Это было не так, машина, разумеется, была не с помойки, он ее купил. Но по сути она была права, этот “Фольксваген” набегал в чужих руках столько, что, в принципе, ему полагалось быть на автомобильной свалке. И куплен он был за ничтожные деньги – истинно копейки. А чуть бы дороже – и уже не осилить.
– Остановись! – прервал ее В. С такой раскаленной резкостью, какой не ожидал от себя и сам. – Остановись! Иначе… – Голос его сел, превратившись в клекочущий хрип.
Что “иначе”, он не знал, да скорее не слова, что произнес, а этот его хрип отрезвил жену.
– Ой, прости меня, прости меня, прости! Пожалуйста! – вырвалось из нее. Она закрыла лицо руками. – Я не хотела! Не понимаю, как получилось. Я так и не думаю вовсе. Прости, прости!
Искренна ли она была? Если не думала, то откуда это все взялось? Думала она так, думала! Вот только и в самом деле не хотела этого говорить.
В. не ответил ей. Он только наконец взглянул на нее. Взглянул и слегка кивнул головой. Я слышал, что ты сказала, значил этот его кивок.
Охранник на стоянке, увидев машину В., не открывая шлагбаума, кубарем скатился из своей голубятни вниз.
– Так это ты сам и есть! – провопил он. В. с женой услышали его даже за закрытыми окнами. – Мне еще утром показалось, ты как-то так… как у следака на допросе! Ясно почему! Пешедралом по воде… ни хрена себе!
И вот тут, с охранником, В. взорвался. Он ткнул пальцем в клавишу, открывая окно, стекло еще ползло вниз – он заорал:
– Что ты лезешь! Ты! Не твое дело! Не лезь! Сидишь там у себя – и сиди! Что привязался? Чудо тебе нужно? Что тебе до чуда?! Доить его будешь? Водку с ним пить?
И еще, и еще орал – бессмыслицу, бред, Бог знает что, пытаясь остановиться – и остановиться не в силах.
Злобно-хищное выражение фиолетовых орлиных ликов на груди оттиснулось копией на брыластом лице охранника. Клюв державной птицы воззрился на В. из мясистых щек. Охранник почесал лоснящийся потом голый живот под пупком, сплюнул под ноги, и из него исторглось с горячей свирепостью:
– Че разбазарился? Пасть заткни! С такой тачкой – и еще хавало разевать!
Шлагбаум перед В. поднялся спустя целую вечность. Во всяком случае, за это время охранник мог вскарабкаться к себе в голубятню раз десять.
Жена, пока они ждали взлета полосатого цербера, сидела рядом с В. – сама пришибленность, искоса, замечал он, взглядывала на него – и тут же отводила глаза. Он видел: губы у нее подбирались, дрожали, собирались гузкой, однако она удерживала себя от слез усилием воли, – точно как вчера, когда он выбрался на берег со спасенным мужчиной.
– Зачем ты так с этим, на шлагбауме, – услышал он от нее, когда уже шли от стоянки к дому. – Нельзя так вести себя. Мне было за тебя стыдно.
Словно не понимала, что сама же и виновата в его крике. Что это вырвалось из него то, что предназначалось ей. Хотя по сути, конечно, была права. Сейчас, задним числом, В. было стыдно невероятно. И все же он не удержался, чтобы не огрызнуться:
– Ты не знаешь, что он мне тут утром устроил.
Как будто это могло быть оправданием – даже если бы и было правдой.
Мобильные телефоны, что у него, что у нее, были отключены – он свой вырубил еще днем, когда один за другим пошли звонки от знакомых и незнакомых, – но домашний телефон, услышали они, подходя к двери квартиры, разрывался. Казалось бы, пока В. доставал из кармана ключи, открывал один замок, второй, телефон должен был смолкнуть, но нет – они переступили порог, он все упорствовал, и жена, вопросительно взглянув на В.: я возьму? – подняла трубку. Телевизор, скорее, прямо сейчас! – вырвался горячим дребезжанием из трубки возужденный до красного каления голос ее подруги.
– Включай телевизор, местный канал, там какого-то с твоей работы показывают! – с ошалевшими глазами повелела В. жена.
Голос говорившего появился на мгновение раньше, чем экран засветился, и В. узнал его. Это был голос коллеги. Экран ожил, внизу как раз выскочила надпись, сообщающая, кто сейчас на экране, и, моментально схватив ее взглядом, В. узнал, что коллега был, оказывается, заместителем главы городского уфологического общества, в качестве которого, судя по всему, и давал интервью. Это он-то, со своим каменным трезвомыслием!
Коллега рассказывал об инопланетянах. В. слушал его, и, чем дальше слушал, тем явственнее его пронизывало чувством ирреального. Игольчатый строй мурашек побежал от затылка по спине. Притом что кондиционера в квартире, само собой, не было, и за день она превратилась в раскаленную духовку.
