае на один только свадебный стол! Ну, а финансовые дела семейства Сунь мне известны, да и у твоего отца вряд ли есть лишние деньги. И почему, собственно, они должны платить за вашу свадьбу?
Чжао привел еще ряд доводов в пользу скорейшего оформления брака. Фана они вполне убедили; ему даже показалось, что с его пути убрана серьезная преграда:
— Я сразу же расскажу обо всем Жоуцзя. А кстати, ты не знаешь, существует ли здесь гражданский брак? Это очень упростило бы формальности.
Довольный успешным окончанием взятой на себя миссии, Чжао заказал бутылку вина.
— Помнишь, как ты меня напоил? Сегодня я тебя буду спаивать, пусть Сунь сердится, если хочет!
Он расспросил о событиях в университете, потом вздохнул:
— Я вспоминаю о нем, как о кошмарном сне. Кстати, как она там?
— Кто? Госпожа Ван? Я у них не бывал, но слышал, что она выздоровела.
— Мне ее жалко, — промолвил Чжао. Заметив, что на лице Фана вот-вот появится улыбка, он добавил: — Мне хочется всех пожалеть — и Ван Чухоу, и себя, и Сунь, и тебя…
Фан расхохотался:
