Дмитрий Кедрин - Стихотворения и поэмы

В комьях грязи дорожной
Пан Сапега вельможный
Воротился в свой краковский замок.
Пан не будит прислуги,
Прямо в спальню супруги
Он идет между дремлющих мамок.

Тихо в спальном покое…
Только вдруг — что такое?
У алькова — кровавая лужа.
Ручкой, словно из снега,
Злая пани Сапега
Заколола уснувшего мужа.

Тело спрятать ей надо:
До поляны средь сада
Дотащила тяжелого пана
И, с неженскою силой
Закопавши в могилу,
Посадила на ней два тюльпана.

Месяц плавал в тумане,
Руки вымыла пани
И спалила кровавое платье…
Утром плеткою кто-то
Постучался в ворота:
В гости едут к ней мужние братья.

"Ну, золовка, здорово!
Как! Неужто ни слова
Нет с Украины от нашего братца?"
— "Нет полгода ни слова!
Я уж плакать готова!
Матка-боска! Убит, может статься?

Жестоки киевляне,
И на русской поляне,
Знать, гниют его белые кости!..
Скиньте шлемы тугие,
Деверья дорогие,
Отдыхайте, любезные гости!"

Дни за днями минуют,
Гости в замке пируют
С молодою хозяйкою вместе.
Смерть хранит свои тайны:
Муж не шлет ей с Украины
С гайдуком ни поклона, ни вести.

"Пана Жигмонта в драке,
Видно, сшибли казаки! —
Говорят ей влюбленные братья. —
Не сидеть же во вдовах?
Одному из нас слово
Дай, раскрой для счастливца объятья!"

"Вот ведь, право, задача! —
Пани молвит им, плача, —
Бог свидетель, вы оба мне любы!
Оба в ратной науке
Закалили вы руки,
У обоих медовые губы.

Сговоримся заране:
Я в саду на поляне
Посадила тюльпаны весною.
Слов я даром не трачу:
Чей из двух наудачу
Я возьму, тому буду женою!"
Хочет пани, не глянув,

Взять один из тюльпанов,
Но цветы друг на друга похожи…
Быть меж братьями сваре:
"Мой!" — сказал тот, что старе.
"Мой!" — ответствовал тот, что моложе.

"Все делили мы дружно:
И коней и оружье,
А любовью поделимся вряд ли!"
Тут соперники разом
Шапки скинули наземь
И схватились за длинные сабли.

Стены замка трясутся!..
Насмерть рыцари бьются!..
Вдруг покойник выходит из гроба:
"Те тюльпаны, Панове,
Напились моей крови!
Спрячьте сабли: мои они оба!.."

Братья видят в испуге
Призрак в ржавой кольчуге,
В польском выцветшем красном жупане.
Он мешает их бою
И в могилу с собою
Увлекает безгласную пани.

Это все миновало!
Уж и замка не стало:
Лишь руины стоят средь поляны
Да цветут, что ни лето,
Словно в память об этом,
На зеленой поляне тюльпаны.

Насиделась ли ты на теплом пепелище отчего дома?
Сына Иова колыбельку ты нашла ли среди разгрома?
Отыскала ли ты на ощупь, ничего не видя сквозь слезы,
Образок Георгия древний? Вышиванье дочери Розы?..
Горький чад затмевает солнце, очи дым выжигает едкий,
И сидишь ты среди развалин, надломившаяся, как ветка,
Безутешная мать-славянка!

Находились ли твои ноги по полям и лесам угрюмым,
Где напрасно весь день искала ты свою коровенку Руму?
Видно, недруг угнал буренку иль волк зарезал проклятый.
Кто ж теперь кормилицей будет старой бабушке и ребятам?
Не печалься! От вражьей пули глазки деток твоих погасли.
Для кого же сбивать сметану? Что за прок в молоке и масле,
Безутешная мать-славянка?

Накричалась ли ты, вдовица, над печальной участью друга?
Он, врагам предателем выдан, был, как пес, избит и поруган,
Был измучен и крепко связан и в сырую кинут темницу…
Его сердце билось для славы, как для воздуха сердце птицы!
Но придя к тебе полумертвым, погруженным в горькие думы,
Окровавленный и бессильный, он у ног твоих лег и умер,
Безутешная мать-славянка!

Настоялась ли ты над ямой, самой страшной ямой на свете,
Где с зарезанной бабкой рядом улеглись убитые дети
И боятся вместе с чужими спать в могиле и кличут маму…
Ты наслушалась этих криков? Нагляделась ты в эту яму?
Но отравлена ядом скорби, ядом горькой-горькой печали,
На уста свои ты сурово наложила печать молчанья,
Безутешная мать-славянка!

Ты бледнеешь, худеешь, сохнешь… Полно! Лучше кричи и сетуй!
Пусть широким эхом несутся причитанья твои по свету!
Остротой возмездья пусть станет острота твоей скорби древней!
Пусть вся тяжесть воспоминаний станет тяжестью мести гневной!
Пусть обрушится на пришельцев скорбь твоя ударом тяжелым!
Пламя мученичества пусть станет над челом твоим — ореолом,
Безутешная мать-славянка!