— Вероятно, дом какого-нибудь тайбаня, — вздохнул старший из них двоих, Том Конночи. Он задумчиво закурил, и закружившаяся по спирали спичка канула в темной воде. Потом, за разговором, не таясь, как турист, он сделал снимок дома и как ни в чем не бывало дощелкал пленку, сфотографировав ещё несколько раз тех самых китайцев. Перезарядив фотоаппарат, он незаметно передал рулон экспонированной пленки партнеру и сказал, еле шевеля губами: — Позвони Роузмонту, сразу, как пристанем. Скажи, что у нас проблемы. А потом займись сегодня вечером проявкой вот этого. Я позвоню, когда эти двое устроятся на ночлег.
— С ума сошел? Не один же ты будешь следить за ними?
— Придется, Марти. Пленка может оказаться важной. Ею мы рисковать не можем.
— Нет.
— Черт возьми, Марти, я — тайбань этой операции.
— Как нам приказано, двое ве…
— Плевать на то, что приказано! — прошипел Конночи. — Твое дело позвонить Роузмонту и не испортить пленку. — Потом громко произнес: — Прекрасный вечер для прогулки под парусом, а?
— Точно.
Он кивнул на сверкающую отблесками света вершину Пика и навел на неё аппарат через сверхмощный видоискатель с телескопическими линзами.
— У тех, кто там живет, никаких проблем, а?
Данросс и Бартлетт стояли друг перед другом в Долгой галерее у выхода на лестничную площадку. Они были одни.
— Вы заключили сделку с Горнтом? — спросил Данросс.
— Нет, — ответил Бартлетт. — Ещё нет. — Он выглядел так же свежо и строго, как и Данросс, и смокинг сидел на нем столь же элегантно.
— Ни вы, ни Кейси?
— Нет.
— Но вы рассматривали возможности?
— Мы делаем бизнес, чтобы делать деньги, Иэн, — как и вы!
— Да. Но есть ещё вопросы этики.
— Гонконгской этики?
— Могу ли я спросить, как долго вы имеете дело с Горнтом?
— Около шести месяцев. Вы согласны с нашим сегодняшним предложением?
Данросс старался скрыть усталость. Встречаться с Бартлеттом сегодня не хотелось, но это оказалось необходимым. Он чувствовал на себе взгляды со всех портретов на стенах.
— Вы сказали: во вторник. Я и скажу вам во вторник.
— Тогда, если я до того времени захочу иметь дело с Горнтом или кем-то ещё, это мое право. Если вы принимаете наше предложение сейчас, ударим по рукам. Мне сказали, что лучше вас, Благородного Дома, нет, поэтому я предпочел бы иметь дело с вами — при условии, что получу самую высокую цену со всеми необходимыми гарантиями. У меня все в порядке с финансами, у вас — нет. У вас все хорошо с Азией, у меня — нет. Так что нам нужно договориться.
«Да, Иэн. — Бартлетта томило нехорошее предчувствие, и он скрывал это, хотя и был доволен утренним отвлекающим маневром с Горнтом, который так быстро вызвал конфронтацию и заставил противоположную сторону броситься в атаку. — Вы лишь „противная сторона“, пока мы не заключили сделку, если мы вообще её заключим. Настало ли время для блицкрига?»
Он изучал Данросса весь вечер, очарованный им, и тем, что носилось в воздухе, и всем гонконгским — это было так не похоже на то, с чем он сталкивался раньше. Новые джунгли, новые правила, новые опасности. «И дурак поймет, — угрюмо думал Бартлетт, — что иметь дело и с тем, и с другим — и с Данроссом, и с Горнтом — так же опасно, как оказаться в болоте, где полно гремучих змей. И нет никакого критерия, по которому можно было бы судить об этих двоих. Нужно быть осторожным, как никогда».
Он остро чувствовал напряжение, в котором пребывал Данросс, и взгляды со стен.
«До какой степени я ещё могу давить на тебя, Иэн? До какой степени могу рисковать? Потенциальная прибыль будет большой, огромной наградой, но стоит раз ошибиться — и ты слопаешь нас, Кейси и меня. Как человек ты мне по душе, и все же ты „противная сторона“ и тобой правят призраки. О да, думаю, Питер Марлоу прав, хотя и не во всем.
Господи! Эти призраки и такой накал ненависти! Данросс, Горнт, Пенелопа, молодой Струан, Адрион… И Адрион, такая смелая после первого испуга».
Он снова посмотрел в наблюдающие за ним холодные голубые глаза.
«Что бы я предпринял на твоем месте, Иэн? Имея за плечами все твое сумасшедшее наследие, стоя здесь и выглядя таким уверенным?
Не знаю. Но я знаю себя и знаю, что сказал о полях сражений Сунь-цзы: „Выводи противника на бой только в то время и в том месте, которые выберешь сам“. Ну что ж, вот мой выбор: здесь и сейчас».
