— Да?
— Думаю, он был бы рад увидеть их.
— И он не отдаст их Кадри-бею?
— Думаю, нет. — Он снова взглянул на нее. — Поймите меня правильно, фрау Оберманн. У профессора подлинная страсть к открытиям. Он ищет Трою, словно влюбленный. Он не покинет эти места, пока не разыщет древний город и не покажет его миру. В этом его жизнь. Он считает, что каждое слово Гомера истинно.
— Как вы сказали, он непостижим.
Она чуть было не сказала о находке, которую муж, по его собственному признанию, утаил, но решила не говорить. Они молча доехали до деревни Чиплак.
Деревня представляла собой всего-навсего два ряда крытых соломой домов по обе стороны утоптанной грунтовой дороги.
— Они живут так же, как их предки, — сказал Леонид. — Дома точно такие же. Видите? Цокольная часть служит хранилищем для припасов.
София видела, что нижние этажи без окон и дверей сделаны из нетесаного камня. Над ними этаж из глиняных кирпичей. Позади каждого дома двор или сад, окруженный глиняной оградой.
— Они строят дома из земли и глины, которая их окружает, — заметил Леонид. — По счастью, дожди здесь редки.
— Дома похожи на маленькие замки.
Они служат защитой от ветра.
— А что бывает, когда идет дождь?
О, это ужасно. Он приходит со стороны моря. Смывает крыши. Потом стены. Ничего не остается, кроме каменных фундаментов. Тогда они напоминают руины Гиссарлыка.
Они подъехали к краю деревни, где к столбу были привязаны два мула.
— Я сейчас зайду к женщине, у которой есть для нас хлеб и фрукты, — сказал Леонид.
Когда Леонид с кучером вернулись из маленького двора, неся мешки с продуктами, Софии нигде не было видно. Они несколько раз окликнули ее по имени. В конце концов появилась на узенькой тропке, отходившей от дороги.
— Я нашла холмик, похожий на могилу, — сказала она, — поросший травой и цветами. А рядом ручей и фиговое дерево. Очаровательно.
— Там, на поле? Это местная святыня. Один крестьянин нашел здесь — как это называется? — аммонит. Окаменелое морское ископаемое. Он свернут, как бараний рог, и жители деревни верят, что это останки какого-то мифического зверя. Они сочли его священным. Аммонит сейчас висит в доме этого крестьянина, в окружении колокольчиков. Затем по счастливой случайности рядом был найден родник. Поэтому они чтят это место.
— Равнину покрывало море?
— Конечно. Мы нашли буквально миллионы морских раковин только в Гиссарлыке. И я сказал профессору, что мы обнаружили Атлантиду.
В тот вечер, они ужинали все вместе: Лино и Кадри-бей, Леонид и супруги Оберманн. Разговор зашел о деревьях, упоминаемых Гомером.
— Оно называется phegos, — сказал Лино турецкому надзирателю. — Но кто знает, какое именно дерево имеется в виду?
— Наше здешнее дерево — дуб, мсье Лино.
— Но здесь еще множество буков. — Да.
— Это было высокое дерево, посвященное Зевсу. — Оберманн вряд ли прислушивался к тому, что они говорили. — На этом phegos Афина и Аполлон сидели, подобно ястребам, наслазвдаясь видом битвы. — Он отправил в рот большой кусок маринованного языка. — Разве это не волнующе? Именно поэтому я запретил рубить деревья.
— Гомер упоминает какое-то определенное дерево, профессор. — Леонид с момента приезда в Гиссарлык изучал "Илиаду" в русском переводе. — Оно росло у главных ворот города.
— Ja, jа. Да, разумеется, я знаю. Рядом с этим деревом Аполлон, укрывшись за облаком, воодушевлял Антенора. В тени этого дерева лежал раненый Сарпедон.
— Здесь у вас растет бук крупнолистый, — Лино снова обратился к Кадри-бею. — В моей стране растет бук обыкновенный. Он меньше.
— Что это значит? — Оберманн обратил внимание на тот конец стола. — Всему миру известно, что дерево у Гомера — дуб. Плиний подчеркивает это. Quercus[7]. Дубы и в его время были известны долголетием. Этого вам недостаточно?
— Но ведь это мог быть и каштан, профессор. — Леониду нравилось, когда Оберманн восторгался или негодовал.
— Каштан? Какое отношение к этому имеет каштан?
Он упоминается. Только и всего.
— Упоминается? Упоминаться может что угодно. Это ничего не доказывает.
София тихонько вышла из-за стола. Они ужинали в дощатом бараке, который использовался как склад для найденных в Гиссарлыке древностей. Сюда же на ночь складывали кирки, деревянные лопаты и другие инструменты. Из вещей, которые еще не были изучены и снабжены ярлыками, она выбрала маленькую чашу, по ободку которой шла полоса клейм, потемневших и потерявших цвет от соприкосновения с землей.
