В органах его пытали, мучили, и вот начался погром нашей организации. Как выяснилось на очных ставках и потом, на суде, Сута заявил, что с Кемалем Туркия его познакомил на улице Гора. "Познакомил!" Вот почему чекисты решили вслед за Сутой сблизиться со мной. Ты подумай! У меня был старший друг, известный спортсмен. Его освободили от армии из-за травмы мениска. Я зашел и нему, мы немного поболтали и договорились, что завтра вечером я снова приду, уже не помню по какому делу. Назавтра я зашел, мы посидели, побеседовали, отужинали чем Бог послал - время было послевоенное. Потом увлеклись нардами. Было поздно, и он предложил мне переночевать, чтоб не ходить по городу в комендантский час. Я согласился. Наутро после завтрака мы прошлись по проспекту Руставели и остановились возле оперы, где у моего друга была назначена встреча со знакомым. Ждать пришлось долго. Друг попросил меня сходить в кинотеатр "Спартак" и позвонить этому знакомому - если он сам возьмет трубку, значит, не смог уйти с работы, и тогда нам придется идти к нему в Горсовет. На том и порешили. Друг остался ждать, чтобы не разминуться со своим знакомым Меграбовым, а я пошел в "Спартак", благо кинотеатр был под боком. Я вошел, опустил монету в автомат. Ответил Меграбов. Я повесил трубку, как мы и договаривались; повернулся - стоят трое. Остальное понятно, вот только "друга" моего я по выходе из кинотеатра не увидел, он исчез...
А чекист Илико?! Вот орясина! Верста коломенская, ей-Богу... После вопросов, ничего не значащих, он в лоб спросил меня:
– Вы знакомы с Кемалем Туркия?
– Только издали.
– Он дурной человек, головы морочит людям, сбивает их с пути... Националист, какого поискать, враг нашего строя. Ты должен помочь нам взять его!
Я усмехнулся:
– Интересно, зачем вам моя помощь, это же ваш человек. Хотите взять берите! Тоже мне проблема! Он все время мельтешит на улицах... Дня не пройдет, чтобы я с ним не столкнулся...
– Он не наш человек!.. - грубо оборвал меня Илико. - Мы даже не знаем, как он выглядит, фотографии и той нет.
Он нажал на кнопку звонка. Вошел чекист посторожить меня, сам же Илико вышел. Он отсутствовал битый час - у меня было время подумать. О Кемале и вправду ходил слушок, что он агент госбезопасности. Значит, эту сплетню распространили сами чекисты, чтобы люди сторонились Кемаля. Но при чем тут я? За что взяли меня? Привезли допросить или уже уготовили мне "апартаменты"? Знай я, что Сута арестован, не стал бы задаваться этими вопросами.
Орясина Илико, похоже, побывал - не без пользы для себя - у чекистов потолковее и поднабрался ума. Во всяком случае, он предложил мне по возвращении заключить сделку: я похожу по улицам, на которых обычно сталкивался с Кемалем. За мной на почтительном расстоянии будут следовать несколько чекистов. Если я увижу Туркия, то выну из кармана расческу, проведу ею по волосам и продолжу путь, а они схватят подлюгу. Я согласился. Мне даже показали чекистов, которые будут сопровождать меня. Назначили время и место, куда я должен явиться завтра утром и - о диво!.. отпустили. Я не верил в такую удачу, пока не оказался на улице... А Кемаль-то, Кемаль! Фотографию и ту пожалел для органов госбезопасности! Чекисты тоже хороши - никаких точных данных.
Что еще могло быть?..
Я бродил по городу, ездил на трамвае - хотел убедиться, что за мной нет хвоста. Намотавшись, зашел к Кемалю и рассказал ему обо всем. Прощаясь, я посоветовал ему срочно поменять укрытие и отправился домой.
Мне бы вообще смотаться из города, но я рассудил иначе: похожу-похожу, никого, естественно, не встречу, и чекисты отстанут от меня. Наутро я пошел в назначенное место. Таскал их по городу целый день. Ситуация была комическая: чекисты рассчитывали встретить на улице человека, который и так носа из дому средь бела дня не высовывал, а уж тем более после моего предупреждения о ловушке... К вечеру я с ног валился, как, впрочем, и чекисты, но они вбили себе в голову, что будут ходить до тех пор, пока не поймают преступника. Когда я наконец понял, что они не оставят меня в покое ни сегодня, ни завтра, ни вообще, я решился повести их в Нахаловку. Там, в одном из проходных дворов, увижу незнакомого парня, выну из кармана выданный чекистами гребешок и проведу по волосам... Будь что будет. Все вышло так, как я рассчитывал, хотя и с небольшими накладками - я встретил дальнего знакомого Шота Эдзгверадзе, нахаловского парня, заику, каких свет не видывал. Поравнявшись, я кивнул Шота, сделал пару шагов, провел расческой по волосам и, пока чекисты заламывали бедняге руки, прошел по пешеходному мосту через железную дорогу, купил билет и унес ноги в Кахетию.
