«Это же маятник стенных часов…» — Он привстал, спустил босые ноги на пол. Все тело его сжалось, скорчилось, как бы предчувствуя падение и…
— Ба-аммм… Ба-аммм… Ба-аммм… — Три раза ударили часы.
«Еще только три часа… Боже мой, голова идет кругом и сердце ноет…» — Он запахнул халат и, шлепая босыми ногами, подошел к окну.
Над Южными Воротами Башни зажглись зеленые светофоры, как кошачьи глаза. Из ворот выехал длинный черный лимузин. Гремя помятыми крыльями, лимузин пересек площадь и скрылся в складках белья, мокнущего на веревках.
Начальник Тайной Канцелярии стиснул зубы, пережидая приступ боли в паху.
Неожиданно из складок высунулось что обморочное, лицо, фигура, потом еще и еще. Слезы мешали дышать и видеть. Он смахнул слезы рукавом ночной рубашки и позвал слугу.
Из Каретного ряда на Болотную площадь выползала толпа с какой-то ужасающей змеиной подвижностью.
— Что там происходит?.. — вдруг севшим голосом спросил он слугу, весь в ознобных мурашках.
— Ничего особенного, провожают в последний путь еще одного Избавителя… не понимаю, почему, спасая одних, они губят других…
— В этом и есть суть трагедии… что?.. непонятно?.. потом поймешь… что еще?.. говори, не тяни…
— Боюсь, что это вас расстроит… Старик ослеп…
— Как ослеп?.. нет, нет… — Начальник Тайной Канцелярии вскользь глянул на стену. На пустом месте уже висел портрет незнакомца, рыжий, небритый. Незнакомец как будто следил за ним.
— Это я повесил… там было пустое место… — опустив голову, пробормотал слуга.
— Что ты там бормочешь?..
— Я говорю, что это ваш дед…
На портрете деду было лет 30, не больше. Лицо узкое и длинное, в очках.
— Похож на филина…
Дед Начальника Тайной Канцелярии был притчем. Как-то он шел по Болотной улице и вдруг услышал плач младенца. Заслонившись рукой, он посмотрел на большой и унылый дом с террасой, над которой кружила палая листва. Никого. Чуть поодаль трепались на стене остатки обмокшей афиши с изображением балерины.
«Наверное, почудилось…» — подумал он. Сделав несколько шагов, он увидел ее. Она как будто сошла с афиши. Грациозная, хрупкая, она пробежала мимо, оставляя за собой влажные, темные следы.
Неожиданно замигали светофоры, как кошачьи глаза, и из южных ворот Башни выехал длинный черный лимузин, гремя помятыми крыльями.
Притч отступил в сторону. Лимузин проехал мимо, разбрызгивая грязь. И снова он услышал плач. Поднявшись на террасу, он увидел небольшой сверток. Малыш дергался, пускал слюни.
— Эва, вот так-так… — Притч прижал малыша к груди. Малыш согрелся и запел что-то. — Ну и подарочек мне с неба свалился… — Толчками, цепляясь за камни, Притч встал на ноги и повлекся вниз, к реке, сопровождаемый рыжим приблудным мопсиком. — Да провались ты, хотя все одно… а ты что тут такое изображаешь?.. ага, описался… — Улыбка оживила серое, морщинистое лицо Притча и его глаза, красные и грустные, как у обезьяны. Малыш прижился у Притча. Вскоре он покорил его. Притч даже дал ему второе имя — Тирран.
Тирран заговорил, когда ему было три месяца, а еще через год он уже писал. Сохранились записи, в которых он описывал парк, карусель с деревянными лошадками. Он приезжал туда с Притчем на трамвае. Лошадки казались ему такими неуклюжими и обшарпанными.
В 7 лет Тирран подружился с девочкой. Она была похожа на гадкого утенка, но ему она нравилась. Когда он стал рассказывать ей о своих приключениях, она не поверила ему, сказала, что он придумывает все это, и тогда он взял ее с собой. Где они только не были. Вместе с ними была и сестра девочки, которая родилась со сросшимися ногами. Они возили ее в плетеной из камыша коляске с надувными шинами, чтобы и она могла посмотреть, что происходит вокруг.
Заговорившись, они забрели в сад у болота. Это был чудесный сад. Поникшие ивы в дымке, сучковатые яблони и цветы, странные, похожие на перевернутые чаши. Они цвели повсюду. Девочка никогда не видела ничего подобного, и ей понравился садовник. Его звали Иосиф. Он казался ей Богом, хотя у него было косоглазие и ужасно противный голос.
Было жарко. Она разделась у качелей, без всякого стеснения. Несколько смущенный такой демонстрацией, Тирран отвел глаза, неловко отступил и толкнул коляску. Коляска покатилась вниз, в сторону болота. Донесся звук удара. Коляска наткнулась на камни и опрокинулась. Спавшая в коляске девочка проснулась уже наполовину в воде, заплескалась, как рыба. Она что-то кричала и размахивала руками. Тирран бросился спасать ее. Трава опутала, затянула петлю вокруг его ног. Цепляясь за ветки, он с трудом выполз из трясины…
В девять лет Тирран совершил свое второе преступление. Пострадал его сводный брат. Он был старше, вечно куда-то спешил и что-нибудь разбивал и сваливал свою вину на Тиррана.