Найдя среди инструментов маленький нож, София села на табуретку, чтобы очистить сосуд. Стали видны клейма по ободку: то ли крест, то ли колесо, трудно сказать. Может быть, сочетание креста и колеса? Софии казалось, что она дает чаше возможность заговорить. Она пролежала в земле тысячи лет, а сейчас снова вернулась на свет. Какая троянка в последний раз видела ее, в последний раз использовала для молока или меда? Должно быть, она держала ее в руках так, как сейчас София. Это соединило их, живую и давно умершую.
— У тебя есть интуиция, София. Я вижу это совершенно ясно. — Оберманн наблюдал за ней, когда она была погружена в свое занятие. — Как аккуратно ты пользуешься ножом! Моя жена уже археолог, господа. Ей не нужно образование. Так же, как и мне. Я стал археологом, когда решил найти дворец Одиссея. И, оказавшись на Итаке, нашел. Я поднялся на гору Аэтос и начал копать. Вот она, археология. Интуиция!
По утрам в эту раннюю весеннюю пору было еще холодно. София, закутавшись в шаль, копала только что расчищенное место на южном склоне Гиссарлыка. Она руководила группой рабочих, которые, убирая землю и мусор, хором пели.
Они работали в этой части Гиссарлыка два дня, и Оберманн уже различал очертания храма или жилища. Он не видел ничего определенного, но и в этот раз повторил Софии свою любимую фразу: "Мое воображение меня не обманывает".
Она уже доказала, что умеет быстро и охотно обучаться. Оберманн научил ее, как методически вынимать землю, как определять точки излома в каждой траншее или яме, как распознавать и доставать важные находки, не повреждая их.
— Это не наука, — говорил он. — Это искусство.
Лино рассказал Софии, предметы какого периода можно найти в Трое, и объяснил, как различать их по форме и внешнему виду. Встречались двуручные амфоры, уникальные для этих мест, датируемые третьим веком до Рождества Христова, бронзовые сосуды шестого века до Рождества Христова, черная керамика восьмого века до Рождества Христова. Встречались пряслица и точильные камни десятого века до рождества Христова и терракотовые шарики и сосуды еще большей древности. Все это она запомнила.
София узнала и другое.
— Если ты найдешь что-то ценное, — сказал ей Оберманн, — нужно скрыть это от чужих глаз.
— Ценное, Генрих?
— Драгоценные металлы. Драгоценные камни. Здесь должно быть много золота. Но его нужно прятать от Кадри-бея. Я не хочу, чтобы слава Трои досталась Турции. Надо ли говорить тебе, куда должны отправиться эти вещи? В Афины. В твой родной город. — Он понизил голос, хотя их разговор никто не мог услышать. — Я договорился с твоим отцом. Он нашел для меня дом по соседству с вашим. Я использую его как склад. Раз в неделю рабочий-грек увозит отсюда в седельных сумках ценности. Затем плывет на пароходе в Афины, а там его встречает твой отец. Все очень просто и совершенно безопасно.
София была поражена. Пока Генрих ухаживал за ней, он вел переговоры с ее отцом о посторонних вещах.
На следующее утро Оберманн разбудил ее перед рассветом. В алькове, служившем кухней, он аккуратно приподнял три доски пола. Под досками стоял неглубокий деревянный ящик, наполовину заполненный чашами, подвесками и другими предметами из блестящего металла.
— Вот золотая фибула с пластинками из слоновой кости, — сказал он. — Возможно, ее носила сама Елена. Это крышка сосуда из электрума[8], вот серебряная ложка с большим омфалосом посередине. Любая из этих вещей бесценна, София! Ты ощущаешь присутствие Андромахи и Гекубы? Эти драгоценности они носили в своей крепкостенной Трое! — Он положил доски пола на место. — Пока я не могу объявить об этом открытии. Не раньше, чем мы навсегда покинем Турцию. Но я сделал пометки, ще и когда они найдены. Я стал одним из этих Schematiker[9]. Я стал немцем! Я был методичен. Знаешь, София, слово "метод" произошло из греческого. Meta hodos. "Способ действия". Вот способ, который я выбрал.
София привязала к ногам куски брезента и могла теперь вставать на колени на землю.
Сначала она подумала, что наткнулась на стену, но, по мере того как она убирала грунт, прилипший к неровной поверхности стены, выяснилось, что камень уходил вниз. Она покрылась потом и на какое-то время подставила лицо прохладному ветру, дувшему с Геллеспонта. Одежда мешала работать, дыхание сбивалось, а пальцы болели от упорного копания. Но ее радовало то, что она была частью работы в Трое, частью пения рабочих.
