— У него тоже морская граница есть?
— Имеется. Только его бабы в самой зоне вкалывают. Робу шьют для военки, на лесоповале не упираются. Без них мужиков хватает. Потому побегов нет. Во всяком случае я не слышал, чтобы Касьянова за это щучили. Да и зона его покрепче, получше нашей. На кухне — бабы. Чистота и порядок повсюду. Готовят неплохо. Уверен, тебе понравится. И, хотя неохота отпускать, все ж привыкли за годы друг к другу, пожелаю удачи на новом месте. Как бы оно не сложилось, нас не забывай. Звони, приезжай, навещай. Завтра у нас выходной, а послезавтра приедешь сдать дела. Не кому-то конкретному, нет тебе замены, не дали. Просто твою загрузку разделим на всех.
— А где эта зона находится? — спросил Егор.
— В семи километрах от Поронайска. Тебе позвонят и приедут за тобой. Будут возить на машине на работу и с работы. Каждый день как начальника...
— Зато в «воронке»,— отмахнулся Егор.
— У нас и того нет! — нахмурился Соколов.— Тебе сейчас эта перемена кстати. Закрутишься в делах, в работе, быстрее Томку из души вытряхнешь. Они с моею в последнее время разругались вдрызг. Даже не здоровались. Уж не знаю, что за кошка меж ними проскочила? Женщины! Нам их не постичь. А ты бери себя в руки и за дело. Некогда нам комплексовать и печалиться. Жить надо, чтоб радовались те, кого мы произвели на свет!
Когда Александр Иванович ушел, из туалета вышла теща. Все время, что Соколов с зятем сидели на кухне, Мария Тарасовна слушала их разговор, сидя на унитазе, боясь пропустить хоть одно слово.
— Поздравляю тебя, Егорушка, теперь начальником сделаешься. Никто не будет помыкать тобой,— женщина даже не стала скрывать, что подслушивала.
— Да, если все сложится, даже зарплата станет вдвое больше. И никаких морок с катерами, К началу работы и домой приеду спокойно. Никакого гада не нужно вытаскивать из моря. В новой зоне форму шьют, не вкалывают на лесозаготовках. Вдобавок там хорошая охрана, известная на всю область. В ее работу мне не соваться. Основной заботой станет почта и порядок с документами. Так это неново и несложно.
— А баб не боисся? Они вон какого медведя, как Соколов, чуть не осрамили. Это ж надо! Бабы мужика завалили! Я, слушая, чуть в толчок не провалилась со страху. Ох, и работа ваша проклятущая! Везде с оглядкой. Не побьют, так понасилуют! А то и хуже! Самое обидное, что ни за что и не спросясь.
— А кто спрашивает, когда морду бьет? — рассмеялся Платонов.
— Может, остаться на прежнем месте?
— Нет, мам. Эта работа особая. Туда областное начальство посылает не без своего умысла,— вспомнилось кстати, что начальник женской зоны не только фронтовик, но и ходит на протезах.
«Может, меня прочат в будущем на его место?» — стукнуло в голову
Мария Тарасовна села напротив зятя, подперев щеку кулаком.
— Чем завтра займешься? — спросила Егора.
— Поведу вас в цирк. Давно не были на представлении. Нужно всем отдохнуть, встряхнуться и вспомнить, что на каждую беду по радости отпускает сама жизнь, только нельзя этот шанс упускать. Нужно пользоваться всем, что дарит судьба.
Оля, узнав о предстоящем походе в цирк, мигом ожила, повеселела, заранее достала платьишко, в котором решила провести выходной. Лишь иногда, глянув на Тамарино кресло перед трюмо, девчушка закусывала губы, чтоб не разреветься. Ей было обидно, что мать так легко променяла ее на какого-то «хахаля».
Она еще долго не могла простить матери этого предательства, но время глушило боль. Домашние старались не вспоминать о женщине, покинувшей семью.
Егор, казалось, тяжелее всех перенес расставание с женой. Он часто вставал ночами, выходил на балкон и курил, пользуясь одиночеством. Себе задавал один вопрос: «За что?»
Ведь вот другие били жен, все время изменяли им, пропивали половину зарплаты, заботились только о себе. И от них не уходили, не бросали жены, жалели, поднимали пьяных из луж и грязи, вытаскивали из драк, отнимали у милиции, отмывали, отчищали и продолжали любить. Сколько выплакали и пережили те бабы, не счесть их горестей. Редко какая решалась уйти от пропойцы. Мучились до конца жизни, сцепив зубы, несли свой крест молча, не жалуясь на беды.
