У Лены много салфеточек. В дырочку. Называется «ришелье». Самая затейливая лежит на круглом столе в большой комнате, а на ней — ваза. Огромная, из прозрачного стекла, по которому извиваются вишнёвые зигзаги. Паркет блестит, как яичный желток. На 1 Мая и 7 Ноября приходит полотёр и трёт-трёт целый день. Досточки аж вспыхивают. А так Лена раз в неделю сама натирает — и порядок. Ей хорошо, у неё дети с улицы не бегают туда-сюда, песок не носят. Дома бабушки уже рукой махнули на этот паркет. Века даже моет его, что безобразие. И он становится серым и унылым. Нина его жалеет. Иногда. Когда вспоминает. Берёт круглую щётку с ремешком, который надевается на ногу, как у лыжи. Мажет щётку парафином и хоп-хоп-хоп! Танцует как будто твист. Такой новый танец. Дзюбик на перемене показывал. Однажды перестаралась. Взяла мастику — жёлтую, вязкую. Как подтаявший на солнце пластилин. Слишком много. И все прилипали. Ходили: чавк-чавк. После этого бабушка Века щётку и всё остальное попрятала. Сказала: в этом гармыдоре не до паркета.
Лена любит шутить. Вместо «здравствуй» там или «доброе утро» говорит Нине: «Пунэм, покажи лицо!» И добродушно смеётся, прищуривая глаза. Нина сначала не знала, кто эта пунэм. Думала — такая красавица. Потом бабушка Лиза объяснила: «лицо» на идиш. И что получилось? «Лицо, покажи лицо!» Никакого смысла. Зато понятно, что Лена Нину любит. Она и Валерку любит, но всё-таки выбрала Нину. Дождалась во дворе, когда дети из школы вернулись, и так прямо и сказала:
— Ниночка, хочешь у меня пожить? А Валерик к Оле пойдёт. Я уже вещи ваши забрала. Бабушки закрылись. Грипп.
— Ура! — закричал Валерик. — Ура! Хочу к Оле!
— Я тоже… — расстроилась Нина, но спохватилась: —А кто за бабушками будет ухаживать? Я домой пойду.
— Пунэм, не выдумывай, — вздохнула Лена. — Ты что, Веку с Лизой не знаешь? Закрылись — и всё.
Это точно. Звонить и стучать в дверь бесполезно. Всё равно не откроют. Теперь бабушки будут общаться с внешним миром через фонарь. Спрашивать, как дети себя чувствуют. Не заболели ли тоже, упаси Господи. Или удалось вовремя оградить их от инфекции.
— Ну, пошли! — восторженно произнесла Лена, будто приглашала на цирковое представление. Или в кино.
— Как ты не понимаешь, — Нина повторила попытку проявить души прекрасные порывы. — Я триста раз болела всякими ветрянками и ангинами. И бабушки никуда не сбегали. А ухаживали. Я тоже буду.
— Больным нужен покой. Нечего нервы трепать, — строго сказала Лена.
— Ага! Нельзя трепать нервы. Нарушается сон и обед, — внёс свой вклад Валерик. Он легкомысленно обрадовался небольшому, но всё-таки приключению. Пожить у Оли здорово.
— Ладно… — нехотя согласилась Нина, но тут же выпросила льготы — Чур, я только ночевать буду. А так — у Оли.
— Новости, — нахмурилась Лена. — У людей на голове сидеть.
— Ничего не на голове. Это Валерка на голове. Придётся за ним присматривать, — лицемерно вздохнула Нина.
— Ах ты, хитрюга, — засмеялась Лена. — Там видно будет. Пошли.
Интересно, что она там собиралась увидеть? И так понятно, что все вечера Нина проводила у Оли. И менять свои привычки не собиралась.
Продукты и лекарства бабушки заказывали через фонарь. Века надевала марлевую маску с завязочками (неизвестно для чего, ведь окна в фонаре были закрыты) и прислоняла к стеклу тетрадный лист, на котором крупными буквами было написано: «1. Молоко 2. Масло 3. Хала 4. Пирамидон». Писала Века, у неё почерк понятнее. У бабушки Лизы — медицинский. Получали заказ через дверь. Нина пыталась проникнуть домой, но, после звяканья цепочки, лязга засова и копошения ключа дверь приоткрывалась на самую чуточку, в щель высовывалась Векина рука и утаскивала авоську. И дверь сразу закрывалась: лязг-щёлк-бряк. Всем до свидания.
Очень печальная история. Но, оказывается, даже в печальных историях могут вдруг появиться радостные моменты. Для равновесия. Чтобы не было так грустно. Причём совершенно неожиданно. Представьте: Алик женится! Кажется. Потому что завтра придёт в гости его знакомая девушка. Он так и сказал:
— К нам завтра Света зайдёт. Моя сотрудница. Ага, сотрудница, как же! Сотрудницы просто
так по домам не ходят. Всем сразу понятно, какая это сотрудница. Лена разволновалась и давай советоваться с Аликом: что бы такое на ужин приготовить?
— Рыбу фаршированную. С утра на рынок пойду, поищу щуку. А вдруг не найду? Может, на Бессарабку поехать?
