Но они искали живого, нового, не порывая с святоотечественной традицией. Они рвались истово и всей душой к тому, чтобы жить праведной, чистой жизнью, как первые христиане, горячий, страстный порыв к Трансцендентному, стремление открыть глубины истинной веры, освободить истину Христа, зафиксированную в Святом Писании (Деян. 4. 32 -— основной источник вечной истины, которая просвещает и окрыляет сердца благочестивых, ревностных верующих), от позднейших сомнительных, печальных, досадных наслоений, вернуть ей былой напор, динамику, это не значит рвать с традиционным благочестием, они продолжали славить аорист, целиком и полностью оставались в границах святоотеческого предания, истинного; взялись за то, чтобы воскрешать активный, творческий христианский идеал, создать подлинную солнечную коммуну (Деян. 2. 44): все общее, братство и взаимопомощь, вечный образец и жемчужину веры — раннехристианская община, просветленное коллективное тело, естественно, общее застолье, общая чаша с родимой (хлебушко — Томас Манн) гуляет по кругу, можно лишь символически пригубить, можно и прополоскать горло, в качестве исключения хлестануть богатырскую, гомерическую дозу, как же без этого? Обрели подлинное, плотное бытие, обрели истинное единство большой семьи, к чему стремилось раннее христианство, это у всех почему-то так! словом, “одно сердце и одна душа”, особенное, цветущее, замечательное и таинственное слово: агапа! вечеря любви, завещанная Спасителем на Тайной вечере, славное пиршество первых христиан, забытое действо, прищемленное слегка соборами, скомпрометированное человеческой непроходимой глупостью, слабостью, бледностью современного евангельского сознания, перерастающего на каждом шагу в прямое, откровенное, злостное предательство, с отказом от цельного мировоззрения, от активной веры (вера без дела мертва), от главного завета первых христиан, что Христос всегда пребывает в христианской общине, которая и есть тело Христово, где жизнь и вера сливаются в одно нераздельное целое, другими словами, жизнь есть и должна быть вечной, непрерывной Пасхой. Где страх перед безмерной тайной? Где? Не видим. Церковь осторожно, если не сказать трусливо, ориентирована на тех, кто спотыкался, падал, по слабости увлекался, упивался вином на агапах, утучнял тела свои сладкими яствами (Кор. 1, 11, 21; Иуд. ст. 12; Тертуллиан: Апостол, гл. 39). Истину нельзя рассматривать с разных сторон, на вкус пробовать, рационально умом схватывать. Ее можно познать, ею лишь можно наполниться, наполниться до краев…
И вот они вкушали радостно истину, не разменивались на мелочи, вкушали с восхищением и восторгом, победа над грехом, в мистико-экстатическом танце наполнялись Истиной, рвались к Абсолюту, сливались с Ним. Марина была их богородицей, кормчей корабля, который смело шел вперед среди житейских бурь, мещанства, серости и скуки, которые отвратительно пошлы, ни уму, ни сердцу. А какие умные разговоры они вели о сексе, об отношении полов, конечно, не будем всё пересказывать, у внешнего, постороннего человека (профана) могут волосы встать дыбом от дерзости и смелости их емкой философской мысли. В Евангелии, к примеру, говорится, что не гоже в старые меха вливать новое, молодое вино, нужны новые меха, новые формы, и наши новообновленцы готовы внести дерзкие коррективы в устаревшие формы брака. Семья разрушается, разводы, одни разводы, нет и одной благополучной семьи, не случайно, что-то надо в корне менять, что-то предпринимать, а новое — пронафталиненное и крепко забытое старое. Христос ясно и недвусмысленно учил, что не должно быть разводов, но нигде не сказал, что у мужчины должна быть одна жена, в их общине будет всё общее: и жены, и мужья, естественно, а то! половая связь должна быть разумно упорядочена, тем самым преодолеваются психофизиологические антиномии семейной жизни, с одной женщиной живет мужчина месяц, понятно почему месяц, дальше — замена, новый, энергичный партнер (партнерша), всем хорошо, большая, крепкая семья, ибо сказано авторитетно, что человек родовое существо. Никаких абортов, никаких грязных, гадких презервативов, еще эту мерзкую, гнусную пошлятину называют гондонами по имени изобретателя (Гондон, наверняка, двух мнений быть не может, француз, вся мерзость идет из Франции, с лукавого, растленного Запада), всяких там иных и изощренных хиро(херо?)мантий, прочих противных православной душе противозачаточных средств. Дети считаются общими, общая забота о потомстве. Сказано, хорошо сказано, плодитесь и размножайтесь. Смелое строительство семьи нового типа, есть, есть какая-то правда в их начинании, во всяком случае дети хорошо в этом колхозе родились, демографический взрыв, и все девки, нескончаемые девки, прекрасный пол. Они, блистательная, критически мыслящая, бунтующая против серости, пошлости молодежь, получили от недругов прозвище Губошлепов, узнаем пародийное изображение событий их жития в романе В. Кормера “Наследство”, а ведь Володя если прямо не входил в их компанию, то уж бесспорно примыкал к ней, бывал на сборищах, роился с ними, пусть не на равных, соглядатай, материал собирал для великого романа, да разве так романы пишут. Ничего не понял Володя, не разобрался, ничего не увидел, главного не заметил, мистерий, агапы!
