«Газету я читаю, газету!» — чуть было не заорал ему Степан и тут же подумал, что вздумай сейчас охранник подойти и потребовать документы, он наверняка их предъявит… хотя бы и для того, чтоб поскорей отделаться.
Охранник меж тем, что-то буркнув в рацию, направился к стояночной цепи, снял её с крючка и опустил на асфальт.
Стало быть, подъезжали хозяева.
Действительно, из-под арки вывернул огромный серо-чёрный джип. Приблизившись, он важной, защищённой толстыми никелированными дугами, мордой въехал в освобождённое пространство. Водительская дверца приоткрылась. Остановившийся поодаль охранник, видимо, получив приказ, направился к автоматически открывшемуся багажнику, откуда принялся доставать и нанизывать на пальцы фирменные пакеты «Азбуки вкуса», едва ли не самого дорогого, как узнал всё от того же Потрохова Степан, супермаркета столицы.
Вышедшая из-за руля худая, если не сказать, тощая блондинка с голым загорелым животом под короткой белой майкой и в специально надорванных белесых джинсах в обтяжку разговаривала по мобильному телефону, невесомо застрявшему в частоколе её непомерно длинных блескуче серебристых на солнце ногтей. При этом она крутилась на месте, но ни на что и ни на кого не обращала ни малейшего внимания. Смотрела в небо, в даль, в никуда, только не людей, как будто для неё и несуществующих вовсе.
С ворохом пакетов в двух растопыренных руках охранник поджидал крутящуюся на месте хозяйку. Поджидала её, придерживая распахнутую входную дверь ногой, и пожилая консьержка в приспущенных на нос, словно бы для пущей зоркости, очках.
Наконец, не прерывая разговора, девица, через шаг останавливаясь, двинулась к подъезду.
Консьержка откровенно льстиво заулыбалась и ещё сильнее, хотя было уже и некуда, оттиснула дверь, вжавшись в неё всем подобострастно вытянувшимся бесформенным телом.
Охранник с пакетами шествовал побоку, как бы прикрывая девицу от возможной опасности.
Какой?!
Вот они скрылись, стальная полированная дверь захлопнулась, и Степан не то что бы облегчённо, а передохнул. Чёрт его знает! Возможно, он чего-то и не догонял, как выражался всё тот же Потрохов, но какой такой смысл был во всём происходящем? Если бы на девицу эту кто-то охотился, разве охранник с пакетами в двух руках (да и без пакетов) помешал бы? И вообще, какого чёрта этому миллионеру и всему его семейству селиться в этом далеко не элитном доме? Отделывать за свой счёт подъезд, лестничные клетки? Правда, лишь по свой третий этаж и не ступенькой выше отделывать-то, но всё равно: сажать консьержек, содержать охрану, вешать под окно видеокамеру и прожектор, ярко освещающий ночью стояночное место, где среди Джипов и Мерседесов новоиспечённого олигарха стоит игрушечный жёлто-синий электромобиль будущего наследника, двухлетнего мальчугана, толком ещё и не понимающего как этим папиным чудом-подарком распоряжаться, управлять. Ведь есть же дома получше! Гораздо лучше! Специально для миллионеров. Элитные! И Светка тогда бы, проходя мимо этого индивидуально отделанного подъезда, всякий раз не изводилась и не стонала бы оттого, что этот чёртов магнат поселился не за их крашенной красно-коричневой охрой дверью.
Светка!
Она вначале долго не хотела понимать, что их устойчиво налаженная жизнь окончательно пошатнулась и рухнула. Да и как понимать? Степан и сам отчётливо не сознавал этого — вчера был нужен, незаменим, а сегодня… Даже ещё и сегодня Степану до конца не верилось, что взлёт его остался далеко позади и что посадка уже давно свершилась. Причём — ни куда-нибудь посадили, а, как теперь выражаются, опустили… в топкое, вязкое болото, засасывающее всё глубже и глубже. Надо было на что-то опереться, выскочить, выбраться, хотя бы для того, чтоб отдышаться, осмотреться, но в том-то и беда, что все нащупываемые им кочки-опоры оказывались ложными, уходили из-под ног раньше, чем он успевал на них укрепиться, перевести дух. Возврата в профессию, особенно после проигранной им борьбы с Министерством, для него не существовало, да и в самой-то профессии-то потребности не наблюдалось — «не нужны стране инженеры, не нужны!» — а ни в какой другой сфере деятельности он применения себе не находил, вернее, нашёл бы, если бы предложили что-нибудь дельное, интересное. Но не предлагали, не предлагали! А семью, как известно, кормить надо каждый день. Вот когда он почувствовал, что Москва для него — чужой город. Знакомств элементарных и тех хронически не хватало, а без знакомств, без влиятельных друзей, без нужных связей… «кому ты нужен, кроме маме?» — как говорят в Одессе. Пришлось хвататься за что попало. Где он только и на чём не подвизался — и в торговле, и в рекламе, и, чёрт знает, ещё в чём, и все попусту, все дельцы-хозяева или разорялись, или прекращали деятельность по каким-то иным причинам. Если бы не машина, не частный извоз, к которому, так или иначе, а приходилось прибегать постоянно, вряд ли они смогли бы сводить концы с концами.
