А что думают его сестры? Устраиваются ли они по теории Алены или живут, несчастные, подтверждая папину точку зрения?
Зачем он приехал? Как ему теперь быть? Никогда ни о чем не должен узнать отец. Значит, уехать? Ужас сковал Илью. «Что я – все-таки подонок? И могу уехать? Зная правду, сделать вид, что я ее не знаю?» Но как же быть, как? Как сочленить этих разных, из разных жизней – родных ему людей? Вот папа, Наташка, Алена, их город – самый красивый, самый сдержанный и самый благородный, и вот эта улица, и этот город, в котором люди переполнены постоянным несдерживаемым любопытством, где вечерами сидит, повернувшись спиной к солнцу, женщина, сжимая в руке деревянную лошадиную морду.
«Кончайте вашу прежнюю жизнь, граждане, мы теперь родственники…» Так, что ли?
Сколько раз он видел на фотографиях встречи через долгие годы. Всегда плачут. Сейчас Илье казалось, что слезы – это самое лучшее, что может быть; у них не будет слез. Вся его «объединенная» семья смотрела и вопрошала его сухими, застывшими глазами.
Так он и заснул, видя перед собой одно печальное бесслезное удивление.
А утро было радостным. Илья спал крепко и проснулся оттого, что громко стукнула калитка. Он приподнял краешек занавески и увидел, как уходили со двора с большими корзинами принаряженные Полина и Тамара. «Куда это они?» – подумал Илья; часы показывали половину шестого. Он искал в себе вчерашнюю тупую боль и не находил, не было смятения, все было спокойно и ясно. И это была хорошая ясность. «Не может такое, – так определил Илья все случившееся с ним, – принести несчастье. Все будет хорошо. Никому не станет хуже». Он встал и побежал под душ: по дороге заметил, что вчерашнее его ночное обливание нанесло некоторый урон ухоженному двору Полины; видно, что она уже пыталась навести порядок, поэтому в душе Илья вел себя пристойно, плескался осторожно и аккуратно вытер после себя пол. Надевая уже в доме чистую клетчатую рубашку с короткими рукавами, поймал на себе взгляд деда.
– Доброе утро, дедушка! – крикнул Илья. – Куда это наши женщины подались с утра пораньше?
– Солохи, – ворчливо сказал дед. – Одни лентяйки идут на базар в шесть утра.
– А когда же? – удивился Илья.
– В четыре, когда же! – ответил дед. – Когда колхозники приезжают. А в шесть все уже у спекулянтов. Они и дожидаются таких ледащих… А у тебя что на спине? – спросил неожиданно дед. – Как паук сидит.
– Родинка, – сказал Илья, вспоминая весь вчерашний разговор и радуясь, что не надо выкручиваться, прятать спину: это не может принести несчастья. Он посмотрел на соседний дом, дверь открыта, занавеска, что висит от мух, заброшена на дверь. Что там за дверью? И, будто почувствовав его вопрос, из дома вышла старуха.
– Доброе утро! – крикнул ей Илья.
Она с достоинством кивнула и спустилась с крыльца, взяла веник и стала подметать возле порога.
– Давайте я! – крикнул ей Илья.
Она выпрямилась, посмотрела на него и засмеялась. Смеялась она долго, потом подтянула потуже концы платка, махнула на него рукой и снова стала мести.
– Грех с тобой, – сказала она.
– Она пятнадцать лет все сама делает, – пояснил дед. – Работящая. К ней девки как приедут, как чего напомогают, ей потом исправлять…
– Что ж я, подмести не смогу? – обиделся Илья.
– А то можешь! – сказал дед. – Ты бородатый.
– Ну и что? – спросил Илья. – Ваши отцы все бороды носили…
– Так они ж по природе, а вы по форсу, – захихикал дед.
– Ладно, ладно, дедушка, не придирайтесь, – сказал Илья и пошел к калитке, открыл, вышел на улицу.
Парнишка в белой рубашке с закатанными рукавами катал на велосипеде девчушку.
«Как здесь все рано!» – подумал Илья. Парнишка сделал возле Ильи круг, притормозил.
– Слезай, – сказал он девчушке, – на сегодня хватит. – Он повернул к Илье глазастое смуглое лицо, улыбнулся и смущенно объяснил: – Я с третьей смены пришел. А она ждет: покатай на велосипеде. Мотоцикла боится – он газует сильно, а велик любит. Вот я ее по утрам и катаю, а если в первую иду – то вечером.
– Сестра?
– Племянница, – ответил парень и снова улыбнулся.
«Какая хорошая улыбка! – подумал Илья. – Искренняя, добрая. Совсем мальчишка, а уже в шахте».
– Вы уже в шахте работаете? – спросил Илья.
– Да, а почему уже? – также улыбаясь, спросил парень.
– Мне кажется, вам очень мало лет.
– Я пришел из армии…
– Сдаюсь! – засмеялся Илья. – Значит, я очень старый.
– Нет, вы не первый! – сказал парнишка. – Я действительно на свои годы не выгляжу. Такой уж уродился… – Он засмеялся.