Тамаре не на что было сетовать. Разве на недостаток внимания? Но и к себе Егор ничего не требовал. Уж какие там сентименты, если, домой вернувшись, чуть не падал от усталости. Был плохим мужчиной? Может быть... Но до того ли, если, вымотавшись за день, даже забывал, зачем спит в постели вместе с женой? Да и женаты были не первый год, поугасли пыл и страсть, успокоилась плоть.
Егору вспомнилось, как однажды на Новый год Тамара удивилась. Пошли они в гости отметить праздник. Жена ни минуты не сидела, танцевала со всеми мужчинами компании. Платонов не только не приревновал ни к кому, даже не оглянулся в ее сторону ни разу, не нахмурился, не сказал ни слова. Женщину задело такое равнодушие. Она спросила: «А разве ты меня ни к кому не приревновал?» «Зачем? Как бы ты не флиртовала, домой пойдешь со мною. Да и себя не уронил, знаю себе цену, не поставлю вровень с теми отморозками. Они — лишь на миг, но ведь все праздники быстро заканчиваются, а жизнь продолжается. Пусть в ней не случится горькое похмелье. И тут я полагаюсь на твои ум и порядочность».
Тамара согласно кивнула, но в последующие годы так и не сумела вытащить Егора ни на какую вечеринку, ни в одну компанию. Муж отказывался наотрез, и женщина была вынуждена оставаться дома.
Случалось, летом звала его на море провести бездумно выходной. Несколько раз, взяв дочку за руку, Платоновы уходили подальше от всех. Там разводили маленький костерок, варили кофе, пили, восторгаясь ароматом, купались нагишом. Оля строила песочные замки. Короткая сказка детства! Как были счастливы они в то время, как скоро оно закончилось...
Мария Тарасовна весь вечер готовила зятя к предстоящему дню. Вычистила, отгладила форму так, что та смотрелась как новая. Ботинки сверкали зеркальным блеском, на них — ни пылинки. Рубашка—сама свежесть и на галстуке — ни одного пятнышка. Самого Егора она уговорила отлежаться в ванной, потом проследила, чтобы тщательно почистил зубы и побрился. Оглядела зятя придирчиво, покрутила во все стороны:
— А ногти забыл! Гля, какие запущенные, как у деревенского мужика.
— Зачем мне этот лоск? Я — не на праздник, на работу собираюсь. Вы же словно к свадьбе готовите. Что, если впрямь какая-нибудь мартышка прицепится? Бабы любят, когда им пыль в глаза пускают,— смеялся Платонов, подмаргивая в зеркало самому себе.— А ведь не так уж плох, не все растрачено бесследно! Осталось, на что глянуть,— рассмеялся и добавил,— только глянуть, но не попользоваться.
Утром у его дома просигналила машина. Егор открыл дверцу и когда глянул на водителя, увидел, что сидит рядом с молодой симпатичной женщиной.
Когда разговорились, удивлению не было предела. Егор смотрел на бабу в упор, не веря в услышанное.
— А чему так удивились? Я — не единственная! У нас хватает расконвоированных. Сами посудите: ну, куда мы денемся отсюда? С Сахалина нам не сбежать, тем более — из Поронайска! Мы здесь почти все местные.
— За что осуждены? — поинтересовался Платонов тихо.
— За растрату. Продавцом в деревенском магазине работала. Там мы все друг друга знали. Иногда приходилось выручать людей, давать харчи под зарплату. Как иначе? Ведь друг друга с рождения знали. Один — сосед, другой — кум, иные — с детсада одно- горшечники. А тут — ревизия! Не все успели долг вернуть. Вот и накрылась на срок за пятьсот рублей,— шмыгнула носом Иринка, прибавив коротко,— три года влепили. Еще год остался.
— Семья у Вас есть? — поинтересовался Егор.
Все как у людей: и родители, и дом, и хозяйство.
Никогда не думала, что так случится. Мне судом запретили в торговле работать. Да я и сама не пойду ни за что!
— А чем займетесь на воле?
— Буду старого бугая возить, нашего председателя. Зато и голова болеть не будет,— чертыхнулась девушка, резко затормозив, и громким сигналом спугнула из-под колеса заснувшую свинью.
— А далеко живут Ваши родители?
