Время от времени по телевизору показывают иллюзионистов со всякими экстравагантными фокусами — они глотают шпаги, протыкают себе спицами живот и т. д. И голос за кадром предупреждает зрителей: «Не вздумайте повторять эти фокусы!» Вот и я предупреждаю: «Не вздумайте повторять приемы убеждения рабочих лопатой — морду набьют!» Чтобы использовать этот прием, вам нужно быть твердо уверенным, что ваши подчиненные уже дали вам кличку «Тятя», вам нужно быть твердо уверенным, что у вас авторитет отца в вашем коллективе. Если такой уверенности нет, то лучше не рисковать.
Почему такие выходки прощались А.И.Григорьеву? Во-первых, на печи уже перепробовали всё, что можно, и все если и не понимали, то чувствовали, что та тяжелая работа, которую заставляет делать Тятя, — это единственный оставшийся путь к исправлению работы печи, а, следовательно, к более легкой работе в недалеком будущем и к существенно более высокой зарплате. То есть все понимали, что Тятя старается ради них. Во-вторых, Тятю хорошо знали, знали, что он не уйдет с печи, пока печь не заработает, что он будет сутками тут стоять, прикорнув часок где-нибудь за пультом. А значит, он вот так — если нужно, то и лопатой, — заставит работать все четыре бригады, а это для русского человека самое главное.
Как все
Хочу акцентировать на этом внимание — не знаю, как другие народы, но русскому человеку (я бы сказал шире — советскому) очень важно знать, что его тяготы не отличаются от тягот остальных. Тогда он спокоен, тогда он способен (или был способен) перенести и преодолеть любые трудности. Мы своими корнями происходим от очень свободолюбивого общества, которое было таким благодаря исключительной преданности людей друг Другу. Для русского человека «как все» — это магическое заклинание, оно действовало на него безотказно.
Я однажды попробовал это заклинание и, не буду умничать, как-то автоматически — я не задумывался особо над тем, что я делаю, а обдумал свои действия уже потом — когда увидел, что получилось.
Умер Черненко, и СССР возглавил пятнистый олень, который поначалу решил стяжать себе славу как «минеральный секретарь» — на почве «борьбы с пьянством». Все шло по уже накатанному до тошноты пути — партийные органы бодро начали проводить кампанию «борьбы за трезвость», которая должна была закончиться тем, чем и все партийные кампании до этого, — горами всяких бумаг, отчетов, рапортов и новыми должностями для бездельников. В плане этих отчетов партия повелела создать общества трезвости во всех коллективах — собачий бред, который, однако, надо было исполнять. И вот в пятницу на общезаводской оперативке директор завода С.А. Донской дает всем начальникам цехов распоряжение.
— Это очень серьезно. Я знаю, что вы можете мне сказать, — я сам могу вам это сказать и еще лучше, чем вы! Поэтому я не хочу слушать никаких комментариев и возражений — это не обсуждается! Я приказываю всем начальникам цехов до следующей пятницы создать в цехах добровольные общества трезвости и записать в них не менее 20 % работников цеха. Всё! Повторяю, этот приказ обсуждению не подлежит!
А я, тогда начальник ЦЗЛ, играл на этих оперативках по пятницам роль некоего резонера — я подначивал коллег в случаях их неудачных мыслей или словосочетаний, но директора, само собой, подначивать побаивался. А тут меня черт дернул за язык подначить и его.
— Семен Аронович, а 100 % можно добровольно записать?
Директор рассердился и выдал гневную тираду о неких малолетних начальниках цехов, которые не понимают, что при несерьезном отношении к этому делу завод замородуют всевозможной критикой, проверками, придирками и прочим, а это заводу, при его нынешнем тяжелом положении, совершенно не нужно.
Я обиделся.
Иду с оперативки, злюсь и думаю, что я со своими подчиненными несправедливо поступать не буду, хоть ты меня на куски режь!
Тут дело в том, что добровольная запись в общество трезвости должна была сопровождаться уплатой годовых членских взносов на содержание аппарата бездельников этого общества (председатель городского общества трезвости уже был назначен, и его нам на оперативке представили). Сумма годовых взносов — 2 рубля, Деньги не велики, и если бы было за что их платить, то кто бы отказался? Но под эту херню?!
