— Эти аппараты производят вытяжку цветочной субстанции из лепестков цветов. С помощью жиров — это довольно интересный технологический процесс — ароматические компоненты поступают в дальнейшую обработку. Компонентов таких огромное количество, поскольку рядом с нами находится Прованс с его необъятными природными оранжереями. Лаванда, розы, тюльпаны, орхидеи — сотни самых разных цветов необходимы для производства духов. Но из-за обилия в Провансе природных запахов создавать там духи невозможно. Поэтому столицей парфюмерной промышленности и стал наш Грас, расположенный рядом в чистом горном воздухе. Именно в Грасе живут люди самой редкой и самой высокооплачиваемой профессии во Франции…
Гид подвел экскурсию к стеклянной стене, за которой находилась лаборатория фабрики духов.
— В этой лаборатории работают создатели духов, — сказал он. — Вот они. По-французски мы называем их «носы». Они не имеют права пить алкоголь, есть острое, соленое, пряное, потому что главное их достояние — это потрясающее обоняние, умение различать не только запахи, но даже малейшие оттенки запахов. Эта профессия наследственная, ее тайнам «носы» обучают своих детей буквально с рождения. Именно эти люди придумывают новые композиции ароматических веществ, их можно считать композиторами духов, и именно им принадлежат патенты на «Шанель № 5», «Кристиан Диор», «Мадам Роша» и все остальные самые знаменитые в мире духи…
После музея они сидели в уличном кафе на бульваре Фрагонар. Вокруг были парфюмерные лавки, толпы туристов, разноязычный гул, разномастные автомобили и туристические автобусы.
— Здесь замечательно! — сказала Алена. — Но зачем мы сюда приехали?
— Слушай внимательно. Здесь находятся три парфюмерные фабрики — «Галимар», «Молинар» и «Фрагонар». Они, как ты только что слышала, производят основные компоненты для «Шанели № 5», «Кристиана Диора» и всех остальных духов. При этом каждый флакончик «Шанели» стоит двести долларов, а, скажем, «Фрагонар Мане» можно купить за десять. Хотя на самом деле это одно и то же — ни один нормальный нос не чувствует разницы. Но французам, конечно, не приходит в голову переклеить этикетку и продавать «Фрагонар» как «Шанель», то есть в десять раз дороже. Потому что это — нарушение товарного знака, уголовное преступление и так далее. Законопослушные французы никогда в жизни на это не пойдут. Но мы славяне, нам все — трын-трава. Ты видела эти грузовики с голубыми бочками? Знаешь, куда катит каждый пятый из них? А?
— Не знаю. Куда?
— В Варшаву и в Познань. Наши польские братки покупают тут «Фрагонар» тоннами, гонят в Польшу, разливают там по флаконам, наклеивают ярлыки «Шанели» и продают как «Шанель № 5» по всему восточному блоку — в России, Казахстане, даже в Турции!
— Ты хочешь сделать то же самое?
— Я бы сделал, но у нас на это нет денег. А вот увести у польских братков хотя бы одну фуру с бочками…
Алена испугалась:
— Ты с ума сошел!
Красавчик улыбнулся:
— Конечно, сошел. С такой женщиной, как ты…
— Я? — возмутилась она. — Опять я? Нет, я этого делать не буду! Даже не мечтай!
Зденек Короч, сорокапятилетний поляк-дальнобойщик, выехал из Граса на рассвете и покатил свой «мерседес» с бочками парфюмерной эссенции «Фрагонар» навстречу восходу, через Верхние Альпы. Завтракая на ходу бутербродом с краковской колбасой, который он запивал французским молоком под песни своего тезки Зденека Смушальского, польского Вилли Токарева, Зденек чувствовал, что жизнь удалась.
В девять утра он проехал Лион, в полдень Париж, а к закату собирался миновать Берлин, но застрял в чудовищной пробке и благоразумно переночевал в своей кабине на ночной придорожной парковке, а утром снова двинулся в путь и спустя несколько часов въехал в родную Польшу.
В Польше на лесной дороге стояла одинокая девушка с небольшой дорожной сумкой, держала в руке картонку с надписью «Варшава».
Многоопытный Зденек проехал мимо нее, потом, оглядев Алену в боковое зеркальце заднего обзора, затормозил и встал в ожидании.
Алена подбежала к машине, взобралась на подножку и залезла в кабину.
«Мерседес» тронулся, Зденек приглушил музыку, спросил по-польски:
— Ну что? Куда едешь? Откуда?
Алена ответила по-русски, кося под простолюдинку с нижегородским акцентом:
— Та я эта… Я в Познани была, ездила к друзьям.
— А чего там делала? — спросил Зденек.
