Митя стоял, и смотрел на меня. Качок — тоже смотрел на меня. И вид у них был…
– А кем ты приходишься Мише? — спросил качок.
Интересный вопрос! Кто бы мне самому это растолковал!
– А тебе зачем? — спросил я.
Качок плюнул себе под ноги.
– Казачок, блин, засланный, — хмыкнул он.
Я не совсем понял его. Хотя смысл высказывания был ясен. Они думают, что я буду доносить на них Мише. Они не знают, как им относиться ко мне — как к своему, или — как к чужому.
Дело было не только в отношении, как я понял вскоре. Отношения — тьфу, когда дело касается денег. Полюбишь и козла! Полюбишь и Васю!
А пока менеджер Митя открыл дверь в стеклянную будочку. В кассу.
– Гляди, — ткнул он меня пальцем в кассовый аппарат. — Вот билеты, а вот касса. Нажимаешь сюда, и сюда. Вылетает чек. В будни — двадцать баксов, или по курсу. В выходные — тридцать баксов. В праздники — пятьдесят.
«Ого! — подумал я, — мне и не снились такие деньги!»
Вслух я ничего не сказал, надо понимать.
— Теперь — главное, — продолжил Митя. — Через кассу пропускаешь каждый двадцатый билет. Остальные — даёшь так.
— Что? — не понял я.
— Ты дурак? — спросил Митя.
Да что же это такое? Почему все, начиная от родной матери, изаканчивая этим вшивым менеджером, задают мне один и тот же вопрос?
На последний вопрос я не стал отвечать.
А Митя и не ждал ответа. Ему всё было ясно.
— Билет даёшь, а чек не пробиваешь! Для налоговой — проводим через кассу каждый двадцатый билет. Ферштейн? Остальные бабки отдаём твоему Мише просто так. Теперь врубаешься? Тут до тебя Антон работал…
В голосе Мити сквозило неприкрытое сожаление.
Я кивнул. Я врубался.
— Есть хочешь? — неожиданно проявил милосердие Митя. — Нас тут кормят.
Ещё бы я не хотел!
— Кормят хорошо, но за деньги. Коля, проведи его в столовку. Пусть девочки его обслужат. А то работать не сможет. Не выдержит, всю ночь.
Милосердие Мити было обосновано!
— Деньги есть?
Вот этого вопроса Митя мог и не задавать. Я кивнул отрицательно.
Митя ещё разок взглянул на меня, и отдал распоряжение качку Коле:
— В долг! Пусть его накормят в долг!
Коля повёл меня через помещение клуба. Я ничего не успел рассмотреть. Я шёл, как сквозь стой, сквозь взгляды ещё трех охранников, барменов, официантов, и ещё кого-то…
Мой первый рабочий день начался.
Еда была вкусной. Но я почти не разобрался в том, что ел.
Поел я быстро. Подходя к выходу из большого клубного зала в холл, я притормозил у приоткрытых дверей и услышал разговор Мити, Коли, и ещё одного охранника, Саши.
Что-то, в последнее время, мне везёт на тайны Мадридского двора.
— Сань, ты не переживай. Мы ему всё объясним, — успокаивал Саню Коля-качок.
— А если он от Миши специально послан, чтоб нам кислород перекрыть? — интересовался Саня.
— Не похоже, — отозвался психолог Митя. — По моему, он просто придурок. Он не догоняет!
— Без кассира — труба, — говорил Саня. — Миша же грозился всех поменять! А убрал пока только Антона.
— Да, Антоша был классный пацан, — согласился Коля.
— Куда он подался?
— В «Чёрный барабан». Если Миша не настучал, примут.
— Послал нам Бог этого придурка…
Последние слова, как я полагаю, относились ко мне. Я вышел из зала в холл.
Три пары честных глаз уставились на меня. Маленькие серые глазки Коли-качка, тёмно-карие, как-бы мимо смотрящие глаза Мити, и тяжеловатые, грязно-серые глаза охранника Саши, оправленные красными белками.
Охраннику Саше было лет тридцать. Он не был таким качком, как Коля, но во всём его облике читалась такая неуёмная сила, что хотелось отодвинуться в сторонку. Подальше от него…
Кроме того, от Сани шёл запах перегара. Не сильный, но имелся.
Мы молча смотрели друг на друга. Потом Митя встал, и сказал:
— Через пятнадцать минут открываемся. Будьте на местах. Если что не так — зовите.
Мама! Интересно, что было бы с тобой, если бы ты увидела столько денег! Я почти не смотрел на людей, входящих в клуб. Во-первых, не успевал, а во-вторых, я смотрел на деньги.
Сколько денег! Я честно считал до двадцати, пробивая билеты. Я давал сдачу до копейки.