Светка также пустилась во все тяжкие. Дочку сдала под присмотр родителей, а сама закрутилась по полной программе — кем только не была, даже челночить одно время пробовала!
Да что говорить — всем досталось!
Потрохова тоже покрутило нимало, но он, как говорил о себе, был из Ванек-встанек — где брякнули, там и встал.
В голландский кирпич он верил, — «пойдёт, никуда не денется!»
В подробности не вдавался: когда пойдёт, каким образом, и будет ли к тому причастен Васильчиков? — в тот первый день так и осталось невыясненным.
Выдавая Степана с головой, Потрохов в тот первый день потребовал, прежде всего, щей из кислой капусты и, невзирая на слабые протесты застыдившейся хозяйки, поел их с пребольшим аппетитом и добавкой, затем отведал немного закусок и совсем уж прибалдел от «мяса по-испански» скорого Светкиного приготовления. После этого Витюшка заметно осоловел. Глаза его стали слипаться, превратились в щёлочки, он никнул и засыпал прямо за столом. Васильчиковы, не зная, что с таким гостем делать, предложили дочкин диван, которым Потрохов — «на пяток минут, а то, и правда, что-то засыпаю», — не преминул воспользоваться. Проснувшись через полчаса бодрым и весёлым, попил всласть чайку с тортиком и конфетами «Рафаэло», и после очередного звонка, а звонили ему несколько раз кряду, заторопился куда-то ехать.
На пороге, прощаясь, Светка зачем-то спросила:
— Девушка-то у тебя имеется?
— А як же! — удивился он.
— Молодая?
— Да не совсем… Двадцать четыре года уже.
— Гад! — Светка почти вытолкнула Потрохова за порог. — С ума сошёл?
— А ты против, чтолива? А? Почему?
Пока подходил лифт, они, блудливо улыбаясь, пикировались насчёт гада и девушки, и только уж из лифтовой кабины Потрохов зычно крикнул меж смыкающихся дверей:
— Степан, готовься!
К чему? Ни о чём дельном и слова не было сказано.
Но объявился он по телефону на следующий день и тотчас же и подъехал — Степану предлагалась работа. Пока, так сказать, без официального оформления, на подхвате, за сто баксов в неделю, а дальше, по мере раскрутки и так далее…
Для семьи Васильчиковых предложение Потрохова было равносильно выходу из долговой ямы. Тогда-то Светка и сказала:
«Нам его сам Бог послал!»
Степан, откровенно говоря, так не думал. Сто баксов в неделю — конечно, было очень даже неплохо, но сколько таких недель насчитается? Однако сомнения сомнениями, а предложение он принял с горячей благодарностью и с полной решимостью выложиться до конца. Потрохов чётко обозначил первостепенную задачу — вначале требовалось подготовиться к выставке «Дом, дача, офис», оформить в торгово-выставочном комплексе недооформленное Потроховым место, оборудовать его под вот-вот прибывающие из Голландии образцы кирпичей, выставиться с ними, и уж потом, по результатам, так сказать проведённого маркетинга, определять и корректировать дальнейшую раскрутку предприятия.
Намерение представлялось в высшей степени разумным. Действительно, участие в выставке с такой тематикой сразу же могло выявить интерес и спрос потенциальных потребителей. Однако же почти тотчас выяснилось, что недооформленный Потроховым павильон именно по причине недооформленности отдан кому-то другому. Взамен предлагали новый, на взгляд Васильчикова, ничуть не худший, но Потрохову он активно не нравился, главным образом потому, что был отобран первый, им недооформленный. Пока Потрохов выяснял отношения с «беспредельщиками» организаторами, требуя возврата прежнего павильона, прошёл день, после чего дооформляться требовалось уже срочно, иначе пролетали с выставкой окончательно. Возмущённый до глубины души Потрохов, к тому же и разругавшийся с торгово-выставочной бухгалтерией, переложил задачу дооформления на Васильчикова, который с ней справился, несмотря на то, что одной платёжной бумаги по забывчивости Потрохова в наличии не оказалось и пришлось добывать и доставлять её в авральном порядке.