Положение усугубляло и то, что парторг цеха Чеклинский, неформальный лидер в цехе, начитался «Аргументов и фактов». А там демократические уроды по поручению ЦК КПСС топили это решение КПСС и объясняли народу, что общества трезвости — дело исключительно добровольное, что никакого насилия, даже морального, к людям применять нельзя и т. д. и т. п. — привычный интеллигентствующий словесный понос. Но тогда он был в диковинку, и народ на него клевал. Клюнул и Леня, а посему энергично начал проводить в ЦЗЛ мысль, что никто в это общество записываться не должен, и что если есть в цехе трезвенники, то вот пусть они в это общество и записываются. Конечно, он и мне принес эти «Аргументы и факты» почитать и со мною провел разъяснительную работу.
Это все хорошо, но мне-то приказ директора исполнять нужно! И я назначаю себя председателем этого самого цехового общества трезвости, секретаря цеха — секретарем и казначеем общества трезвости и поручаю ей отпечатать коллективное заявление всех работников ЦЗЛ с просьбой принять их в общество трезвости. Далее она печатает список добровольной уплаты членских взносов всех работников цеха, возглавляю список, само собой, я. Назначаю в красном уголке цеха № 4 (у нас своего не было) общее собрание ЦЗЛ по поводу вступления всех в общество трезвости. Докладывают, что Леня уже вошел в азарт и готовит мне на этом собрании бой за мое покушение на демократию и плюрализм. Собираем собрание в конце дня, но в рабочее время (чтобы пришли все), я беру слово и говорю примерно следующее:
— Директор приказал всем начальникам цехов, т. е. и мне, создать в цехах общества трезвости и записать в него 20 % штата. Мне это не нравится, как и вам, кроме того, не нравится и вот еще по какой причине.
С месяц назад мы отмечали профессиональный праздник ЦЗЛ — День химика. Как вы помните, мы отмечали его на втором этаже в банкетном зале ДК «Металлург». Хорошо посидели, поплясали, а когда в начале двенадцатого нас начали выгонять, что сделал весь коллектив цеха? Правильно — тут же смылся! А что делали активисты цеха до часа ночи? Правильно — убирали, мыли посуду, приводили зал в первоначальное состояние.
Так вот, мне надоело эксплуатировать активистов цеха! Как какая общественная работа ни возникает, она всегда достается активистам, а остальные — по кустам! Хватит! Нужно совесть иметь! Если я сейчас объявлю добровольную запись в общество трезвости и запишу 20 % работников, то это опять будут активисты. Всё, я этого делать больше не буду! И ставлю перед вами вопрос ребром: либо мы все запишемся в это хреновое общество, либо никто. Даже если среди вас есть трезвенники, то создавайте это общество сами, без меня.
Конечно, меня за это как-нибудь выдерут, всегда найдется повод за что-нибудь снять с меня премию, но я — начальник, и это издержки моей должности. Во всяком случае, сохранять себе эти деньги за счет активистов я не буду.
Я совершенно не веду речь о том, пить вам или не пить, поскольку у нас не такой коллектив, чтобы эта проблема не давала нам хорошо работать и посему волновала меня как начальника. Речь идет всего лишь о том, чтобы в четверг сдать заявления о приеме в общество трезвости и деньги. Вот я при вас сдаю 2 рубля и расписываюсь, призываю и вас это сделать. Секретарь цеха будет собирать подписи и деньги до обеда четверга. Если к этому времени запишутся не все, то я верну вам деньги, порву заявление и ничего сдавать не буду. Я все сказал.
Сейчас я уйду, а вы, кто хочет, записывайтесь, кто не хочет — не записывайтесь. Если есть вопросы — задайте.
Встал Леня Чеклинский, и по нему было видно, что я испортил ему песню. Махнул рукой.
— Все это неправильно, нельзя насильно записывать в трезвенники! Но если всем записываться, то и я тоже, естественно, запишусь.
К четвергу примерно из 150 человек ЦЗЛ в общество трезвости не записалась инженер, хороший специалист, но женщина себе на уме, и несколько беременных, которые после отпуска по уходу за ребенком, судя по всему, не собирались возвращаться на работу к нам. Этим можно было пренебречь, и мы сдали списки и деньги председателю заводского общества трезвости.
В следующую пятницу зам. директора по кадрам Ибраев начал читать итоги того, как начальники цехов выполнили приказ директора и план по трезвенникам. Темирбулат начал, само собой, с плавильных (основных) цехов, результаты у них были в пределах 7-12 %, директор эти цифры соответственно комментировал. Потом пошли крупные вспомогательные цеха с примерно таким же результатом, наконец, Ибраев сообщил: «ЦЗЛ — 97 %». Коллеги с удивлением повернулись в мою сторону, Донской, поняв, сколько у меня записалось, с уважением сказал:
