— Но ты не рвешься, — сказал Мартин.
— Не рвусь, — со вздохом сказал Эразм. — Не в моей это натуре. Не могу перебороть себя, ну не могу.
Мартин сделал пару шагов в сторону мертвого хомячка. Хомячок попятился. Мартин приблизился еще немножко, Эразм снова отступил и оказался прижатым к низкой тахте.
— Поворотись-ка, сынку, — сказал Мартин.
— Лишнее это, — вяло сказал мертвый хомячок.
— Давай-давай, — сказал Мартин, — чего там, все свои.
Эразм помедлил еще секунду, потом нехотя приподнял с ковра толстую мохнатую попу и, забавно переваливаясь, повернулся к Мартину спиной.
Между лопаток мертвого хомячка красовались два крошечных крылышка, покрытых аккуратным, мягким рыжим мехом.
— Ты ангел-хранитель, — тихо сказал Мартин.
— А дьявол бы меня побрал, — грустно ответил мертвый хомячок.
— Я никуда отсюда не уйду, — яростно крикнул Лу.
— Прекрати орать, что за чудовищный инфантилизм! — Джереми раздраженно дернул старшего брата за рукав. — Надо думать, что делать дальше.
Марк и Ида переглянулись.
— Даже не думай об этом, Марк, — строго сказала Ида, и трое братьев поежились. Когда Ида начинала говорить по-настоящему строго, всем хотелось, что ли, вытянуться в струночку. — Я не могу допустить, чтобы с моей семьей в доме жил злобный мертвый хомяк, рвущийся к газовому вентилю. Я ночей не буду спать.
— Мартин может его сторожить, — неуверенно сказал Лу.
— Да ну тебя, — сказала Дина. — А спать ему не надо? А гулять?
— Сама дура, — быстро сказал Лу. Дина пнула его ботинком, Лу радостно состроил ей рожу, Дина рассмеялась.
— Прекратите отвлекаться, — сказал Марк. — Если мы не поймем, как этот хомяк стал привидением и что ему надо, мы никогда от него не избавимся. Если мы от него не избавимся, нам покоя не будет. Если мы хотим покоя, нам надо уломать этого самого Патрика рассказать нам про хомяка. Я не знаю, почему он упирается. Может, хомяк и при жизни был опасен. Что там было про провод от холодильника? Он перегрыз провод от холодильника. Может, он хотел, чтобы кого-нибудь из семьи ударило током. Или чтобы был пожар. Или…
— Он не грыз провод, — раздался вдруг голос откуда-то сверху.
Все быстро повернулись к синему дому и задрали головы. Из-за цветочного горшка, выставленного в окне первого этажа, на них грустно смотрел Патрик. Он разжал пальцы, и к ногам Иды, Марка, Джереми, Лу и Дины упал цветочек гортензии.
— Простите? — осторожно переспросила Дина.
— Он не грыз провод, — грустно повторил Патрик и отщипнул с ни в чем не повинной гортензии еще цветочек. — Провод перерезал я. Хотел узнать, как выглядит электричество в разрезе. Я свалил все на Эразма, и он даже не пикнул. Мне было очень стыдно, и я потом целую неделю носил ему фисташки. Я надеюсь, что он меня простил.
— Значит, Вы все-таки знали Эразма, — укоризненно сказал Марк.
— Я ужасно его любил, — сказал Патрик. — Понимаете, мне было всего пять лет, и я выпрашивал его у родителей две недели. Я очень любил Эразма, честное слово. Это был лучший хомяк в мире, прекрасный, добрый, умный, ласковый хомяк. Никогда ни у кого не было такого хомяка.
— Мы верим, — сказал Джереми.
— Один раз, — оживился Патрик, — ко мне в гости пришли ребята со двора. Я был не очень популярен во дворе, я был… как бы сказать? Небольшим. Компактным по размеру. Но я очень хотел со всеми дружить, и поэтому я научился делать воздушных змеев. Правда, маленьких. И вот один был мальчик, его звали Арнольд, я его ненавидел и боялся, потому что он был ужасный задира, умел так надо всеми подшучивать, что ты даже не знал, куда деться…
— Это мой папа, — виновато сказала Дина.
— Ох, — сказал Патрик, — простите.
— Ничего, — сказала Дина, — дело давнее. Ну-ну?
— Ннну вот, — продолжил Патрик, — все восхищались моим змеем. И я соврал, — ну, знаете, на радостях, — сказал, что когда вырасту, буду строить военные воздушные змеи, и на них будут летать разведчики. И тогда этот гад завоп… простите, и тогда Ваш уважаемый папа сообщил, что не верит ни одному моему слову, потому что с пассажиром змей не взлетит.
— И тогда вы запустили Эразма, — подсказал Лу.
— Да! — гордо ответил Патрик. — И он парил целых сорок шесть секунд! Потом грохнулся на куст смородины. Он был настоящий боевой товарищ.
— И рыцарь, — тихо сказала Дина.
— Простите? — спросил не расслышавший ее Патрик.
— Нет, нет, ничего, — сказала Дина, — продолжайте, пожалуйста.
— Словом, это был прекрасный хомяк, лучший в мире, — упавшим голосом сказал Партрик. — А потом…
— …он озверел? — испуганно спросила Ида.
