— Ё…т…м… — громко сказал Гдов, который так разволновался, что больше работать и в этот день не мог уже.
ВОПРОСЫ К ГЛАВЕ XIV
1. Должны ли нынешние начальники страны учиться у прежних? Способные ли они ученики?
2. Всегда ли наша необъятная родина СССР состояла из пятнадцати республик? Правомерно ли именовать их «дружными», а страны нынешнего ближнего зарубежья «гордыми и независимыми»? Действительно ли делами там раньше заправляли исключительно коммунисты и гэбэшники?
3. Нашел ли себя в нашей новой жизни ученый лектор, «товарищ из ЦК», который так хорошо разбирался в глушилках? Что бы он сейчас ответил, если его спросить, был ли хоть какой мало-мальский эффект от глушения западных радиопередач?
4. Помнит ли кто-нибудь плакатное советское художественное изделие под названием «Вместе со всеми», на котором изможденный мальчуган, сын рабочего, тайком от бегущего к нему полицейского пишет на серой капиталистической стене слово из трех букв? Какое это слово?
5. Возможна ли окончательная победа Зла над Добром или жизнь — это «качели — вверх, качели — вниз», как писал в одном из своих ранних, латентно эротических стихотворений красноярский поэт Н.Еремин? Возможно ли глушить Интернет, как радиоголоса? В частности, может ли неведомая сила извне безвозвратно уничтожить текст, который вы сейчас читаете?
Глава XV
ПРЕВРАТНОСТИ МОСКОВСКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ ЖИЗНИ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно на тему отчуждения личности от государства и его социума. Что государство, даже самое наипрекраснейшее, всегда враждебно личности, потому что у личности и государства совершенно разные цели: государство работает на себя, личность — на себя. Но сумма разносторонних целей отдельно взятых граждан никогда не тождественна общей туманной цели любого государства.
Поверьте, граждане, как трудно исправляться,
Когда правительства навстречу не идут, —
спел Гдов.
И вспомнил, что у них в школе № 10 города К., стоящего на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан, был один ученик, назовем его Э.Р., который имел вид совершенно невинного кудрявого херувимчика. Характерной чертой его детского поведения было то, что иногда он очень звонко чихал много раз подряд. Очевидно, это была вовремя не распознанная врачами аллергия на педагогическую пыль. Пыль географических карт, например.
А географию в школе № 10 всегда преподавал Аполлон Петрович Бадмаев. Невысокого роста, плотного телосложения, с жестким иссиня-черным головным волосяным покровом, расчесанным на прямой пробор. Он был по национальности бурятом и скорей всего дальним родственником Петра (Жамсарана) Бадмаева, волшебного целителя последнего русского царя Николая, убиенного большевиками вместе с семьей в подвале города Екатеринбурга, затем Свердловска, ныне снова Екатеринбурга. Вследствие чего будущий преобразователь страны коммунист Ельцин, выполняя решение Политбюро ЦК КПСС, этот дом в 1977 году снес, потому что к 1977 году еще не созрел для антикоммунизма. Скорей всего географ был родственником, в Бурятии ведь все друг другу родственники.
И вот на уроке Аполлона Петровича кудрявый херувим Э.Р. вдруг оглушительно чихнул, но Аполлон Петрович не обратил на это внимания, увлеченно водя самшитовой указкой по географической карте, размещенной на доске, и рассказывая ученикам что-то важное, полезное для их будущей жизни.
— Прекратить безобразия, — коротко приказал он, бывший военный, прошедший путь от Улан-Удэ до Берлина и обратно, когда Э.Р. чихнул в третий раз.
Но ребенок остановиться уже не мог, ведь болезнь не спрашивает нас, когда нам чихать.
Примечательно, что каждый звучный чих перемежался разновременными интервалами тишины, оживляемой лишь правильной, хотя и с легким характерным акцентом, русской речью Аполлона Петровича о различных видах сибирской флоры и фауны, столь отличных от их российских аналогов.
— Хватит хулиганить! Выдь! Выдь вон из класса! И завтра приведешь в школу родителей! — наконец-то не выдержал учитель.
— Я не ху-ли-ган! — успел выкрикнуть Э.Р. перед тем, как чихнуть так, что оконные стекла зазвенели, и если бы тогда, в те далекие времена у людей были бы частные автомобили, стоящие под окнами, то в этих недоступных тогда широкому слою советских граждан средствах передвижения непременно завыла бы сигнализация.
Ученика выперли в коридор, и странно — вне классного пространства это чихание тут же прекратилось, окончательно убедив Аполлона Петровича в злонамеренности действий его воспитанника.
