– Иду на прием к доктору Сингх, – информирует его о визите. – Только не говори, что я должна идти с тобой!
Она заранее нервничает.
– Разве я что-нибудь говорю?
– Это мы уже проходили в начале моего пребывания в Саудовской Аравии, поэтому я хочу тебя упредить. Не вижу причины, чтобы муж шел с женой к гинекологу и держал ее за руку, когда доктор осматривает ее.
– Мириам!
– Да, да! Я знаю об этих новейших саудовских распоряжениях, которые гласят, что женщина не может быть допущена к доктору, если при ней нет махрама[5] или няньки. Это нездорово!
– Согласен с тобой. Я думал только, что тебе приятней будет пойти в компании, что будешь чувствовать себя уверенней. Я понимаю тебя прекрасно: интимная процедура – достаточно щекотлива сама по себе, но…
– Спасибо, котик.
После этих слов Марыся смягчается и перестает злиться.
– Я пойду с мамой, – сообщает она приглушенным голосом, хотя ее никто не подслушивает. – У меня хитрый план, – признается она.
– Это хорошо. Надеюсь, что отчитаешься обо всем, когда придешь.
– Может, даже сразу позвоню, но увидим, удастся ли.
Марыся не уверена в затее: она знает, какой упрямой может быть ее мать.
Женщина договорилась с Доротой встретиться перед главным входом в частную клинику Хаммади, в которой родила Надю.
Здравоохранение в Саудовской Аравии по-прежнему шокирует и Марысю, и ее маму-польку. Медицина здесь на наивысшем уровне. У саудовцев достаточно много денег, чтобы закупить новейшую аппаратуру, а также привлечь к работе самых лучших специалистов со всего мира. Больницы и небольшие клиники строят лучшие инженеры, придавая к общепринятым стандартам пышность и элементы архитектуры Востока.
– Когда вернемся домой, я покажу тебе кое-что. У меня есть такой альбом, где на снимке запечатлен акт медицинской помощи в Саудовской Аравии, пожалуй, сороковых годов. На фотографии Эр-Рияд, старый город, так называемая Дейра, она сейчас славится своим золотым базаром, а тогда была центром жизни горожан. Два грязных парня в галабиях[6] сидят на земле. Один – это медик, второй – пациент. Фельдшер пальцами вырывает зуб, всовывая грязные лапищи в рот больного, а рядом только небольшая жестяная миска с водой для дезинфекции рук лекаришки. Такой прогресс за такое короткое время! – Марыся не устает удивляться.
– Видишь, чего можно добиться благодаря деньгам?! Если ими умно распорядиться, то со временем можно сделать много хорошего. Хотя арабы барьера между верблюдом и «мерседесом» никогда не преодолеют, – ехидно улыбается Дорота. – Одного заездят, а другой разобьют.
Женщины пересекают большую в виде буквы С площадь перед клиникой. Посреди плещет фонтан, которых в Эр-Рияде полно на каждом шагу. Его окружают карликовые деревца. В некотором отдалении, под раскидистыми пальмами и акациями, дающими приятную тень, красивые деревянные скамьи с солидными коваными поручнями. Все в бежевом, коричневом и оранжевом цветах, наверное, для того чтобы успокоить решившихся на осмотр пациентов, что в конце концов на сто процентов подходит для Марыси. Выложенный бледно-розовым терразитом внутренний двор отделен от здания широкой полосой травы. Огромный вход с автоматически раздвигающейся дверью, большие кондиционеры под потолком, охлаждают как внутри помещения, так и снаружи у входа. Когда женщины переступают порог храма Асклепия, их окружают бодрящий воздух, повсюду приятные лица филиппинского персонала. Медики улыбаются. Чувствуется прекрасный запах свежезаваренного кофе с кардамоном, свежих булочек и лаванды. Нет смрада хлора, лекарств, хвори. Не видно нездоровых пациентов и никаких признаков болезни.
– Все, наверное, пришли сюда ради удовольствия… – комментирует Марыся, оглядываясь.
Рецепция сразу же напротив входа, очереди нет. Налево – широкий коридор, ведущий к отделению, в котором проводят осмотры педиатры и гинекологи. Войдя в просторную приемную, минуешь пару буфетов: с кофе и пирожными, натуральными соками, минеральной водой и горячими блюдами быстрого приготовления. Мини-пиццы и хот-доги просто кричат, чтобы их съели. Марыся подталкивает маму к бару.
– Аппетитно! Я страшно голодна, желудок уже прирос к позвоночнику, – жалуется она.
– Заскочим сюда после всего, – обещает Дорота. – Нужно спешить, ведь нам назначено на десять!
Она берет Марысю за руку и тянет за собой.
– Надеюсь, ты пришла натощак?
– Естественно.