— Прежде чем мы примем решение, Иэн, скажите, как вы собираетесь оплатить три векселя «Тода шиппинг», по которым срок истекает в сентябре?
— Простите, что вы сказали? — Данросс не верил своим ушам.
— У вас ещё нет чартера, а без него ваш банк не будет платить, и это придется сделать вам, не так ли?
— Банк… не вижу никакой проблемы.
— Но я так понимаю, что вы уже перебрали кредитов по своей линии на двадцать процентов. Разве это не означает, что вам придется открывать новую кредитную линию?
— Это не составит труда, если потребуется, — раздраженно буркнул Данросс, и Бартлетт понял, что застал его врасплох.
— Двенадцать миллионов для «Тода» — большая сумма, если сложить её с другими вашими задолженностями.
— Какими другими задолженностями?
— Предстоящая восьмого сентября выплата взноса на сумму шесть миллионов восемьсот тысяч американских долларов по необеспеченному займу на сумму тридцать миллионов от «Орлин интернэшнл банкинг».
На сегодняшний день у вашей компании четыре целых две десятых миллиона сводных убытков в этом году против завышенной и существующей только на бумаге прибыли за прошлый год в семь с половиной. И двенадцать миллионов от потери «Восточного облака» и всех этих контрабандных двигателей.
Лицо Данросса мертвенно побледнело.
— Похоже, вы исключительно хорошо осведомлены.
— Да, вы правы. Как говорил Сунь-цзы, нужно знать все о своих союзниках.
На лбу Данросса запульсировала маленькая жилка.
— Вы хотели сказать: противниках?
— Союзники иногда становятся противниками, Иэн.
— Да. Сунь-цзы также советовал опасаться лазутчиков. Ваш лазутчик может быть лишь одним из семи.
Ответ Бартлетта был таким же резким:
— Зачем мне лазутчик? Такую информацию можно получить от банков. Только и нужно, что копнуть немного. Банк «Тода» — «Иокогама нэшнл оф Джапан», а они связаны с «Орлин» множеством сделок, как и мы, в Штатах.
— Кто бы ни был этот лазутчик, его донесения неверны. «Орлин» перенесут дату выплаты. Они всегда так делали.
— Не стоит быть таким уверенным на сей раз. Я знаю этих ублюдков: стоит им учуять добычу и понять, что можно нажиться, как они живо возьмут тебя за задницу. Не успеешь даже понять, что произошло.
— Нажиться на «Струанз»? — Данросс язвительно рассмеялся. — Ни «Орлин», ни любой другой проклятый Богом банк никогда не сможет — или не захочет разорять нас.
— А что, если он стакнулся с Горнтом?
— Господи Иисусе… — Данросс сделал над собой усилие, чтобы сдержать чувства. — Это правда?
— Спросите у него.
— Спрошу. А пока скажите вы, если что-то знаете!
— У вас полно врагов везде.
— У вас тоже.
— Да. Хорошие мы от этого партнеры или плохие? — Бартлетт пристально посмотрел на Данросса. Потом его взгляд упал на портрет в дальнем углу галереи. Со стены на него смотрел Иэн Данросс — сходство было просто поразительным, — запечатленный на фоне трехмачтового клипера.
— Это… Господи, должно быть, это Дирк, Дирк Струан!
Обернувшись, Данросс взглянул на картину:
— Да.
Бартлетт подошел к ней и стал внимательно разглядывать. Теперь, когда он стоял поближе, было видно, что этот морской волк не Данросс, но тем не менее сходство ошеломляло.
— Жак был прав, — сказал он.
— Нет.
— Он прав. — Бартлетт обернулся, озирая Данросса, словно картину, сравнивая их и так и этак. В конце концов он изрек: — Все дело в глазах и линии челюсти. И в колючем взгляде, который говорит: «Ты лучше не сомневайся: я могу из тебя душу вышибить в любое время, когда захочу».
— Сейчас тоже говорит? — произнес улыбающийся рот.
— Да.
— С кредитной линией — старой или новой — проблем не будет.
— А я думаю, они будут.
— «Виктория» — наш банк: мы самые крупные акционеры.
— Насколько крупные?
— В случае надобности у нас есть другие источники кредита. Но мы получим все, что нужно, от «Вик». И у них достаточно наличности.
— Ваш Ричард Кван так не считает.
Данросс резко повернулся от портрета:
— Почему?
— Он не сказал почему, Иэн. Он вообще ничего не сказал. Но Кейси знает банкиров, и она прочитала это между строк. Именно так, по её мнению, он и думает. Мне кажется, её не очень впечатлил и Хэвегилл.
— Что ещё она думает? — спросил Данросс после паузы.
