— Ну, не будем торопиться. Возьмем этого Гугу — тогда и про аппарат узнаем. Раз привез — значит, не увезет. Езжайте за сыном цементного завода, Серго Двали. Прямо сейчас... — приказал майор и сунул очки и ручку в нагрудный карман голубой рубашки.
— Да, я еще уточнил: проколы есть у всех, можно просто руки смотреть — и брать! — сказал Пилия.
— Ты, я вижу, так науточнялся ночью, что на Кукусике живого места не осталось наверняка, — засмеялся майор. — Ну, с Богом!
Когда Мака вышел в коридор, Пилия, наклонившись к майору и заглядывая в его безмятежные голубые глаза, тихо, но со значением спросил:
— Деньги за Амоева получил?
— На коленях просили подождать еще день. Лето, людей нет, не успели собрать полную сумму. Завтра в десять, — ответил майор, а Пилия покачал головой:
— Уже третьи сутки пошли, не нравится мне это... — но майор перебил его.
— А мне не нравится, что ты Макаке обещал долю за Амоева!
— Мы же брали его вместе!.. Он даже чуть не пострадал...
— Это его обязанность. Я приказал — он исполнил, и все! А мы дело раскапывали! Я и ты! Если каждому доли давать — денег не напасешься!
— Он не «каждый», он твой сотрудник, а мой напарник!
— Прошу тебя без моего ведома никому ничего не обещать! — холодно подытожил майор.
Пилия надел фуражку, не забыв, однако, объяснить майору напоследок, что зеркальная болезнь — это когда мужчина может увидеть свою чучушку только в зеркале, а по-другому — пузо мешает.
— Доиграешься у меня со своими шуточками! — прошипел майор ему в спину. — Ты на себя посмотри! Как в том анекдоте, где слон спрашивает верблюда: «Почему у тебя сиськи на спине?» «Не тебе, хуеносому, спрашивать!» — отвечает верблюд.
— Сам ты верблюд. Счастливо оставаться! — не оборачиваясь, ответил Пилия и хлопнул дверью. Мака молча последовал за ним.
По коридору с бумагами и папками деловито ходили сотрудники, о чем-то беседовали, кого-то ждали, искали, звали. Инспекторы поспешили в свой кабинет. Как только они оказались одни, то заперли дверь и оба сразу неуловимо преобразились: лица стали сосредоточенны, движения — резки, слова — отрывисты. Мака начал протирать пистолет, считать патроны, а Пилия открыл сейф, вынул таблетки, разложил их по две штучки и стал методично забрасывать в рот, запивая резкими глотками воды из графина.
Мака неодобрительно поглядывал на него, копаясь в карманах своей куртки. Пилия поджег пустые пачки в пепельнице. В этот момент снаружи властно постучали.
— Кто? — крикнул Пилия, чуть не подавившись.
— Я, Рухадзе! Что вы заперлись?
— Ну, только прокурора нам не хватало! — прошептал Мака и поспешно выбросил тлеющие остатки из пепельницы в окно.
— Дурак, весь двор в бензине! — прошипел в ответ Пилия и открыл дверь. В кабинет вошел щегольски одетый благоухающий прокурор. Уловив замешательство и запах горелого, он с насмешкой спросил:
— Что это вы тут делаете? Марихуану курите?..
— Нет, коку жуем, — отозвался Пилия.
— У меня есть сведения, что вы задержали некоего Кукусика...
— Да, — насторожился Пилия. Но откуда прокурор знает об этом? Арест не оформлялся в сводке, дело не открывалось. — А что?
— Ничего. Просто это мой родственник, сын племянницы. Надо бы с ним полегче... Что у него?
— Пакет кокнара. Идите к майору. Мы люди маленькие, не нам решать, — процедил Пилия.
— Его надо отпустить, а то племянница обидится!
— Есть, товарищ начальник! — козырнул с издевкой Пилия, который, как и все оперативники, терпеть не мог прокуратуры. — Побежал отпускать!
Рухадзе, поозиравшись и покачав головой, вышел.
— Вот петух! — возмущенно прохрипел Пилия, постепенно наливаясь кодеиновой истомой. — Ты представляешь: Кукусик — его родственник! Благоухает, как шлюха! А как-то по пьянке в ресторане заявил майору, что меньше двадцати пяти тысяч баксов не берет, руки не пачкает! Вот так-то, братишка, двадцать пять штук зеленых, не меньше! А тут гоняйся за всякой сволочью по мелочевке! Были бы деньги — ушел в дельцы, клянусь! — угрюмо заключил он и ногой захлопнул дверцу сейфа. — Фактуру для подкидона не забудь!
Мака достал из сейфа два черных пятака опиума в полиэтилене.
— Хватит?
— Добавь еще, жалко тебе, что ли? Чем больше — тем лучше. Мы его все равно попозже обратно заберем... Давай, снаряжайся!
Они сноровисто собрались, почти бегом проскочили коридоры, лестницу и уселись в машину.
— Значит, лысый Серго?.. Ему есть что терять. И ему, и семье, и отцу! Его можно брать голыми руками. Считай, что он уже наш! — сказал Пилия, ловко выводя машину из узких ворот милиции.
