Ферросилиций сплав хрупкий, обычно берешь один кусок, бьешь им по другому — и они раскалываются на кусочки, из которых и собираешь пробу (чтобы оценить химсостав всей плавки, нужно отобрать кусочки из нескольких разных частей плавки). Но в данном случае я пробую отбить таким образом несколько кусочков из нижних частей слитка — ничего не получается! Иду к грузчикам, беру хорошую такую кувалду, залезаю в короб и начинаю ею гупать по слиткам. Искры летят, а толку мало!
А мы как раз до этого исследовали причину низкой стойкости мульд разливочных машин, а они отливаются из чугуна и весят килограмм 150. Донести даже половину мульды до химлаборатории, чтобы там отобрать из них пробы и сделать нужные анализы, было нельзя, и мне тогда тоже приходилось «кувалдометром» отбивать пробы от чугуна. Так вот, впечатление было такое, что я и тут бью не по ферросилицию, а по чугуну. Отбил, наконец, от всех бракованных плавок пробы и весь в мыле принес их химикам. Подождал результаты и ахнул — вместо 21–22 %, как было указано в документах, в этих плавках содержалось всего 8–9 % кремния! Чуть больше, чем содержание кремния в литейном чугуне. То есть это был не только не ферросилиций марки ФС-20, но даже не ферросилиций марки ФС-18, это был наглейший брак и по кремнию, а не только по содержанию мелочи. Стало понятно, откуда взялся графит, но, одновременно, стало страшно за наших химиков.
Контрольные (маркировочные) пробы машинист разливочной машины отбирает при разливке ковша на разливочной машине. Эти пробы анализируются химиками цеховых экспресс-лабораторий, и с этим анализом металл уходит потребителю. Если этот анализ дал 22 % кремния, а реально, как следовало из моих проб, в металле всего 9 %, то, во-первых, мы отправляем потребителю ужасный брак, а во-вторых, это означает, что химики грубейшим образом ошибаются в анализах, как я решил, из-за графитовой спели в пробах. Мне надо было сообщить об этой ошибке начальству, но я понимал, что после этого Топильский устроит страшный погром и химиков, и ЦЗЛ, а я все же здесь работал. Тогдашний начальник химлаборатории особого доверия у меня не вызывал, и я пошел к его заму — Людмиле Борисовне Ивановой, опытному химику, и поделился с нею своим открытием.
Однако она совершенно спокойно меня выслушала, тут же дала команду найти в архиве, зашифровать и вновь повторить маркировочные анализы тех плавок, от которых я вновь отобрал пробы. Они подтвердились — около 21 %. Иванова рассказала мне много интересного о методиках анализов и успокоила — вины химиков здесь нет и быть не может, дело в чём-то другом, поэтому, сказала она, я могу смело сообщить результаты своих исследований начальству.
Я написал коротенькую справочку о научно-исследовательской работе, но так как был еще не совсем уверен, чем моя работа отольется ЦЗЛ, то сначала, так сказать, неофициально показал её заму начальника техотдела А.С. Рожкову, человеку гораздо более опытному, чем я, и находящемуся со мной в хороших, дружеских отношениях. Увидев результаты моих исследований, Алексей Семенович приободрился.
— Ага, сейчас я покажу это Друинскому, и он объяснит кое-что кое-кому про «бездельников в ЦЗЛ и техотделе»!
— Семеныч, а что собственно происходит с этим ФС-20?
— Да просто уже очень давно таких случаев не было, и мы полагали, что их больше не будет. Плавильные бригады на печах — сдельщики, и получают зарплату от выплавленного металла, а в нём, как ты знаешь, по сути учитывается только выплавленный кремний, который рассчитывается умножением анализа кремния в каждой плавке на вес плавки в тоннах. И умники на печах делали так. В смены с 16.00 и 0.00 они снимают стружку с колоши, т. е. уменьшают железо в сплаве, и первую плавку делают с очень высоким содержанием кремния, хотя по весу она и не очень велика. В момент выпуска они отбирают от нее не одну пробу для экспресс-анализа, а десяток, и эти пробы прячут в укромном месте. Далее они валят в печь железную стружку, печь стружку плавит легко, соответственно следующие три плавки смены получаются большими по весу, но, само собой, разбавленные железной стружкой, они имеют низкое содержание кремния. Теперь пробы с высоким кремнием, взятые от первой плавки, подогреваются, чтобы контролеры ОТК и химики ничего не заподозрили, и несутся в химлабораторию на анализ. Анализ получается, само собой, высокий, общая выплавка по смене — большая, премии очень большие, а реально этот металл может быть откровенным браком по низкому содержанию кремния. Несколько лет назад у нас тут поснимали за это и бригадиров, и мастеров, и вроде все затихло. А теперь вот снова! И, судя по всему, начальник цеха не в курсе дела, что у него вновь вспышка рвачества, иначе не стал бы привлекать к этому наше внимание. Между тем, это дело сугубо цеховое, такие вещи должны выявляться и пресекаться в цехах, а не загружать ЦЗЛ и техотдел дурацкой работой. Так что Друинскому будет о чем побеседовать с начальником цеха и старшими мастерами на тему о том, что ФС-20 «такое же говно, как и ФС-18».
