Мы, а нас было человек двенадцать, зашли в посольскую комнату и сели на металлические стулья.
Через минуту из другой двери вышла посольская дама, которая сказала, что инструктаж проведет назначенный нам куратор по имени Иоси.
Мы переглянулись, не понимая, зачем нам нужен куратор, если мы уже умеем плавать.
И вот в гробовой тишине в комнате появился Иоси – огромный детина с могучими руками и мрачным взглядом.
Он посмотрел на нас, и мне показалось, что я палестинский террорист и что моя жизнь близится к завершению.
Кстати, это ощущение было недалеким от правды, но не потому что я был палестинским террористом, а потому что, как потом выяснилось, Иоси был парень из «Шабака» – службы внутренней безопасности Израиля, и во время войны давил палестинцев голыми руками как зайцев.
Как рассказала потом, уже в Израиле, одна дама из той же организации, палестинцы не любили Иоси потому, что у него была своя тактика борьбы, не утвержденная генштабом.
Тактика была в том, что если он ловил подозреваемых в терроризме с пистолетом, то «засовывал им пистолет… ну, сами знаете куда», пояснила дама. А если взрывчатку, то «со взрывчаткой было сложнее, она бывала больших размеров… но он все равно засовывал, только они жалобно кричали».
При этом Иоси обязательно звонил палестинцам перед операцией по телефону и сообщал, что их ждет. Они с проклятиями топтали телефоны и начинали немедленно прятать не предназначенные для Иосиной процедуры предметы.
Но Иоси приходил, извлекал предметы из тайников и вскоре окрестности оглашались теми самыми жалобными палестинскими криками.
Замечу, что это были не все таланты нашего нового куратора, о других мы узнали позже.
Но сейчас он стоял перед нами, расставив ноги, как наш новый хозяин.
– А почему нас вызвали в восемь утра, я спать хочу, – пискнул кто-то из угла.
Далее последовала сцена, которую описал Н.В. Гоголь.
Как мы помним, один из его малосимпатичных героев произнес: «Поднимите мне веки!..»
Так вот, мы, как в замедленном кино, видели, что вначале писклявая фраза нашего коллеги вошла в Иосино левое ухо; далее, по его приподнявшимся бровям, было заметно, как мозг анализирует ее содержание.
А потом, видимо, мозг куратора определил, что эта фраза подрывает основы государства Израиль, потому что веки Иоси поползли вверх, он вытянул палец в направлении звука и хрипло спросил: «Имя!»
– Коля, – вновь пискнул голос. – Я из города Петушки, из местной газеты. А зачем это вам?
– Чтобы я тебя запомнил, – как-то жутко произнес Иоси. Он с хрустом расправил плечи. – А теперь ког-г-готкий разговор, – куратор ужасно грассировал. – Вас приглашает Министерство сельского хозяйства Израиля. Мне поручено смотреть за вами, чтобы…
Он перевел указательный палец в положение «вверх».
– Первое – чтобы вы все вернулись домой, – он выдержал тяжелую паузу. – И второе! – Иоси снова перенаправил палец в глубину аудитории, как бы ведя диалог с писклявым. – Чтобы ты научился получать три урожая помидоров в год благодаря израильскому гидропонному методу. Ты же любишь кушать помидог-г-гы в своих Петушках?
– Не знаю, – печально пропищал голос. – У нас в Петушках уже давно нет помидоров. У нас вообще ничего нет!..
Иоси неожиданно улыбнулся, показав ряд великолепных белых зубов, сенсационно смотрящихся на фоне его небритого лица, темного от загара.
– Пг-г-гавильно! – сказал он. – Вот почему всем необходимо эмигрировать в государство Израиль, где помидоры есть всегда. По три урожая в год. На иврите тех, кто возвращаются в Израиль, называют «алиёй». Вам нужно всем заалиться.
– А если я не еврей, а хочу помидоры? – поинтересовался кто-то из будущих агрономов.
Все радостно загалдели, но быстро съежились под тяжелым взглядом Иоси.
– Мы еще выясним, кто тут не еврей, – как-то хмуро пообещал куратор. Он сказал эту фразу каким-то специфическим тоном, будто выяснять это будут в подвалах израильских спецслужб.
В Тель-Авиве было патологически жарко. То, что такой жары мы не видели в жизни, нам стало понятно, как группа спустилась с трапа самолета.
Видимо, евреи по своей натуре очень жадные люди – Моисей их сорок лет водил по пустыне под палящим солнцем, но этого им показалось мало. Поэтому они с кем-то там, наверху, по местной недорогой связи, видимо, договорились о том, что у них и далее будет особое солнце.
Вот оно и палило, превратив израильтян чуть ли не в негров.
Спустившись с трапа, все пассажиры самолета быстро нырнули в автобус с кондиционером.
Мы рванулись за ними, но Иоси неожиданно остановил нас.