Из рассказа коллеги следовало, что инопланетяне давно живут среди землян, о том свидетельствует уже просто невообразимое количество фактов, в назначенный час они могут получить команду, и тогда тотчас приступят к выполнению своей, неизвестно насколько миролюбивой к хомо сапиенс миссии. Сейчас, вещал коллега, они находятся в “спящем состоянии”, скорее всего, и сами не догадываясь, кто они есть на самом деле, но время от времени случаются какие-то сбои в программах, что заложены в них, и тогда инопланетяне помимо своей воли себя обнаруживают. Как это и произошло вчера на Запрудном. Скажите, улыбаясь полной сардонического коварства улыбкой, вопросил коллега, много вы знаете людей, которые могут по воде, аки посуху? Вы не знаете никого. Ни среди ближних, ни среди дальних. Ну, согласно Евангелию, Иисус Христос ходил. Так он, как считается, сам Бог воплощенный. Ну, еще будто бы у каких-то святых это получалось. Допустим! Так то святые…
Что-то лезвийно-острое проникало сквозь ознобную дрожь, одевшую собой В., выжигая в ней нестерпимо горячую щель. В. отвел взгляд от экрана, обернулся – то был взгляд жены. Она смотрела на него с такой пристальностью, с таким напряженным сомнением и недоверием – невозможно вынести.
– Да не инопланетянин я, не инопланетянин! – возопил В. – Ты веришь в этот бред? Не могу я ходить по воде, никак! Это вчера… я не знаю, что это такое вчера, общая галлюцинация, что еще?!
– А на камеру снято? – тотчас отпарировала жена. – У оптики тоже галлюцинация?
– Не знаю, не знаю! – воскликнул В. – Оптика тоже… ее человек в руках держал!
Саркастическим изумлением исполнился взгляд жены.
– Понимаешь, что говоришь? Человек, не человек, пусть она на штативе стоит – у камеры нет сознания, чтобы галлюцинировать!
– А вот давай сгоняем на то же Запрудное, поставим эксперимент, – сказал он. Чувствуя себя идущим ва-банк игроком, в карманах которого ни гроша. Что его больше всего страшило во всей этой истории – так это возможность ни за что ни про что потерять жену. – Что я: провалюсь? Не провалюсь? Давай сгоняем? Только попозднее, в сумерках, когда там уже никого не будет. Согласна?
Жена смотрела на него с сомнением, нерешительностью, страхом.
– Ну? Что? – понукнул он ее.
– Если ты настаиваешь, – пряча глаза, торопливо ответила она.
В том, как увела в сторону глаза – будто тихой мышкой шмыгнула в норку, – прозвучало невысказанное: зачем, зачем ты устроил все это, ты не должен был! Словно он своей волей устроил все это.
Коллега на экране между тем продолжал джигитовать на лошадке по имени Уфология, демонстрируя такую виртуозность, что ему мог бы позавидовать любой цирковой наездник. Среди нас, опасность, нельзя приуменьшать, звучал его голос.
В. навел на телевизор пульт и погасил коллегу. С него было достаточно. Следом за чем вытащил из розетки и вилку стационарного телефона. Ты не против, только спросил он жену. Она покачала головой: нет, не против.
Так весь вечер и просидели с выключенными телефонами, выключенным телевизором. Что за бесконечный был вечер! Какой-то переход через пустыню Сахару на верблюдах. Все песок и песок вокруг, все песок и песок – ни конца ему и ни края. Не о чем стало вдруг говорить, и невозможно молчать, и невозможно заняться никаким делом – все валилось из рук.
Парное лиловое молоко уличных сумерек было долгожданным благословенным оазисом, выросшим на горизонте. В. опасался встречи с охранником на стоянке и, когда подходили к голубятне, весь свился в одну твердую комкастую мышцу, – сверху, однако, вывесилось совсем другое лицо. У них же перед ночью передача дежурства, с чувством облегчения осознал В. Дежурил охранник, начавший работать здесь лишь несколько дней назад, он мало еще кого знал, и В. миновал его будку без всяких сложностей.
Берега озера противу надежды В. были еще не пусты. А там, где они вчера лежали, было даже и людно. Конечно, не так, как вчера, большинство уже укатило на ночной покой, но все же еще и плескались в воде, и месили песок в круговом волейболе, и мяли траву в подножии карабкавшегося по всхолмью леска. В. хотелось поставить эксперимент со всею возможной чистотой – именно тут, на этом же месте. Но для этого следовало ждать, когда на пляже не останется ни одного человека. До полной темноты, до глухой ночи, когда уже не станет ничего видно, В. било током нетерпения. Ждать – это было невыносимо.