— Лена, какая разница? Купи треску.
— Из трески только котлеты… — сомневается Лена. — Слишком просто.
— Я не понимаю, у нас что? Банкет? — начинает сердиться Алик.
— Банкет — не банкет, но сотрудница… — морщит лоб Лена. — И в гастроном зайду. Может, селёдку выбросили? Тогда перекручу форшмак.
— Делай, что хочешь, — отмахивается Алик.
— Или мясо? Кисло-сладкое… — размышляет Лена. — Но это на любителя. Может, рыбу?
— Нет, это невыносимо! — не выдерживает Алик. — Куплю «Киевский» торт на Крещатике — и всё!
— Алик! Как это всё? Когда в дом приходит чело-век — я не понимаю! Что человек подумает? Что мы не в состоянии?
И так продолжается до тех пор, пока Алик, хлопнув себя по лбу, не вспоминает, что у него абсолютно неотложное дело. И сбегает.
Утром Лена уходит в поход за продуктами. С чем она возвращается, неизвестно, но когда Нина, отпросившись с продлёнки пораньше, прибегает, в кухне уже всё шипит, пыхтит и скворчит. Ух, ты! Лена затеяла приём. Она колдует над плитой. Все четыре конфорки зажжены, а на них подпрыгивают: утятница — раз! Чугунок — два! Кастрюлища — три! И сковорода — четыре! Лена помешивает, переворачивает, подсыпает, подливает, нюхает, пробует. Очень хочется помогать, но Лена отмахивается:
— Иди, с Аликом стол накрывай.
Алик нервничает. Достаёт из комода не ту скатерть. Лена сердится и находит ту. Взмах! Белоснежное полотно летит над столом.
— Не делай ветер, — машинально напоминает Лена и убегает к плите.
Алик в задумчивости стоит перед буфетом. Вспоминает, зачем раскрыл дверцы и что ему там нужно. Вот и пригодилась Нина!
Она хладнокровно сохраняет присутствие духа и тащит на стол тарелки. Парадные: белые с голубовато-серой каймой. Маленькую вниз, а среднюю сверху.
— Лен, а бульон будет? — кричит она в кухню. Вдруг ещё глубокие нужны?
— Ох! Надо бульон? Алик, что ты скажешь? Надо было бульон?
— Лена! Какой бульон, я не знаю! Зачем тебе бульон? — пугается Алик.
— А я тебе вот что скажу. Сядь. — Лена выходит из кухни и скорбно смотрит на племянника. Глаза её наполняются слезами. — Сядь. А фаршированную рыбу она умеет готовить?
— Это принципиально? Лена, я не понимаю, при чём тут рыба? Когда человек просто идёт в гости?
Алик снимает очки и яростно протирает стёкла, словно собирается выдавить их из оправы. Он так всегда делает, когда сердится.
— Когда девушка не умеет готовить фаршированную рыбу… — разводит руками Лена.
— Ай… — безнадёжно машет рукой Алик и убегает. Встречать сотрудницу Свету возле фуникулёра. Они так договорились. На шесть часов. Сейчас ещё только без пятнадцати пять. Дверь с треском захлопывается, и слышно, как Алик сбегает по деревянной лестнице.
— Мышигас! — сердито говорит Лена. — Нервы! У всех нервы! Что я такого сказала? Спросила, умеет ли сотрудница готовить фиш. И всё! Это что — преступление? Когда девушка не умеет готовить фиш… И где его глаза? Ой, уже всё подгорело!
Лена бросается в кухню. Грохочет, роняет, звякает, гремит. Ого, сколько наготовила! Кисло-сладкое. Рыбные котлетки. Форшмак. Паштет из куриной печёнки. Шейки. Блинчики, фаршированные мясом. Блинчики, фаршированные творогом. Блинчики, фаршированные повидлом. Яйца, фаршированные сами собой. Злополучная фаршированная рыба. И что-то ещё. И ещё. Нина бегает в комнату, ставит на стол вазочки, салатницы и блюда. Быстрее, а то не успеем! Ещё Лене надо снять передник и байковый халат, надеть приличное платье, заколоть спиральки волос. А серёжки надевать не надо. Они всегда при ней: оранжевые бусинки с золотой капелькой. Дрожат и покачиваются в ушах.
— Стучат! — испуганно кричит Лена из маленькой комнаты и путается в рукавах тесноватого платья.
Нина открывает дверь. На пороге стоит Валерик. Нашёл время!
— Ты чего пришёл? Иди отсюда, — прогоняет его Нина.
— Мне нужен пластилин! — твёрдо объявляет брат, спрыгивает с высокого порога в кухню и громко добавляет (для Лены):
— И я голодный! Меня там совсем не кормят!
— Глупости какие, — морщится Нина. — Мой руки и садись. Сейчас борщ налью.
— Не! Борщ я уже ел. Только что. И котлеты.
— Вот поросёнок! — возмущается Нина, но вовремя спохватывается. Криком от младшего брата ничего не добьёшься. Надо по-хорошему. Тем более что времени мало. Вот-вот Алик с сотрудницей Светой появятся.