Из соседнего двора вышла Мокеевна.
– Здравствуйте, бабушка! – крикнул ей паренек.
– Ленка из-за тебя недосыпает, все ждет… – ответила старуха.
– Ждет! Ладно, сегодня последний день в ночную. С понедельника буду в первую…
– Ты мне в сарае свет починишь? То ли лампочка сгорела, или что с выключателем…
– Давайте я! – кинулся к ней Илья. – Он ведь после работы. Пусть отдыхает.
– Да я могу! – сказал Славка.
– Нет, нет, зачем же? – убеждал Илья и уже направился к старухе, но остановился: она смотрела на него холодно и неприветливо.
– Я не знаю, как ты умеешь, пусть Славка.
Слава виновато посмотрел на Илью и снова улыбнулся: ты, мол, не обращай внимания, она старенькая и ко мне привыкла, ты уж ее прости… И эту улыбку поняла старуха и тоже подобрела, отогрелась, посмотрела на растерянного Илью и сказала:
– Если тебе делать нечего, приходи чуток попозже яблоки поснимать. Я посылку своим девчатам в Тюмень собираю, мне яблоко хорошее надо, прямо с дерева.
– Когда прийти? – обрадовался Илья.
– Ну после завтрака! – И она ушла со Славкой, но тот успел, закрывая за собой калитку, улыбнуться Илье. «Вот видишь, она не вредная, – будто говорил он. – А яблоки собирать – это даже интересней, чем свет чинить».
Илья подумал, что когда-нибудь он попросит Славку покатать на велосипеде Наташку. Вот будет радости. А может, испугается?
К дому, покачиваясь от тяжести корзин, уже шли Полина и Тамара.
– Гость наш уже встал, – проворковала Полина. – Значит, будем завтракать.
– Добрый день, – тихо сказала Тамара. Она раскраснелась от тяжести, от жары, и такая ничуть не была похожа на Жанну Самари.
– Боялась, простудитесь вы от ночного купания. – Полина внимательно посмотрела на Илью. – Обошлось?
– Спал как Бог! – сказал он. Хотел извиниться за беспорядок, но из двора Мокеевны вышел Славка.
– Все в порядке. Лампочка, – сказал он. – Я Мокеевне свет чинил, – пояснил он Полине и Тамаре.
– А! – ответила Полина. – Свет – это она не может. Ну пошли, дочка, накрывать на стол…
– Как вас зовут? – спросил Славка. – Меня Мокеевна спрашивала, а я не знаю.
– Илья, – сказал Илья.
– Да? – удивился Славка. – Старое имя. Ни одного молодого не знаю с таким именем.
– Дядя Слава! Дядя Слава! – бежала девчушка. – Бабушка тебя завтракать зовет!
– Иду! – сказал Славка. – Вы надолго к нам?
– Еще не знаю, – сказал вдруг Илья.
– Завтра воскресенье, познакомимся поближе. Идет? – спросил Славка. – Я после завтрака на боковую.
– Идет! – обрадовался Илья. – Иди ешь!
И Славка пошел, и снова Илья удивился, каким пацаном он кажется и со спины. Узкоплечий, локти острые и чуть в стороны. Прошел пять шагов, обернулся и махнул Илье рукой, будто поясняя: я от тебя ушел, но помню о тебе. Ты это знай! «Никогда у меня так сразу не возникало к человеку столько симпатии, – подумал Илья. – Обаятельный парнишка».
– Мама уже накрыла… – Это Тамара незаметно подошла к Илье.
– Какой симпатичный паренек, – сказал ей Илья.
– Славка? – Тамара равнодушно пожала плечами. – Все они до поры до времени симпатичные…
– Ну за что вы нас так? – И Илья, испытывая с самого рассвета чувство умиротворения и оптимизма, слегка тронул ее за плечо. Она повернулась к нему резко, низенькая в своих домашних тапках, широкобедрая от сарафана, красная от жары, гнева и еще каких-то Илье непонятных чувств.
– Ну, не трожь! – прошипела она. – Видали таких!
– Что вы, Тамара! – растерялся Илья.
Тамара напоследок просверлила его глазами и так же быстро, как разгневалась, затихла. Когда они усаживались за стол, напротив Ильи опять сидела безжизненная Жанна Самари. Подперев щеку ладонью, она ничего не ждала, ничему не радовалась, ничего не хотела, просто жевала картошку. Есть-то надо!
А Мокеевна уже вынесла из дома плетеную корзину. Пока Полинин гость завтракает, она решила присмотреть яблоки. Она ходила по саду с поднятой головой, минуя взглядом тяжелые, нависшие к земле ветки. Эти пусть. Девчатам надо сорвать сверху, те, что к солнцу ближе, от пыли, земли подальше. Лестница, правда, у нее неважная, хлипкая, надо будет починить, а может, этот парень ее наладит? Хотя вряд ли, он невдалый. И она сама взяла молоток, гвозди, стала крепить перекладины, а он как очумелый – ну что за чудной парень! – перемахнул через забор и отнял у удивленной Мокеевны молоток.