По существу, то был всё тот же хрустальный дворец, осмысляемый Достоевским, воля ко всемирному братству, та же идея, поиск идеала в евангельских временах, смелое движение вспять, золотой век всегда в далеком туманном, мутном прошлом, а почему это великолепное прошлое преодолено другой практикой, мы не задумываемся, недосуг. Известно и давно, что не существует единого для всех и каждого пути к Абсолюту, а потому верчение на пятке, экстаз дикого танца — одна из возможных тропинок: они рвались пробиться, прорваться к Богу, все это близко к наследию апофатической теологии, позднего, увядающего цветка тысячелетней византийской культуры. Осмелимся повторить, что они, преодолев и легко отбросив примитивный катехизис, не вышли из жестких рамок православия и святоотеческой традиции, видели себя православными крепкого посола, всецело и целиком укорененными в лоне Церкви, в главном русле традиции, усердно держались постов, среду и пятницу — рыбный день (полезно! в рыбе есть фосфор, еще на морковку нажимали, тоже дюже пользительна), каждое воскресение, вымыв шею и еще кое-что еще и кое-что иное, о чем не говорят, чему не учат в школе, всей компанией, захватив многочисленных чад, торжественно, смотреть любо-дорого, направлялись в церковь, отстаивали литургию, чуть ли не каждое воскресение исповедовались и причащались. На исповедях, долго и старательно толкла воду о своих грехах, естественно, говорила в общих чертах. Лишь об отношениях с матерью доходила до конкретности — ничего с собой поделать не может, плакалась, слезы горячие лила, говорила, что не властна над чувствами, раздражается, увидев мать, спеет и начинает кипеть злоба высокой консистенции, не может выносить материнских причитаний, проповедей, срывается, обрушивает на мать потоки грязной ругани (еще Марина наладилась плакаться отцу Александру Меню, что частенько слышит непристойные, непотребные, гадкие слова, именно когда священник держит перед собою чашу со святыми дарами, произносит “Со страхом Божием приступите”, надо подходить к чаше, а какой-то голос, голос женский, старческий, сзади, вполуха кудахчет, неразборчиво, затем явственно, громко, развязно, пошло, так, что она вздрагивает, оглядывается, мерзость слышит, и она вспоминает грех, постыдный, о котором, как на зло, забыла сказать священнику на исповеди). О том, что происходит в Березняках молчала, не потому что опасались напороться на темный обскурантизм духовенства, а как-то так, да и кто на исповеди говорит о своих добродетелях: они жили в Истине, утончали на агапках свои души, стяжали Утешителя, Духа Святаго, о котором так хорошо и вдохновенно говорил, если верить Мотовилову, Серафим Саровский. Всё это было в соответствии с традицией, никогда они не покушаясь на неограниченную власть традиции, на ее крепость, просто на несколько веков эта молодежь опередила свое историческое время, они сказали смелое слово, положили бродильные дрожжи в пресное тесто (действовали мощные силы притяжения, и к ним, как к божьим людям, праведникам, знающим тайну жизни, стремились ищущие, взыскующие, ездили на поклон и за правдой, подолгу останавливались, все, все интеллектуальные егозы, ловящие правду за хвост, как жар-птицу, стремились сюда, в Березняки, особенно рвались те, кто искал внутреннего света, жаждал преодолеть реальность как низшую сферу бытия, вся мистическая Россия побывала у них), сделали весну, вдохнули новую жизнь в современное христианство; то было блистательное торжество православной мысли, идеи Третьего Завета…
Но дьявол не дремлет, неугомонен, дико активен, сверхактивен, неуемен, дошл, ушл.