Сколько денег! Сколько…
Люди несли деньги не для того, чтобы купить еду или одежду. Не для того, чтобы купить лекарства, мебель, или сделать ремонт… Люди несли деньги просто так: чтобы посидеть среди себе подобных, поесть, выпить…
Поесть дорогой еды, выпить дорогое питьё… коктейль…
Передо мной расстилалась иная жизнь. Жизнь — в непостижимом для меня качестве. Я складывал баксы почти автоматически, как фантики.
Вероятно, моя бедность, и даже нищета — сквозили в каждом моём движении. Бедность и униженность бедностью пронизывала каждую клетку моего бренного тела.
Я вспомнил, что читал о том, что Моисей водил евреев по пустыне сорок лет, чтобы сменилось поколение людей, помнящих, как они были рабами.
Я смотрел на эти шальные, на эти выброшенные деньги, и мне хотелось выть.
Сколько же надо было водить меня, и по какой пустыне…
Я не завыл. Я удержал себя в руках, при этом аж вспотел от напряжения.
Когда я пробил несколько раз по двадцать билетов, к моей будочке подошли Митя и Саня.
– Выйди на минутку, — тихо сказал Митя. — Выйди, пока клиентов нет.
Я вышел. Митя и Саня припёрли меня в углу.
— Ты скажи, Вася, какую тебе зарплату Миша обещал? Честно только… — начал Митя.
— Если хочешь, — добавил Саня.
— Если честно, то я не знаю.
— Ты придурок? — вырвалось у Мити.
— Или ты Мишина шестёрка? — сознательно выразился Саня.
— Никогда я шестёркой не был, — возмутился я.
Я никак не мог понять, чего они от меня хотят. Я ведь пробивал каждый двадцатый билет, как было уговорено. И не разу не ошибся.
— Тогда слушай. Без кассира — нам это…
— Кассир — основная фигура, — сказал Митя.
— Митя тебе не сват, не брат? — переспросил Саня.
— Нет… Я и не знаю точно, кто он…
— Сволочь. Сволочь он… — предельно прояснил ситуацию Саня.
— Короче, — Митины чёрные глаза буравили меня. — Каждый двадцатый билет — в налоговую, а каждый шестой билет — нам.
— Кому? — переспросил я.
— Ты думаешь, мы тут зазря паримся? Или — за Мишины копейки?
— Слушай сюда, — продолжил Митя. — И дураком не будь. Саня с Колей на дверях. Народ им билеты отдаёт, а они их рвут. Каждый шестой билет они не рвут. Ну, седьмой… или — пятый. Возвращают тебе, а ты продаёшь его ещё раз. Выручка — на всех. Четыре охранника, я и ты. Ну?
Видимо, они ждали от меня ответа.
— Ну? — повторил Саня.
— Дошло? Врубился? — переспросил Митя. — Или нет? Или придурком ты был, придурком и останешься?
Откуда этот Митя знал, кем я был?
— Попробую, — сказал я.
— Вот… попробуй… — Митя протянул мне с десяток билетов. — Давай! А то…
— Что? — спросил я.
— А ничего… мало ли что… шёл, упал… споткнулся, гипс… Саня у нас Чечню прошёл… к сведению новичков… — прищурился Митя.
Лучше бы они не запугивали меня. Не люблю я этого…
— А если я не попробую?
— Попробуй, — как-то грустно, совсем без угрозы сказал Саня. — Попробуй, мальчик мой…
Я взял билеты.
Если бы Саня стал напирать и грозить, я бы бросил эти билеты ему в морду и ушёл бы. Честное слово.
Раньше я знал о подобном только понаслышке. (О том, что так воруют). Видел по телевизору, читал.
Всё, что могла своровать моя мать — это пара тетрадок с двойками. Свои репетиторские, если они были, мать отрабатывала «от звонка до звонка», иногда уставая больше, чем от уроков.
Фиктивных пятёрок (а так же фиктивных троек) мать не ставила, иногда попадая от этого в немилость начальства. При особо трудных случаях мать соглашалась позаниматься со спорным учеником.
Иногда это было бесплатно… Но зато мать «сохраняла лицо», как сама же и говорила.
Вот как я был воспитан! Я с детства знал, что брать чужое нехорошо.
И даже — плохо! А тут…
Быстро же я согласился! Я даже сам не понял, почему.
Вор у вора дубинку украл. Вор у вора дубинку украл…
– Сегодня какой-то спокойный денёк, — сказал Митя под утро, когда Саня с Колей погрузили последнего, оставшегося в одиночестве пьяного на дежурное такси. — Даже драки не было!
Я уже знал, что возле клуба работают четыре таксиста. Берут они с клиентов втридорога, но не обворовывают, так как не хотят терять такое хлебное место. Везут клиента в любой район и в любое время суток.
И домой, и на дачу, и к девочкам, и к мальчикам, и к чёрту на кулички.
Та возня, с которой выдворяли пьяных, видимо, не считалась здесь дракой.