— Аполлон Петрович теперь уже, наверное, умер, — размышлял Гдов. — А Э.Р., сначала врачу-психиатру, а ныне знаменитому сибирскому писателю новой волны, я что-то давненько не писал, надо бы черкануть ему пару строк о превратностях московской литературной жизни.
И так разволновался, что больше работать и в этот не мог день уже.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ ГЛАВЫ XV
1. Действительно ли государство всегда враждебно личности или Гдов по своему обыкновению преувеличивает? Можете ли вы привести примеры нежной дружбы между государством и его гражданами?
2. Кто является прототипом Э.Р., первоначально кудрявого херувимчика, в дальнейшем врача-психиатра и знаменитого сибирского писателя новой волны? Известно ли вам это достойное имя?
3. Чем большевик отличается от коммуниста? Кем все-таки был преобразователь страны Борис Ельцин?
4. Действительно ли в Бурятии все друг другу родственники? Американский писатель Шервуд Андерсон некогда утверждал: «Все мы — братья, но наш отец, видите ли, ушел в море». Он прав?
5. Чем еще, кроме флоры и фауны, Сибирь отличается от собственно России?
Глава XVI
ВЕЛИКИЕ ГРАЖДАНЕ
Писатель Гдов сидел за письменным столом и пытался работать. Он хотел создать широкое полотно о разных судьбах той части «новых русских», которые вышли из комсомола, в отличие от той их части, что ведет свое происхождение от коммунистической партноменклатуры и Комитета государственной безопасности (КГБ), располагавшегося на Лубянской, некогда Дзержинского площади, там, где сейчас находится Федеральная служба безопасности (ФСБ). Что одни из этих бывших комсомольцев сейчас шьют под конвоем рукавицы в Забайкалье, зато другие, надев белые штаны, бороздят просторы Мирового океана в собственных яхтах и подводных лодках. Как так получилось? Где проходил водораздел? Есть ли он или это все фикция, «спор хозяйствующих субъектов», все они одна лавочка?
ОН ОБЪЯВИЛ СЕБЯ ОККУПАНТОМ. Юрий Петрович Любимов, демиург Театра на Таганке, родившийся 30 сентября 1917 года в Ярославле, сын «лишенцев», носивший родителям передачи в тюрягу и начавший свою трудовую деятельность в качестве московского рабочего паренька-электромонтера, признался Гдову 16 июня 2009 года на лужайке внутреннего дворика финского посольства в Москве, где был скромный прием в честь отъезда на родину советницы посольства по культуре госпожи Черстин Кронвалл, что он является оккупантом.
Потому что он участвовал в советско-финской войне 1939 года, которая навсегда осталась в финской национальной памяти под названием TALVISOTA, Зимняя война.
Юрий Петрович сказал, что финны были прекрасно экипированы, воевали на своей территории не на живот, а на смерть, а у советских были такие шерстяные подшлемники, которые, пропотев, при температуре -40 °C намертво примерзали к стальным каскам, отчего у солдат, даже не убитых, весьма часто развивался менингит, и они тоже умирали.
Почтительно внимавший ему Гдов замер и потупился. Ему было стыдно, что советские навалились брюхом на маленькую Финляндию, которая им, собственно, ничего не сделала и которую даже сам красный вождь Ульянов-Ленин отпустил на волю. Но уж если навалились, надо было побеждать. Что ж не победили-то?
А Юрий Петрович внезапно сменил тему:
— Да, совки все-таки были попроворнее, нынешние что-то так не тянут, — произнес он эту загадочную, художественно оркестрованную фразу, созвучную мыслям Гдова о «новых русских» и новой России.
Хвалил Савву Морозова, который был строг с актерами МХАТа в отличие от Станиславского, который их распустил, и они непременно сели бы ему на голову, кабы не Савва.
С восторгом отозвался о романе Виктора Петровича Астафьева «Прокляты и убиты».
Вспомнил Николая Робертовича Эрдмана, Александра Исаевича Солженицына, спросил о самочувствии Василия Павловича Аксенова, который был тогда еще жив.
— Я в Хельсинки когда ставил спектакль, то у меня имелся ключ от театра, того самого, который рядом с железнодорожным вокзалом. Я там и ночевал, удобнее, чем в гостинице. Однажды ночью пришел, ключ не лезет в замок. Ну все, думаю, что делать, когда театр пуст, никого в нем нет, даже вахтера? Ладно, думаю, пойду на вокзал, пересижу там, думаю, до утра, но тут ключ наконец-то влез, — рассказывал Юрий Петрович.