— Все уже давным-давно в печи допревает, — Таня звонко шлепнула по руке попытавшегося стащить с тарелки сырник Семена. — А вот с грязными руками я к столу не пущу!.. Да и следовало бы вас разок без ужина оставить. Обещали на пару часов отлучиться, а сами?.. Бедных женщин на произвол судьбы бросили—и поминай, как звали… А вот завтра мы с Настей на целый день сбежим. А вы уж тут сами по хозяйству… Без нас.
— Как это «сбежим»? — удивился Павлов. — Куда это «сбежим»?
— На рыбалку. «На пару часиков», — сказала Таня и подмигнула мне. — Как вы к нам, так и мы к вам…
— Вот это да! — притворно сдвинул брови Павлов. — Значит так, да… Ну-ну… Что, Андрюха, — повернулся он к сыну, — обиделась на нас мамка. Говорит — ухожу навек, другую мамку себе ищите… Что делать будем? У тебя на примете никого в соседних деревнях нет?
— Ах, ты! — возмутилась Таня, пытаясь дотянуться до уворачивающегося мужа полотенцем. — И пацана чему учит!.. Вот видишь, Настюша, какие у меня мужчины «заботливые»?.. Нет, завтра мы с тобой не на «рыбалку», а на «охоту» пойдем…
Смеясь над их добродушной перепалкой, я неожиданно перехватила на себе пристальный взгляд Володи. Смутившись, он быстро отвел глаза и отошел к рукомойнику. Таня незаметно подтолкнула меня локтем и кивнула в его сторону. Я лишь развела в ответ руками…
Посреди ночи я неожиданно проснулась. Из-за стены, отгораживающей мою комнату от гостиной, до меня доносились приглушенные голоса. Высокий, густой бас старательно, но безуспешно доводимый до шепота, принадлежал Павлову, Володин баритон только оттенял напористые нотки в голосе однополчанина моего отца.
— …ерундой занимаешься, — увещевал Павлов. — Как это — «не поймет»? Все она поймет… Понимаю: сложно, но раз уж все так сложилось… Поймет.
— Нет, — доносился тихий голос Володи. — Понять, может, и поймет, но… Как все переплелось, а?!
— Хочешь, я сам с ней поговорю? Я сумею все объяснить…
— Ни в коем случае. Если кому-то это и делать, то только мне самому. Но это все не так просто…
— Но если вы нравитесь друг другу…
Я улыбнулась, встала с постели и, запахнувшись в длинный махровый халат, вышла в гостиную.
— Привет, — сказала я невольно вздрогнувшим при моем появлении мужчинам. — Вы так гудите, что дом дрожит… О чем такой яростный спор?
— Да мы это, — смутился Павлов. — Об этом… О рыбалке.
— О рыбалке, — многозначительно протянула я. — Ну, и как?
— Что «как»? — испуганно спросил Павлов.
— Клюет? — пошутила я.
— Да это… Вот, — сказал богатырь и вопросительно посмотрел на Володю.
Тот отрицательно покачал головой, поднялся и, пожелав нам «спокойной ночи», ушел в свою комнату.
Я вздохнула и присела на табурет, иронично глядя на смущенного Павлова.
— Эх, вы… «рыболовы», — сказала я. — Сильные, смелые, а все как дети малые, в «тайны бургундского двора» играете… Знаю я эти «тайны».
— Настя, — сказал Павлов, — я вот что хотел тебе сказать…
— Я знаю, дядя Семен, я знаю, — остановила я его. — Мы это решим с ним сами… Что ж он, так и будет меня стесняться да бояться? Нет уж, пусть ищет в себе силы…
— Но…
— В крайнем случае я поговорю с ним сама, — заверила я. — Но мы решим это сами…
— Да нет же, Настя…
— Дядя Семен, — быстро попросила я, — расскажите мне что-нибудь о моем отце…
— Об отце? — он взъерошил свою густую шевелюру, подумал, подошел к комоду, вытащил из ящике белый пушистый свитер и протянул мне. — Вот это я связал для твоего отца, когда он жил у меня… Он забыл его, когда уехал в город… Я рассказывал тебе… Что же рассказать еще?.. Вот! — вспомнил он что-то, от чего его глаза весело блеснули. — А знаешь ли ты, что у тебя есть огромный домина, совсем неподалеку от меня? И не просто дом, а целая крепость…
— Крепость? — удивилась я. — Это как?
— Забавнейшая история, — признался он. — Именно в тот раз Андрей приехал ко мне вместе с Татьяной и Сергеем Кулагиным. И вот повел я их в «ночное»…
Я слушала ровный рокот его голоса и гладила мягкий, нежный ворс свитера, а перед моими глазами словно наяву вставали картины былого, описываемые мне добродушным великаном…
Солнцу, наконец, удалось вырваться из объятий сосновых лап, и оно повисло высоко над лесом, заливая землю нежным осенним теплом. Я сидела на ступеньке крыльца и смотрела, как голый по пояс Володя, ловко орудуя топором, рубит во дворе дрова.