Гоги Цулукидзе так отозвался о беседе чекистов с Шота Эдзгверадзе: "Ну и досталось бедняге, барабану и тому столько не перепадает!"
Я отправился в Кахетию в надежде найти Парнаоза Залдастанишвили, нашего близкого друга. Он был ранен на фронте, и комиссия предоставила ему отпуск. Отец Парнаоза, Иасе Залдастанишвили, строил в Кахетии консервный завод, у него были квартира, достаток, а теперь и сын под боком. В Гурджаани я сел на попутку. Точного адреса у меня не было, я рассчитывал найти Парнаоза, порасспросив местных жителей. В Цителицнаро до меня вдруг донесся многоголосый женский плач и причитания. Встревожившись, я пошел на шум, он вывел меня к вокзалу. На путях стоял товарный состав, двери вагонов, до половины забранные щитами, были открыты. За ними стояли, печально свесив головы, ослы... Шла мобилизация ослов - мероприятие районного масштаба. Что оставалось бедным бабам, как не плакать?! Мужиков в доме не было - ушли на фронт, кому таскать мешки на мельницу, носить воду с источника и хворост из лесу?.. Отнимали последнего кормильца...
Семью Залдастанишвили я в городе не застал, они уехали в Тбилиси. Делать было нечего, я вернулся. Дней семь-десять скрывался то у одних, то у других, потом наконец решил поехать в сторону Западной Грузии. Поднялся на ступеньку автобуса, и тут на меня кинулись чекисты в штатском, затолкали в легковую машину и препроводили в Министерство госбезопасности, всю дорогу ругая меня двурушником и изменником родины... Черт побери! Как они прознали о моих намерениях, не могли же они дежурить в каждом автобусе, отъезжающем из Тбилиси?! В тот день меня до полуночи мучили допросами. Потом спустили в комендатуру, срезали с одежды все пуговицы, какие нашлись, и, пока ее шмонали, я сидел нагишом в так называемом боксе. Покончив со шмоном, чекисты велели мне одеваться и повели на верхний этаж.
В коридоре лепились одна к другой двери камер с кормушками, небольшими форточками для еды. Повозившись с замком, мне открыли дверь, замыкающую ряд, и велели входить. Вошел, а что было делать, будто у меня был выбор! На двери камеры я успел заметить цифру шестьдесят пять. Сокамерник с ходу порадовал меня сообщением, что я нахожусь на пятом посту, ужаснее которого нет ничего не только во внутренней тюрьме, но и в подлунном мире! Не могу сказать, чтобы я был в прекрасном настроении, в это никто не поверит, но и напуган я не был, ни тем более охвачен паникой. Сначала сокамерник справился, кто я такой, потом представился сам: Антон Томадзе. Оповестил, что не сегодня завтра его должны расстрелять! Я полюбопытствовал, откуда ему это известно. Томадзе, не скупясь на подробности, рассказал, что дело передано в ОСО, а те, конечно, не станут чикаться. Он еще для ясности расшифровал ОСО: Особое совещание Министерства внутренних дел СССР. Это я знал. Слыхал я от людей "сведущих" и о наседках. Антон Томадзе хотел припугнуть меня прямо с порога!.. Кажется, ясно! Мы поговорили, я лег, заснул. Проснулся от легкого скрипа двери - это вывели Томадзе. Как долго он отсутствовал, сказать не берусь. Скрип двери возвестил о его возвращении. Я прикинулся спящим. Он улегся и стал выщелкивать языком пищу, застрявшую в зубах. Утром Томадзе сам спросил, слышал ли я, как его выводили. Я ответил отрицательно. Он объяснил, почему его выводят по ночам: поскольку его показания записываются на машинку, их приходится считывать и подписывать! Томадзе взялся за наставления: я-де должен выкладывать на допросах все, что мне известно, не то расстреляют, глазом не моргнут. Я и сам был уверен, что меня приговорят к расстрелу, но выкладывать все как-то не собирался, это вообще было не в моих правилах... Мы разговаривали, ждали, когда поведут на оправку, как вдруг из коридора донеслось:
– Эй, вы, сопливые груины! Вождь-то ваш человек!
Именно "груины", а не грузины. Поначалу я решил, что заключенный страдает дефектом речи - не выговаривает букву "З".
– Каждый раз, как его ведут в нужник, он выкрикивает эту фразу, каждый раз получает пинок от надзирателя и тем не менее вопит, - пояснил Томадзе. - Погодите, сейчас услышите ответ.
И впрямь, едва хлопнула дверь нужника, как из соседней камеры раздался ответный вопль:
– На-кася выкуси!.. Не наш, не наш! Всесветный он! Такой гигант, как он, принадлежат всем народам, государству, миру.