Маленький дешевый «фиат» с французскими номерами лихо обогнал их и унесся вперед. Алена проводила его взглядом и ответила:
— Та я эта… Привезла им сигареты, но меня обманули. Должны были денег дать, а не дали, сейчас я без копейки. Хочу до Варшавы добраться, а там еще как-нибудь до нашей границы.
Зденек усмехнулся:
— Та шо ты мне брешешь? Шо ты баки заливаешь? Ты така ж челночница, как я профессор. А то я не знаю, зачем русские бабы сюда ездят!
— Зачем? — спросила Алена.
— Да курва ты, проститутка, вот кто!
Тут впереди на дороге возник тот же «фиат» с французскими номерами, который недавно обогнал их с таким форсом. Теперь этот «фиат» стоял у обочины с открытым капотом, Красавчик ковырялся в моторе и, увидев «мерседес», поднял руку, прося о помощи.
— Счас! — насмешливо сказал Зденек. — Это тебе не Франция, курва!
Не сбавляя скорости, грузовой «мерседес» пронесся мимо Красавчика, взгляды Алены и Красавчика на миг встретились, и Алена беспомощно пожала плечами. Но Зденек не заметил этого, продолжал допрашивать:
— Лучше честно скажи: сколько поляков обслужила? Небось триппер схватила, вот и домой едешь лечиться…
Алена притворно заплакала.
Зденек развеселился:
— Что? Правда не нравится? Плачь, плачь! Вы нас триста лет имели, понавезли нам вшей да холеры. А теперь мы вас имеем — и Россию вашу, и всех русских девок! — И для наглядности Зденек кулаком изобразил мощное движение поршня. — Думаешь, ты на мне дуриком проедешь? Нет, платить как будешь?
— У меня нет денег, честное слово!
— Другим расплатишься. Только у нас закон — оплата вперед. Я одно местечко знаю, вот тут, в лесочке…
«Мерседес» притормозил, свернул в лес и по заросшей лесной дорожке, ломая ветки, покатил в лесную чащу.
Алена, изображая испуг, заревела еще громче.
— Ладно, не плачь! — сказал Зденек. — Это я тебя попугал для смеху. Все нормально, я тебя не обижу. И покормлю, и выпить дам, чтоб ты помнила нас, поляков! — Он достал из-за спинки сиденья бутылку сливовицы. — Видишь? Держи! Как тебя звать? Маша или Наташа?
— Наташа…
Зденек хохотнул:
— Вот, я так и знал! Все русские курвы — Наташи или Маши. — Он остановил машину на крохотной поляне, щелкнул рычажком радиотелефона и сказал в микрофон: — Алло, диспетчер! Это Зденек, машина 43–05. Прием!
— Слушаю, Зденек! Ты где? Прием! — откликнулся женский голос польского диспетчера.
Зденек опять пригнулся к микрофону:
— У меня тут перекур на часок. Ну, как всегда, возле бункера. Так что не будите! Прием!
— Ладно, только не увлекайся, береги здоровье! — хохотнула диспетчер.
Алена присмотрелась — действительно, в глубине поляны был вросший в землю столик с лавкой, покосившейся и серой от времени, а за ними — узкий лаз в бункер, скрытый травой. Поверх бункера лежали старые бревна, проросшие кустарником.
Зденек, прихватив хозяйственную сумку, выпрыгнул из кабины, обошел машину, открыл дверцу с Алениной стороны.
— Пошли, Маша! Не бойся! Бутылку не забудь!
Алена вынужденно спрыгнула ему на руки.
Поляк подхватил ее под мышки и с неожиданной для его рыхлой фигуры силой удержал на весу.
— Во, видишь! — засмеялся он. — Я горячий и сильный, и все у нас будет вкусно — и еда, и вообще…
И так, на весу, отнес ее к столику перед бункером, посадил на лавку. Потом открыл свою сумку, выложил на столик домашнюю колбасу, сало, хлеб, нож, пластмассовые стаканы, котелок с огурцами, бумажные тарелки…
— Раз ты домой едешь, — ворковал он, — надо тебя на прощание как следует угостить. По нашему, по-польски. А то, я слыхал, русские мужики уже ни на что не годятся, не зря вы, бабы, все из России бежите. Давай нарежь колбасу, огурчики почисть. Не умеешь, что ли? Тут в бункере знаешь что было?
Алена, поглядывая на лесную дорожку за «мерседесом», принялась нарезать колбасу.
— Что?
— А германский штаб, — сказал Зденек. — Все тут у них оборудовано было — и электричество, и вода. Одно слово — цивилизованная нация, не то что мы, славяне. Вода, между прочим, и сейчас есть, скважина. Хочешь посмотреть?
— Нет. А чистая вода-то?
— Я ж тебе говорю — скважина! Конечно, чистая. Германцы делали! Да ты не гляди на дорогу! Сюда никто не придет, это место только я знаю…
