Я немного вздремнула и встала. В ванной побрила ноги лезвием Рыжего Ханны. По верху тюбика с пеной для бритья, вдоль края, шла надпись «С добрым утром!» на разных языках.
Я приняла душ, обильно присыпала себя тальком Ви Ди и от души воспользовалась ее увлажняющим кремом. Влезла в короткое летнее платье, не забивая себе голову насчет корсажа и голых ног.
– Тоже завтра отбываешь? – спросила Ви Ди.
Я кивнула, разогревая остатки супа и тушеные овощи.
По телику не показывали ничего интересного, а Рыжий Ханна так нарезался, что Ви Ди пришлось его уложить. Позвонила Ланна, спросила, можно ли ей заглянуть с подарками, но я предложила подождать до работы, потому что у меня тоже кой-какая мелочь для нее припасена. Я вспомнила о вещах Курис Джин и сказала, что попрошу закинуть их бабуле Рыжего Ханну. Она заметила:
– У тебя даже голос от простуды глуше стал.
– Да, здорово меня прихватило.
– Ах, лапа! – вздохнула Ланна.
Ви Ди отправилась на боковую, а я сидела, разглядывая сполохи света от телика по всей комнате. Прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки, опустила голову на руки да так и замерла. Подогнула под себя голые ноги, потом встала выключить телик. Засмотрелась на свечение рефлектора, растекающееся по комнате. Наконец задрала подол.
Я не могла вспомнить, который из них свел мою правую грудь и левую грудь Ланны так, чтобы затвердевшие соски терлись друг о друга, а потом нежно обхватил их оба губами, посасывая и полизывая. Это было так необычно и так приятно. Ланна неотрывно смотрела мне в лицо.
Я распустила волосы. Они свесились и коснулись пола – в то самое мгновение, когда я, вспоминая, подвела себя к пику. Я вытерла палец о живот и потянула вниз подол короткого платьица. Выключила обогреватель, поплелась в койку.
Всю ночь лил дождь. Он порасчистил дороги, но снег остался лежать на холме перед Комплексом. Рыжий Ханна выходил во вторую смену на поезде в пять сорок, поэтому я приготовила отварные овощи с сырным соусом. Ви Ди вызвалась подвезти нас и по дороге закинуть пальто и калоши Курис Джин.
– Поблагодарите ее от меня, – попросила я.
Когда машина остановилась у моего дома, я сказала, что оставлю им подарки на станции.
– Я бы вас как-нибудь пригласила на кофе, но столько всякого хлама разбирать нужно.
Ви Ди скрипнула сцеплением и вырулила, не глядя в зеркало.
В квартире я достала новую пачку «Силк кат» из блока и закурила, щелкнув золоченой зажигалкой. Поставила на проигрыватель пластинку Magazine – альбом Secondhand Daylight. Подвела иглу звукоснимателя к The Rhythm of Cruelty, второй трек на первой стороне. Затем достала диск Play – концертную запись – и прослушала первую сторону с самого начала. Включила огни на рождественской елке – пусть мигают почаще, – воткнула в розетку штепсель обогревателя. Достала дискету из кожанки, посмотрела на нее. Выдвинула ящик стола. Его «Автокарта» для лавочки была там. Я забрала ее, бросила внутрь дискету и задвинула ящик. В спальне скинула грязное белье в угол, перестелила постель. Перевернула пластинку. Он лежал на полу в кухне, мертвый. И никакого запаха.
Наступил день зарплаты. По-прежнему лил дождь, а у меня начались месячные. Я проснулась где-то в шесть. Забрала свою сумку из кондитерской под «Западней», оставила подарки для Рыжего Ханны и Ви Ди в будке для персонала на станции. Там околачивались Бритый и СО.
– На семь двадцать собралась? – спросил СО. – Как волшебная коленка?
Я засмеялась.
На работе все было как обычно. Мне велели сортировать товар. Я вручила Ланне подарки: медальон, о котором она мечтала, и мою старую кожаную куртку, которая ей всегда нравилась, – и сказала:
– Прости, что так скромно.
Она обняла меня крепко-крепко и подарила видео Miss. 45 – The Angel Of Vengeance. Я уже целую вечность пыталась его раздобыть, а ей пришлось заказывать по почте. Еще я получила в подарок жутко блестящий, дорогой на вид педикюрный набор.
– Послушай, – предложила я, – давай устроим вечеринку с видео в канун Нового года.
Ланна спросила, нет ли от Него вестей.
– Нет, – ответила я.
Когда я возвращалась домой с работы, в ушах звучала Red Noise Билла Нельсона. Я из принципа никогда не отоваривалась в супермаркете и фирменные пакеты выворачивала наизнанку. В лавочке, торгующей замороженными продуктами, купила пиццу быстрого приготовления – все из-за тела на кухонном полу.