Это случилось у колодца. Сводный брат перелил воду из ведра в кадушку и передал ему ведро. Тирран бросил ведро в колодец, толкнул ручку ворота, не заметив, что цепь обвилась вокруг шеи брата и потянула его в колодец вслед за ведром. Услышав сдавленный крик и плеск, он, в ужасе от содеянного, забрался в деревянный мусорный ящик с откидывающейся крышкой. Крышка захлопнулась. Он остался один среди пауков и мокриц. Поднять крышку он не смог. Он сидел в ящике, а ему казалось, что он все еще бежит по каким-то коридорам и лестницам. И вдруг ему открылись звезды. Они мигали, как огни карусели. Крышка откинулась.
Тиррана вытащили чуть живого. Он был весь в крови, случайно наткнулся головой на гвоздь.
Ночью он не мог заснуть. Даже закрыв глаза, он видел перед собой бледное, словно измазанное мелом лицо сводного брата и его пальцы, судорожно цепляющиеся за край колодца…
Прошло несколько лет. Тирран рос. Он был молчалив и задумчив. Он помогал Притчу в храме, зажигал свечи, раскладывал ноты по пюпитрам…
Третье преступление Тирран совершил, когда ему исполнилось 13 лет. Служба уже началась, когда она вошла, облитая лунным светом, облепленная бледными ночными бабочками. Тирран сморгнул. Нет, она не исчезла. Легкая и гибкая, как стебелек травы, опушенный светом, она шла, прижимая к груди стеклянную банку с золотыми рыбками. Она влекла к себе неудержимо, юная, сияющая, глаза, как грустные фиалки, желтые туфельки, платье из муслина.
Заметив, что Тирран не сводит с нее глаз, она опустила голову и не без кокетства снова взглянула на него, закраснелась, поправила оборки, складки, тронула образок на груди. Он отвернулся…
После службы Тирран пошел за ней…
Не дождавшись Тиррана, Притч погасил свечи, лампы, запер двери и побрел вдоль ограды еврейского кладбища с печально вытянутым лицом. Что-то непонятное летало в воздухе, темное, юркое, с тонким, жалобно-растерянным криком пронеслось мимо. Он невольно шатнулся в сторону, услышал неровное, тяжелое дыхание и увидел лежащую у оградки девочку.
— Боже мой, милая, что случилось?.. — спросил он задыхающимся шепотом, потянулся к ней. Он был добр и участлив. Девочка слабо улыбнулась, разрыдалась и все ему рассказала. Слова и слезы иссякли, а дождь усилился.
— Я знал, знал… это все он… он, гадина, мерзавец… ну, все, все… успокойся… я здесь и тебе нечего бояться… ты можешь подняться?..
— Не знаю…
— Попробуй… давай вместе… ну, вот и хорошо… — Притч взглянул на часы. — Странно, часы остановились… и опять появился этот приблудный мопсик… тебе не зябко?.. — Он укрыл плечи девочки накидкой и повел ее к серому дому на набережной.
В доме было тепло. В камине тлели дрова. Притч разжег лампу, в боковой комнате приготовил девочке постель. Растроганная, она еще немного поплакала и заснула, а он сел писать письмо. Написав несколько вполне обычных фраз, он задумался…
Час или два Начальник Тайной Канцелярии сидел, прислушиваясь к зыбким звукам ночи. Как будто на конце света трещали цикады…
— Принеси письменный прибор… — попросил он слугу. Слуга не отозвался. — Эй, ты что, заснул?..
— Нет, не заснул… прибор перед вами… — Слуга потер лоб и взглянул на портрет деда.
— В чем дело?..
— Все дело в нем… если бы он не подобрал этого ублюдка, ничего бы не было… неужели вы не видите, что он играет с вами, как в детстве играл с куклами… порой с этими куклами, порой с теми…
— Все это уже не имеет значения… — Начальник Тайной Канцелярии заклеил конверт. — Позови немого, нужно кое-что передать Графине…
— Но ведь он немой?..
— Ну и что?..
— Он же совершенно немой, он не может даже стонать…
— Но не слепой же…
— Вы хотите ей написать?.. это опасно…
— Ну, не знаю… позови кого-нибудь еще…
— Больше некого звать… вы как будто не знаете, что творится в городе, что говорят… что это с вами?..
— Ничего страшного, просто я немного не в себе… передай это письмо дяде и помоги мне собраться… я ухожу… подальше отсюда… что здесь делать?.. лежать и ждать смерти, перебирая свои и чужие воспоминания… ты знаешь, иногда, мне кажется, что нет никакой другой реальности, кроме воспоминаний… — Начальник Тайной Канцелярии хмуро улыбнулся своему отражению в треснувшем зеркале и ушел, унося невнятный запах лаванды…