В дороге он беспрерывно курил, сипел, чесался, плевал в окно. Кодеин выкрасил его лицо в бурый цвет. Мчался он без всяких правил, сигналя, распугивая попутные машины и показывая неприличные жесты гаишникам, кидавшимся остановить лихача. Мака неодобрительно посматривал на него и, когда они были недалеко от цели, сказал:
— Приведи себя в порядок! На обезьянью задницу похож!
— За собой следи! — бросил Пилия, но форменную рубашку застегнул, волосы пригладил, а Мака надел фуражку и даже напялил галстук на резинке.
Оставив машину во дворе райкома, они узнали, где находится нужный им кабинет, и взбежали по лестнице. Пилию распирало от кодеина, тянуло лететь по ступенькам хоть на двадцатый этаж. Постучали. Нажали на ручки двери. Вошли.
— Двали? Серго Двали?
Лысый Серго, сидя за столом, опешил: — Да, я...
— Встать! Руки за голову! — заорал Мака, а Пилия, вытащив из кармана удостоверение и мельком показав его остолбеневшему Серго, добавил: — Угрозыск! Стоять смирно! Не шевелиться!
— Угрозыск? — ошеломленно повторил Серго, задирая руки на лысину. — В чем дело?
— Вы арестованы! — сказал Пилия и брякнул на стол бумагу. — Вот ордер! А теперь ценности, наркотики, оружие, деньги — на стол! Быстро! Из карманов, из стола, из шкафов — все сюда! — И он громко постучал рукояткой пистолета по столешнице.
Серго, не снимая рук с головы, выпучил глаза... Полез за платком, но Мака угрожающе перехватил его руку:
— Сказано — стоять смирно! Я сам обыщу карманы!
И вот на столе, среди связки ключей, райкомовской книжки, зажигалки и мелочи, блеснул складной нож. Пилия, открыв его, подбросил на ладони, приложил пятерню к раскрытой ладони:
— Пять пальцев! — а потом, понюхав и внимательно рассмотрев лезвие, добавил: — Когда в следующий раз будешь ножом опиум с чеков снимать — не забудь обтереть его потом как следует. Или содой вычистить. Впрочем, тебе нескоро придется это делать.
И он, бросив раскрытый нож в бумажный пакет для вещдоков, отправился к шкафу, полки которого были уставлены красными томами Ленина. На нижних полках пылились папки и брошюры. Пока Пилия, сев на корточки, шарил в шкафу, Мака переворошил ящики стола и извлек оттуда пустую пачку из-под сигарет, из которой торжественно вытряс на стол шприц, иглу и пузырек из-под валидола, на дне которого виднелась бурая масса. Приоткрыв крышку пузырька, он понюхал его, поморщился и дал понюхать Пилии.
— Вторяк!.. Да он скис у тебя! В холодильнике надо хранить раствор, — не вставая с корточек, посоветовал Пилия. — Хотя вряд ли ты в ближайшее время увидишь холодильник. А это что?.. — и он, вдруг поднявшись с раскрытой книгой, кинул на стол два чека. — Вот где он, мерзавец, опиум прячет! В Ленине!
Серго, сразу не поняв, что к чему, только рот открыл. В этот момент в дверях без стука появилась секретарша с папками в руках. Увидев мужчин (Мака успел закрыть собой стол), она растерянно посмотрела на Серго, стоящего с руками на затылке:
— Тут бумаги пришли из ДОСААФа...
Серго, сделав вид, что он просто потягивается, буркнул:
— Потом, потом, я занят!
Девушка исчезла. Пилия, не обращая внимания на протесты Серго, зычно произнес:
— Закатать рукава! Показать вены! Снять носки! Ноги показать! Быстро!
— Что вы от меня хотите? — жалобно произнес Серго. — Зачем снимать носки? Это вы подкинули мне опиум!
— Ты на него только посмотри! Пол-Грузии отравил — и отпирается, ублюдок! — усмехнулся Пилия. — Значит, так: ты обвиняешься в хранении, употреблении и распространении наркотических веществ! Ясно? Вены покажи, ублюдок! — зарычал он.
Серго покорно задрал рукава. Пилия грубо вывернул его руки, осмотрел вены на сгибах рук, пощупал «обратки» — вены на задней стороне, около локтей.
— Весь набор — проколы, мозоли, шрамы! — торжественно сообщил он. — Вот это, — ткнул он в красные точки на венах, словно простроченных на швейной машинке, — употребление! Вот это, — он указал на стол, — хранение! О распространении поговорим в отделении, когда прочтешь показания тех, кому ты продавал наркотики. Нам все известно! От и до! Учти... Твои сотоварищи уже сидят. Анка в ломке, жалуется, что по камерам опиум не разносят. Тугуши, идиот, уже в тюрьме, а Художник ждет на хате, когда мы его брать поедем. Вот так! — Сказав это, Пилия еще раз удовлетворенно осмотрел онемевшего райкомовца и добавил для убедительности: — Теперь позовем понятых! Секретаршу, например...
