ПОЛОЧКИ
Новости о состоянии Карпенко были малоутешительными. То, что казалось легким ударом, не вовремя открывшимся-закрывшимся затвором фотоаппарата, против всех надежд стало кислым серебром негатива. Зафиксировалось. Старик лежал, и возвращенья в институт, во всяком случае скорого, прогнозы не обещали. Это расстраивало человека с душой и сердцем, Алексея Леопольдовича Левенбука, но его же, похожего на недобритого бульдога из-за тяжелого, как гречка, подбородка, вечной щетины и крупных темных губ, с некоторых пор досадная потеря уже не беспокоила. Уже в начале декабря Алексей Леопольдович точно знал, что небольшое оргнедоразумение с научным и административным наследством его учителя и старшего товарища М. В. Прохорова разрешится в любом случае, а к середине января мог даже безошибочно назвать и сам момент уборки помещения – немедленно, как только уже не настоящий, а мнимый больной перестанет симулировать и явится в партком.
Из башенки лживого, но максимальный срок действия имевшего больничного листа кубик за кубиком выщелкивались дни, и жалкими казались разрозненные закорючки на их боках «п», «р», «о», «к», «о», «ф», мягкий знак и «ев». И составлялись из черненьких сами собой живодерские веселые словечки «короф» и «пороф». Очень спокойно и уверенно, играя ими, ощущал себя ученый, к. т. н., заведующий сектором с зеркальными собачьими глазами, А. Л. Левенбук.
А вот молодой человек без степени, Андрей Каледин, пока стеснялся.
– Алексей Леопольдович, – остановил он Левенбука перед входом в стекляшку институтской столовой. В февральский студеный денек бывший системщик и бывший ас пирант-заочник был без шапки, и уши его на солнце, как сырые, кроличьи, светились розовым.
– У меня к вам поручение, – сказал человек, в пору хозяйственного домино, смертей, болезней, быстрых проходов в дамки и попаданья, столь же молниеносного, в сортирный угол негаданно-нежданно для всех и для себя самого ставший вдруг референтом, помощником при А. Ф. Красавкине. Он теперь не пах, как прежде ему случалось в этот час, солдатскими витаминами салата из зеленого лучка. Нежно-голубой галстук лежал одеколонной молнией на белой груди.
– Афанасий Федорович, – все еще слегка стесняясь имени-отчества хозяина, проговорил Каледин, запахивая легкую курточку, – очень просил, чтобы вы выбрали время к нему зайти. Сегодня. После работы. В семь, в полседьмого, как вам удобно будет...
– В шесть тридцать, – мгновенно отозвался Левенбук, – зачем откладывать. В шесть тридцать, передайте. Я готов.
Понятливость и прямота Левенбука, негромкий, но быстрый и очень внятный ответ, на удивление, покоя и удовлетворения не принесли ни новоявленному референту, ни его галстуку. Каледин вновь как будто бы смутился, а небо на его груди, пошевелившись, стало селедочным.
– Если Афанасий Федорович внесет какие-то коррективы, я вам позвоню...
– Пожалуйста, – ответил Левенбук и, не оборачиваясь, проследовал в стекляшку. Он тоже, как и многие в ИПУ, был любителем салата из свежей подоконничной зелени, но сегодня решил отказаться от едкой, колечками нарезанной травы и для разгона взял сладковатой морковной стружки со сметаной. Молочный суп с мучными водорослями лапши, а на второе – привилегия ученых с положением и весом – котлету по-киевски за шестьдесят восемь копеек. Из угла хрустящего сухарного уголка торчал обломок сахарной куриной косточки.
А в секторе, куда А. Л. вернулся сразу из столовой, нигде не останавливаясь и не задерживаясь, на фоне крестиков-ноликов оконного переплета торчала костью голова. Николая Николаевича Прокофьева. Явился. Принес набор рассыпавшихся кубиков, чтоб поиграли в «крофь» и «профь» товарищи из парторганизации ИПУ.
«Отлично, отлично, – подумал Алексей Леопольдович. – Давно пора. Давно...»
И даже не испытал привычного раздражения, увидев рядом со столом Н. Н., тут же, широкое и рыжее. Откуда-то волшебным образом придвинутый совсем бессмысленный и никуда не годный комплект из «хина» и «меле».
«Мел», «лен» – списанью подлежало все. Списанию не глядя.
Самого Левенбука ждал Роман Подцепа. С какой-то очередной бумагой. Едва ли не через день, как раньше распечатки, Роман Романович Подцепа притаскивал теперь на подпись разнообразнейшие прошения, отношения и заявления. Простая нематематическая задачка продления подмосковной прописки в связи с продлением аспирантуры производила строчки, с упрямством и настойчивостью ВЦшного АЦПУ. Едва пробежав глазами очередной отладочный дамп с шапкой в правом верхнем углу «Заместителю директора ИПУ им. Б. Б. Подпрыгина Красавкину А. Ф. от...», Алексей Леопольдович пружинной скорописью отметился в левом нижнем «прошу удовлетворить», после чего к удивлению Подцепы бумагу не возвратил, а положил в свои собственные корочки из розового мармеладного пластика.