Ему опять прислали почту из магазина моделей на юге. Его тело жутко мешало дотянуться до духовки и разогреть пиццу, впрочем, я уже привыкла, приноровилась.
Устроилась с пиццей перед теликом, но там показывали только людей, палящих из автоматов в разрушенных городах. Это была Югославия. Потом показали девочку с оторванной головой. Я включила видео и поставила кассету «Плохой лейтенант», одним глазом смотрела в экран, другим – на свои ногти, опробуя в действии инструменты из педикюрного набора. Нанесла пару слоев «Темной вишни», вставив между пальцами ног специальные разделители.
Когда закончился «Плохой лейтенант», я глубоко вздохнула: печальная история. Поставила на проигрыватель альбом Iron Path, записанный Last Exit, и прибавила громкости. При помощи крюка открыла крышку люка, ведущего на чердак, – это было непросто. Встала на цыпочки и, ухватив конец приставной лестницы, стянула ее вниз, до пола, затем полезла в темноту.
Наверху было холодно. Лампочка в патроне под балкой отсутствовала. Я нажала на кнопку «Включить». Трансформатор загудел, запуская «ночной режим».
«Ночь» наступила в маленькой деревушке за электростанцией в дальнем конце перевала. Там и тут загорелись крохотные огоньки. Я оглядела железнодорожное полотно, отель с башенкой у вершины лестницы, кладбищенскую аллею, Зеленую церковь, всю в цвету, как всегда, потому как в игрушечной деревне стояло вечное лето, и нажала на выключатель. Гул стих, и стало темно; только на шиферной крыше деревенского роддома лежали два светлых прямоугольника – это луна заглядывала в оконца между стропилами. Молочные отсветы на горном склоне в том месте, где спускались опоры линии электропередач, заставляли поверить, что он настоящий.
Я спустилась с чердака по лестнице, прихватила из спальни новые солнцезащитные очки. На кухне надела рукавицы и ухватила Его за ногу. Нога подалась, и все тело дернулось – как-то жутко. Я отпустила ногу, она упала, но совсем не так, как живая. Я сделала глубокий вдох, сердце колотилось. Я снова нагнулась и дернула изо всех сил. Он оказался тяжелее шестиколесной тележки, груженной овощами. Я оттащила Его к приставной лестнице, спущенной с чердака, оставив длинный липкий след в коридоре. Новые солнцезащитные очки пришлись кстати: кровь, вытекшая из-под Его тела, уже не казалась такой ярко-красной.
Я снова забралась на чердак и стянула вниз по лестнице один конец запасной веревки для подъема грузов, слыша, как щелкает собачка по колесу в храповом механизме. Обвязала веревку вокруг Его щиколоток, снова полезла на чердак и вставила блестящую рукоять в лебедку, как Он учил, когда я помогала строить модель деревушки Его детства. Я принялась крутить ручку в другую сторону и потащила Его по лестнице к себе. Он ударялся ртом о каждую ступеньку, и я подумала, что Его рука вот-вот отвалится, но нет, не отвалилась. Он, раскачиваясь, вплыл на чердак, а когда Его лицо поравнялось с люком, зад приблизился ко мне, потом откачнулся.
Мне пришлось спуститься вниз, чтоб перевернуть пластинку. Я прикурила «Силк кат» от золоченой зажигалки, давая себе передышку.
Вернувшись на чердак, я обвязала Его руки другой веревкой и подтягивала тело, пока оно не зависло, кружа, над подставкой огромной модели. Я повернула вторую собачку и отпустила стопор. Тело рухнуло на дома деревни Его детства, расплющив склон горы, и застыло, запрокинув лицо к оконцам в крыше.
Пальцы Его ног оказались в дальнем конце перевала, лицо – за линией железной дороги.
Его тело всмятку раздавило отель с башенкой.
Я открыла крюком оба чердачных окна. Два прямоугольника лунного света легли на Его обнаженное тело. Я слезла вниз, оставив люк открытым. Поставила музыку, скорее мою, чем Его: Spiral Tribe Sound System Sirius 23, пленку с записями разных диджеев, а еще ту пиратскую копию, бутлег Mutoid Waste Company.
Смыла кровь с пола, ползая с тряпкой по углам, пока ни следа не осталось. Искромсала на куски запятнанный кровью коврик, вымыла секач и нож, повесила их на место, над раковиной. Правда, на столе, там, где Он рубанул секачом руку, осталась глубокая выщербина. Поставив на видео кассету с фильмом «Профессия – репортер», я отмотала к тому моменту, где его жена смотрит кинохронику о расстрельной команде на берегу. Все как на самом деле. После залпа лицо сгорбленного человека медленно запрокидывается, из-за нервов или другого чего. Я вернулась к началу этого эпизода, а потом досмотрела фильм до печального конца.