Марыся прижимает рукой бурлящий живот.
– Не будь ребенком.
Людей множество, женщины с маленькими детьми на коленях и мужчины, играющие с малышами. Для всех есть места, удобные кресла вдоль стен и продолговатых кофейных столиков. На некоторых остатки еды или питья, игрушки, бутылки для новорожденных. Царит беспорядок, но не балаган. Каждую минуту приходит уборщик азиатского происхождения, который протирает пол и собирает мусор. Вода в больших баллонах доставляется non stop, потому что дети вечно хотят пить, к тому же им нравится сам процесс наполнения бумажной кружки в виде рожка. Удивляет факт, что маленькие саудовские дети в основном не орут, не мешают, слушают старших и интересуются младшими родственниками. Они сидят воспитанно на своих местах. Самые резкие движения, которые они совершают, – это болтание ножками. Родители тоже тихие. На что кричать? Марыся вспоминает семейные сходки в Триполи и приходит к выводу, что все малыши в этой клинике, должно быть, больны, потому что такое поведение детей ненормально. Даже новорожденные не плачут. Что-то невероятное. Ее Надя неплохо дает прикурить, хотя с момента появления кормилицы малышка не голодна и стала значительно спокойнее.
– Надеюсь, ты не принесла бакшиш[7] доктору Сингх?
Мать с беспокойством перехватывает Марысю перед входом.
– Если начнешь давать, то уже не перестанешь, а может, она даже сама начнет шантажировать.
Дорота тянет дочь в свою сторону и нервно заглядывает ей в глаза.
– Лучше всего прикидываться шлангом, как до сих пор.
– Мама, перестань нервничать. Принято, и не только в арабских странах, давать презент доктору в знак благодарности за заботу. Я ведь не буду говорить, что очень благодарна ей за то, что скрыла от мужа срок беременности и факт, что ребенок родился доношенным.
– Не говори этого так громко!
Дорота прикрывает дочери рот вспотевшей холодной ладонью, которую Марыся очень осторожно, но решительно отодвигает.
– Еще кто-то услышит, – шепчет мать в ужасе.
– Мамуля, мы разговариваем по-польски, поверь, что в этом зале нет ни одного человека, который был бы в состоянии нас понять. Перестань трепетать от страха, а то совсем ошалеешь.
Дочка обнимает расстроенную мать, и они входят в кабинет.
– Salam alejkum[8], – здоровается она, улыбаясь и сердечно пожимая маленькую руку индуски.
– А сколько ты ей хочешь дать? Чтоб не очень много, а то подумает, что это какое-то мошенничество, – по-прежнему горячится мать.
– Она специалист высокой квалификации и досконально все знает, – спокойно объясняет Марыся по-прежнему по-польски, но уже очень медленно. – Если врач признала и записала в карточке, что ребенок недоношенный, то сама является соучастницей обмана. Поверь мне, если дело выплывет, ее первой изобьют кнутом, бросят в тюрьму, а может, даже казнят. В ее интересах, чтобы обман не выплыл на свет божий.
– Alejkum as-Salam[9], – доктор мило приветствует пришедших и с интересом поглядывает на иностранок, шепчущихся о чем-то непонятном на шелестящем языке.
– На каком языке вы разговариваете? – спрашивает она заинтригованно.
Марыся прикладывает ладони к груди.
– Извините за бестактность. Моя мама – полька, я наполовину полька, наполовину ливийка, но очень неплохо говорю на этом в самом деле трудном европейском языке, – смеется она. – Госпожа доктор, я хотела вам сказать большое спасибо… – говорит женщина и кладет на письменный стол фирменный бумажный мешочек от Картье.
– Ну, не нужно было…
Сингх манерно жеманится, но через минуту протягивает руку и принимает презент, а медсестра-филиппинка поворачивается спиной, делая вид, что ничего не видит.
– Перейдем сразу к осмотру?
Марыся встает.
– Я хотела бы, чтобы это закончилось как можно быстрее. Это не очень приятно.
Марыся улыбается, немного нервничая.
Она раздевается за ширмой, кладет одежду на железную больничную кровать с мягким матрасом, застеленным толстым бумажным полотенцем. Медсестра накрывает девушку тонким пледом, чтобы она чувствовала себя комфортно. Гинеколог осматривает пациентку чрезвычайно осторожно. Прежде смазывает специальным обезболивающим гелем с мятой, а только потом, через минуту, применяет инструменты. Она ощупывает живот, придавливая его через ткань, чтобы никто не обвинил ее в том, что немусульманка прикасается к мусульманке. Дорота в это время сидит молча в кресле и смотрит перед собой невидящим взглядом. Лицо ее белое с легкой нездоровой желтизной. Она постоянно чистит ногти или грызет их. Видно, что ее что-то страшно раздражает.