– Я сам отнесу, – ласково глядя на Романа влажными чернильными льдинками, успокоил аспиранта Левенбук, – мне как раз надо в главный.
Что-то в свою очередь набросав на листе бумаги и лист этот просунув в ту же бабаевскую папочку с золотым контуром Петропавловки и шила-шпиля, А. Л. встал из-за стола, сунул под мышку клык города-героя и вышел не прощаясь.
И поразительно, совершенно необыкновенно повел себя заведующий сектором, к. т. н., только что в столовой с полным достоинством, без спешки наминавший щедро удобренную маслом изнутри, а сверху бронированную сухарями профессорскую пайку. Алексей Леопольдович Левенбук буквально спорхнул с крылечка лабораторного корпуса, а за углом и вовсе, сделав два легких хулиганских шага, метра три катился боком на манке зимних ботинок по синему ледовому языку.
В главном корпусе ИПУ, вновь задубев, обретя солидность и хладнокровие первого кандидата на заведование отделением, А. Л. Левенбук поднялся на второй этаж и в общей приемной поинтересовался у понимающей без слов любое дело Лидии Ивановны, все ли вчерашние бумаги подписаны.
– Не все, – сказала маленькая завитая женщина, не только помнившая в лицо и по именам всю эстафету жен члена-корреспондента академии наук А. В. Карпенко за двадцать лет, но и самого Алешу Левенбука перспективным молодым специалистом.
– А можно тогда вот эту пометить вчерашней входящей датой, – совсем уже тихо поинтересовался Алексей Леопольдович, вытягивая из пластика папочки пару листков, – Вот эту. Нижнюю.
– Можно, – кивнула Лидия Ивановна, ознакомившись, а Левенбук решил, что к тюльпанам грядущего восьмого марта надо будет непременно добавить какую-нибудь коробочку из «Балатона» или «Ядрана». Покинув гостеприимную приемную, А. Л. отправился в библиотеку и до самого конца рабочего дня просидел в читальном зале, знакомясь с новыми поступлениями по собственной и смежным тематикам. Снимал с полочек, листал, смотрел в окно и ставил обратно.
В шесть тридцать заведующий сектором матметодов отделения динамики горных машин ИПУ им. Б. Б. Подпрыгина Алексей Леопольдович Левенбук вошел в опустевшую приемную и самостоятельно, без помощи или напутствия добрейшей Лидии Ивановны, открыл высокую, в два человеческих роста, дверь в кабинет первого зама болеющего Антона Васильевича Карпенко. За парадными, дворцовыми был небольшой, в пару ладоней, тамбурок и дверь, такая же высокая, но с шиком уже купеческим во всю ширь крытая кожей, подбитой ватином. Постучать в глухое, черное даже из вежливости было невозможно, и Левенбук без лишних церемоний просто толкнул препятствие, как чью-то спину.
У дальней стены едва ли не волейбольных размеров зала Афанасий Федорович Красавкин за крепостным валом дубового стола времен основания ВИГА – ИПУ с зеленым барским, дореволюционным верхом читал газету местного разлива «Миляжковская правда». Газета распространяла стойкий запах оружейного свинца.
– Присаживайтесь, – сказал Красавкин и протянул руку, на удивление безо всяких следов от контакта с липким и марким рупором горкома и горсовета. – Очень рад, что вы пришли, давно хотел с вами поговорить в неофициальной, так сказать, обстановке...
Затем прозвучало имя покойного Михаила Васильевича и целый набор ключевых слов – «школа», «научное направление», затем «традиция» и «продолжатель». Вступительная часть была короткой, но исключительно комплиментарной, с неакадемическими наречиями «бесспорно», «безусловно» и «безоговорочно», а также совершенно уже ненаучным оборотом «не подлежит сомнению»...
– ...прекрасно понимая, что вопрос защиты вами докторской, вопрос самого ближайшего будущего, никого кроме вас, Алексей Леопольдович, руководство института не видит на месте заведующего отделением... И в этой связи... в этой связи...
И тут-то началась та отсебятина, импровизация, в предчувствии которой А. Л. Левенбук сегодня днем соорудил короткую писульку и ловко пристроил с нужной датой под красный коленкор папки «На подпись».
– И в этой связи... в этой связи... как ученик и ближайший сотрудник Михаила Васильевича, не хотели бы вы, не согласились бы, Алексей Леопольдович, на завтрашнем заседании парткома выступить на тему научной состоятельности вашего пока еще... пока еще... коллеги Николая Николаевича Прокофьева. У вас ведь есть, наверняка, на этот счет сложившееся мнение...