– Стройся! – зычно крикнул он.
У меня потемнело в глазах – какой-то еврейский ОМОНовец заставлял нас, российских журналистов, строиться.
– Станьте тут! – Иоси требовательно ткнул пальцем в точку на земле. – Станьте в ряд и возьмите в руки свой багаж!
Цветы российской журналистики зароптали, но было поздно – автобус хлопнул дверьми и, обдав нас выхлопами от экономичного дизельного топлива, увез как удивленных пассажиров, таращившихся на нас из окон, так и спасительную прохладу.
Стоя на жаре в шеренге, я предположил, что, видимо, за эту поездку я стану антисемитом. Но если это было еще под вопросом, то одного еврея я уже конкретно ненавидел.
Этим евреем был Иоси.
Построившись, мы обливались потом под свитерами и пиджаками.
– Я сказал, взять багаж в руки! – строго выкрикнул Иоси, перекрывая шум самолета.
Все недоуменно подняли чемоданы и сумки.
Иоси медленно пошел мимо строя, внимательно вглядываясь в лицо каждого из двенадцати и переводя взгляд на их руки.
Сказать, что я был в бешенстве – это ничего не сказать! Бессмысленность происходящего действа потрясала, но особенно потрясала наглость этого шабаковца, с которой он устраивал нам оккупированные территории, не отходя от самолета.
И еще потрясало, что все молчали, рабски согласившись с ролью заключенных.
Все, но не я!
Это даже было хорошо, что я был последний в строю – это давало возможность все высказать этому наглецу прямо в лицо, причем от имени всего коллектива.
И особенно от Коли из Петушков, который, стоя рядом, пританцовывал, сучил ногами и даже приседал на манер солиста Украинского ансамбля народного танца им. П. Вирского, исполняющего популярный народный танец «Гопак».
Тем временем Иоси подошел к нам и, мимоходом взглянув на руки писклявого, перевел тяжелый взгляд на меня.
Удивительно, но на его лице не было ни капли пота.
Повисла пауза.
Иоси рассматривал меня, что-то изучая.
– Ты злой. Почему? – внезапно спросил он.
По моему телу пробежала какая-то мстительная волна. Я понял, что момент настал!
– Потому что вы издеваетесь над нами! – радостно выкрикнул я, чтобы слышали все. – Я злой, потому что жарко! Потому что мы журналисты и не носим бомбы! Нечего нас досматривать!
– У тебя появились тг-г-гебования? – спросил Иоси тоном, которым он, видимо, задает вопросы палестинцам, перед тем как производить с ними свои популярные действия, о которых упоминала дама из Шабака.
– Да, у меня требования! – гордо заявил я. – Их два. Мне, то есть нам, нужно в аэропорт, где есть кондиционер. И еще я официально требую, чтобы вы отвели Колю пописать. Он сейчас наделает в штаны, но боится вам сказать. Он много пил в самолете.
В подтверждение последней фразы Коля еще активней затанцевал.
Иоси неподвижно продолжал разглядывать мое лицо.
– Или позовите консула! – взвизгнул я. – Я российский гражданин!
Не говоря ни слова, куратор стал перед строем изнемогающих журналистов.
– Ты, ты, и ты. – Он мрачно ткнул пальцем в трех из нас. – Шаг вперед!
Мы с Колей сделали шаг. На другом конце шеренги шаг вперед сделал какой-то парень, которого я почти не знал.
Лично я сделал шаг потому, что каким-то особым шестым чувством понял, что обстановка накалена настолько, что Иоси может грохнуть нас троих прямо тут, перед строем. При этом рев самолетов заглушит выстрелы, товарищи по профессии позорно смолчат, а старушка-мама никогда не узнает, что ее сын погиб, отстаивая честь и естественные потребности корреспондента Коли из крохотной газеты города Петушки. Старушке-маме только придет короткая весточка, что ее сын расстрелян как враг еврейского государства.
В этой героической картине правдой было все, кроме старушки-мамы. У меня мама была, но совсем не старушка.
– Ты! – Иоси ткнул пальцем в неизвестного мне парня. – Где твой пиджак? Ты, – он перевел палец на Колю, – где твоя фотокамера?
– Ты! – Его палец, наконец, уткнулся в меня. – Где зеленая папка?
– Какая папка? – выкрикнул я, перекрывая шум самолета. Я не понимал, о чем он говорит.
– У тебя в самолете была зеленая папка, ты оттуда доставал листы бумаги. Потом ты спал, потом встал и вышел. Где папка?!
Я вдруг вспомнил, что в начале полета действительно достал из сумки папку с текстами, потом что-то там правил, но потом меня сморил сон. Сейчас я не мог сказать, где папка, – видимо, она осталась в самолете, в кармане переднего кресла среди журналов и проспектов самолетного «DUTY FREE». И это было ужасно, потому что там были тексты из моей книжки, причем в единственном экземпляре.