— Вот так!.. Уф! — смахнул он со лба капельки нота. — Будем считать это утренней зарядкой… Ну все, хватит… Полей мне, пожалуйста, на спину из ведра…
Фыркая и отдуваясь, он растерся полотенцем и надел футболку.
— В чем-то я даже завидую им, — признался он. — В подобной жизни есть свои преимущества, которые сложно переоценить. Ты посмотри, какая красота кругом…
— Володя, — сказала я, — Я хотела поговорить с тобой…
Он настороженно замер, впившись в меня взглядом.
«Дурачок, — улыбнулась я про себя, — да не съем же я тебя в конце концов. Что же ты такой… Телохранитель…»
— Я хотела спросить… Я тебе нравлюсь? — напрямик спросила я.
Он закусил губу и как-то сник. Я удивилась, не ожидая такой реакции. Не понимая, я смотрела на него и ждала ответа.
— Настя… Понимаешь, все это очень сложно, — словно через силу заговорил он. — Все намного сложнее, чем ты думаешь…
— Ты женат? — испугалась я.
— Нет-нет, — замотал он головой, — тут другое… Понимаешь…
— Тебе мешает то, что я… твой начальник? Да, я понимаю, что не очень правильно с моей стороны начинать первой разговор об этом… Но…
— Послушай меня… Я должен тебе это сказать. Я долго не мог, не имел возможности… Но теперь я думаю, что…
— Ребята, — окликнул нас от дороги женский голос, — Семен Павлов дома? Или Таня?
Повернувшись, я увидела держащую велосипед молодую женщину. Через плечо у нее была перекинута огромная кожаная сумка почтальона.
— Для него телеграмма, — сказала она.
— Дядя Семен! — крикнула я. — Вам почту принесли.
На крыльцо вышел Павлов и доброжелательно кивнул почтальонше:
— Здравствуй, Катенька. Что нам сегодня сорока на хвосте принесла?
— Телеграмма, — она взглянула в бумажку. — Вам, для Светловой Настасьи Дмитриевны.
— Мне? — удивилась я. — Что же у них там случилось такое, что они меня даже здесь нашли?
Павлов расписался в бланке, раскрыл сложенную вдвое телеграмму, прочитал текст, непонимающе помотал головой и перечитал еще раз. Потом глухо ахнул и как-то испуганно посмотрел на меня.
— Что такое? — насторожилась я.
Он молча протянул мне телеграмму. Недоумевая, я пробежала глазами по клеенным полоскам.
«Срочно возвращайтесь, — требовал текст. — Я получил результаты независимой экспертизы. С составителями «липы» уже работают парни из отдела внутренней безопасности МВД. Это был не «несчастный случай. Кулагин».
— Как это понимать? — спросила я. — Что за «липа» и что за отдел внутренней безопасности? Как это — «не несчастный случай»? А что же это было?
— Убийство, — глухо сказал Павлов. — Все-таки убийство…
Здравствуй, чужая милая, радость мечты моей.
Мне же не разлюбить тебя до самых последних дней.
Болью ведь отзовется осень нам дружбы той,
Может, о ней придется нам пожалеть весной…
Прошлое не воротится, и не поможет слеза,
Поцеловать мне хочется дочки твоей глаза…
А.Солодуха.
Туманов сидел на скамейке возле фонтана и, забросив ноги на капот зеленого «джипа-чероки» и подставляя лицо теплому ветерку, наслаждался все еще щедрым солнцем «бабьего лета». Писк радиотелефона заставил его вздрогнуть, возвращая из грез в реальность.
— Слушаю, — сказал он, прислоняя к уху легкую японскую трубку.
— Андрей Дмитриевич, — сказала секретарша, — к вам пришла журналистка. Я сообщила ей, что у вас нет времени на интервью, но она просто-таки умоляет уделить ей пару минут. Боковицкий сжалился … или заинтересовался ее длинными ногами, но он уже ведет ее к вам… Я должна была вам сообщить…
— Хорошо, Наташа, — сказал Туманов. — Королев звонил?
— Да. Он будет ждать вас в суде через час. Уверяет, что возможен только благоприятный исход.
Прищурившись, Андрей посмотрел на строительную «люльку», поднимавшую реставраторов на третий этаж башни.
— Когда ремонтники обещают наконец закончить свою возню? — спросил он. — Они путаются под ногами третий месяц. Неужели нельзя ускорить?
— Они еще внутри помещения полгода проработают, — напомнила ему девушка, — раньше не успеть. А согласно условиям аренды замка…