— Нет, — сказал Патрик. Цветочки гортензии уже устилали ровным ковром весь подоконник, и ветром их потихоньку сносило вниз, на головы и плечи Марка, Иды, Джереми, Дины и Лу. — Нет, потом в один прекрасный день он залез в поилку. И я… Это было так больно, что я… Я просто убедил себя, что у меня никогда не было хомячка.
Тут Патрик совсем скрылся за лишенной цветов гортензией. Дина сделала пару шажков влево, чтобы лучше его видеть.
— Пожалуйста, не грустите, — деликатно сказала она.
— Я очень по нему скучаю, — сказал Патрик, появляясь из-за гортензии. Он взял с подоконника один цветочек, сунул его в рот и принялся медленно жевать.
— Пожалуйста, не ешьте гортензию, — сказала Дина. — У нас есть хорошие новости. То есть мы думаем, что они хорошие. То есть они на самом деле хорошие, но это не сразу понятно. Они прекрасные, но об этом надо чуть-чуть подумать, чтобы стало ясно.
— Не пугайте меня, — нервно сказал Патрик и быстро высыпал себе в рот целую пригоршню цветов гортензии.
— Дело в том, — сказал Марк, — что Эразм… — Тут Марк замешкался, стараясь описать ситуацию поделикатнее, а потом продолжил: — Ну, скажем так — Эразм сейчас у нас в гостях.
— Ужасно неприятно глубокомысленно смотреть на пустое место, — шепнула Ида стоявшему рядом с ней Джереми. Джереми посмотрел на нее укоризненно, но возразить было нечего: они по прежнему не могли видеть Эразма. Мартин просто пришел в комнату к Джереми и Лу, держа лапы так, как если бы в них было что-то маленькое, и осторожно опустил это что-то на письменный стол Джереми. Теперь все обитатели Дома С Одной Колонной — Марк, Ида, Джереми, Лу и Мартин, — а также девочка Дина, — стояли вокруг этого стола и смотрели туда, куда смотрел Мартин. Они ждали Патрика.
— Как он? — спросил Лу.
Мартин и Эразм обменялись взглядами. От утренней наглой напористости мертвого хомячка не осталось и следа, теперь он тихо сидел на столе, периодически шевеля крохотными меховыми крыльями, и Мартин вдруг понял, что ангел ужасно волнуется. Он и сам представил себе, что не видел бы Марка, или Джереми, или Иду с Лу, или, не приведи Господь, Дину целых шестнадцать лет, а теперь сидел бы на письменном столе и ждал бы, когда собирающийся с силами Марк, или, скажем, Лу, или Джереми, или Дина, не приведи Господь, выйдет из ванной ему навстречу, и понял, что у него от волнения подкашивались бы коленки. Впрочем, он бы вряд ли смог сидеть при этом на письменном столе — он бы уже был размером с дом. Даже сейчас Мартин так разволновался, что основательно подрос, и Дина, во избежание катаклизмов, осторожно гладила его по голове.
— Как ты? — спросил Мартин ангела-хранителя по имени Эразм.
— Очень боюсь, — сказал Эразм. — Вдруг он меня не увидит.
— Ну, нервничает, — сказал Мартин, обращаясь к остальным присутствующим. — Что Патрик его не увидит.
— Ох, — сказал Марк со вздохом, — это же надо — один раз в жизни я увидел ангела, — и того не увидел!
— До сих пор не могу поверить, — сказала Ида, — когда меня учили Закону Божьему, про мертвых хомячков ни слова не говорилось.
— Про говорящих слонов тебя вроде тоже в школе не предупреждали, — с укором сказал Мартин.
— Да нет, — стушевалась Ида, — я же не в обиду, я просто… просто пытаюсь переварить.
— Переводные картинки! Этого поросенка клеил я! — раздался у них из-за спины голос Патрика. Тот вышел из ванной и теперь стоял на пороге комнаты, когда-то бывшей его собственной. Потом, когда семья Патрика съехала из Дома С Одной Колонной, а в квартире поселились мама и папа Марка, Иды, Джереми и Лу, — те самые, которые создали Мартина в пробирке номер семь в далекой индийской лаборатории, а потом почему-то отправили его своим детям «Федексом», — так вот, когда в квартиру въехали мама и папа, эта комната по-прежнему была детской. В ней родился Марк, потом, когда он подрос, комнату перекрасили из голубого цвета в розовый и отдали новорожденной Иде, а затем настал черед Джереми и Лу, а два дня назад, когда Мартин простудил горло, ее превратили в лазарет, а Джереми и Лу поселились на большом диване в папином рабочем кабинете, который пустовал уже целых пять лет. И вот теперь вся семья стояла в детской возле письменного стола Джереми, а на столе сидел невидимый никому, кроме Мартина, мертвый хомячок по имени Эразм, семейный ангел-хранитель. А на пороге комнаты, зажмурив глаза, стоял молодой человек по имени Патрик, который жил в этой детской совсем маленьким мальчиком, гонял по двору желтый велосипед и ужасно боялся Дининого папы, ставшего с тех пор известным писателем-сатириком. Он стоял на пороге бывшей собственной детской и боялся открыть глаза, потому что Эразм мог, к сожалению, оказаться невидимым и для него.