Я не помню, чем эта моя работа закончилась для ИТР второго цеха, но после этого никогда больше вопрос о низком качестве ФС-20 не вставал.
А вот еще случай тупого рвачества умников. Автомобильный завод в Тольятти потребовал у нас ферросилиций ФС-45 фракции 20–80 мм, то есть в кусочках не менее 20 и не более 80 мм. Был построен дробильно-сортировочный узел, но при дроблении образовывалось 15–20 % кусочков до 20 мм, которые трудно было кому-нибудь сбыть, и которые по этой причине возвращались на печь, лопатами сбрасывались на колошник и заново переплавлялись.
Мой тогдашний начальник, начальник металлургической лаборатории ЦЗЛ А.А. Парфенов, разработал и внедрил эффективный способ переработки этих кусочков. При разливке ковша с ферросилицием на разливочный машине эта мелочь дозировалась (подсыпалась с определенным расходом) под струю металла прямо в мульды в количестве, при котором она успевала оплавиться и составить со слитком одно целое. Этот способ дал возможность сократить расход электроэнергии, который раньше требовался для повторного расплавления мелочи в печи, и увеличить стойкость мульд. И все шло хорошо, пока мы ферросилиций фракции 20–80 мм не стали поставлять на экспорт.
В начале поставок возникли разногласия с фирмой, анализирующей наш металл за рубежом, о чем я расскажу специально, и нас обвинили в том, что у нас кремния в сплаве на самом деле на 2–3 % меньше, чем мы указываем в документах. Мы с этим разобрались, но не сразу, а по получении тревожного сигнала было принято решение дробить для экспорта только металл, в котором не менее 45 % кремния. В марке ФС-45 разрешается иметь содержание кремния от 42 до 47,5 %, печным бригадам выгодно плавить металл с кремнием под верхним пределом марки, поэтому мы полагали, что проблем не будет — металл с кремнием 45 % и выше будет передроблен и пойдет на экспорт, а металл с содержанием ниже 45 % будет прямо в слитках отправлен «по Союзу».
И началось непонятное. Пока экспортных заказов не было, т. е. металл не дробился, обе печи плавили ФС-45 с анализами выше 46 %, поскольку, повторю, так выгоднее. Но как только начинали исполнять экспортный заказ, как по команде все бригады начинали плавить металл с содержанием кремния ниже 45 %, который, напомню, не дробился и отправлялся только отечественным заводам. В причинах этакого патриотизма разбирался техотдел и вот что выяснил.
Если все бригады плавят ферросилиций для экспорта, то весь металл дробится, и фракция менее 20 мм отсевается. То есть выплавка как будто уменьшается на 15–20 %, но эта мелочь тут же возвращается на разливочную машину и равномерно подсыпается во все плавки, т. е. выплавка снова увеличивается, компенсируя потери при отсеве. Вроде все в порядке и никто ничего не теряет, наоборот, все получают кое-какую премию за экспорт. Но вот какой-то умник догадался, что если он будет плавить металл с низким содержанием кремния, то его плавки дробить не будут, но ему все равно будут подсыпать мелочь от дробленых плавок других бригад, т. е. те увеличат ему выплавку на 10–15 %, что больше премии за экспорт. И пошло-поехало! Равнение — на худшего! Никто из рабочих и не пытался остановить рвача — все стали снижать кремний в ФС-45 в надежде, что и им в плавки чужого металла подсыпят. Не помню, что уж этим бригадам подсыпали начальники, чтобы выполнять экспортные заказы, но пример показывает, насколько ушлым бывает гегемон, когда появляется возможность что-либо урвать.
Защита лучших
Опорой начальника всегда являются трудяги, на них можно положиться, им не требуется контроль, поскольку они работают с удовольствием, им можно поручить трудное дело. Но проблема в том, как трудягам воздать должное, чтобы не вызвать озлобление остального коллектива на них. Коллектив трудяг не любит.
В целом, конечно, и коллектив можно понять. С одной стороны, на фоне трудяг основная масса начинает чувствовать свою неполноценность, и ей обидно. С другой стороны, чувство неполноценности заставляет массу тянуться за трудягой, а далеко не всем это по плечу, да и не каждый этого желает. В старину алчные подрядчики поступали так. Нанимая на работу, к примеру, артель землекопов с оплатой 1 рубль в день, подрядчик одного землекопа тайно подговаривал, чтобы тот за 5 рублей в день копал изо всех сил, до изнеможения. Артель вынуждена была тянуться за лучшим, тот через неделю изнашивался и уходил, а подрядчик за те же деньги требовал от артели той же работы, что и раньше. Так что огульно обвинять людей за то, что они не любят передовиков, нельзя. В жизни разное бывает.
