Неожиданно впереди за поворотом возникли две полицейские машины, стоящие поперек дороги. У машин торчали польские менты и самодовольно улыбались.
Красавчик остановил машину, круто вывернул баранку, включил заднюю скорость. «Мерседес» развернулся, чуть не рухнув задними колесами в пропасть, и, сшибая кусты, покатил вниз.
Полицейские прыгнули в свои машины и устремились в погоню.
«Мерседес», визжа тормозами на поворотах, летел вниз по извилистой дороге в поросших лесом предгорьях Карпат. Бесценные голубые бочки громыхали в его кузове, натягивая канаты найтовки. Полицейские машины висели у него на хвосте, одна из них догнала грузовик и пошла на обгон.
Алена в ужасе закрыла лицо руками.
— Пристегнись!!! — закричал ей Красавчик, вильнул рулем и бортом «мерседеса» ударил полицейскую машину, сбросил ее с дороги.
Но вторая машина продолжала преследование.
Алена судорожно пристегнулась ремнем безопасности, Красавчик тоже. Его руки вцепились в баранку, а правая нога скакала с педали газа на тормоз и обратно. За окнами с дикой скоростью мелькали стволы деревьев.
Неожиданно впереди возник трактор с прицепом, стоящий поперек дороги. Кабина этого трактора и его кузов щетинились стволами автоматов.
А в кабине «мерседеса» Красавчик и Алена услышали мужской голос по радиосвязи:
— Влада, вот он! Мы его нашли! Сейчас мы его сделаем!..
Красавчик снова круто вывернул баранку и… грузовой «мерседес» на полной скорости вылетел с дороги…
Алена дико закричала…
А «мерс», переворачиваясь, покатился по горному склону. Голубые бочки фирмы «Fragonard» стали вываливаться из кузова и, подпрыгивая на пнях и корягах, тоже покатились вниз, в пропасть, раскалываясь на острых камнях и орошая польскую землю бесценной парфюмерной эссенцией.
Потом «мерседес», наткнувшись на могучий дуб, завис над пропастью колесами вверх.
Красавчик, вися головой вниз на ремнях безопасности, скосил глаза на Алену.
И встретил ее точно такой же, искоса, взгляд.
— Загораем? — спросил он.
— Что? — сказала Алена.
— Загораем, я говорю?
— В каком смысле? — с медлительностью парашютирования на землю спросила Алена и, вися вниз головой на своем ремне безопасности, огляделась вокруг. Оказалось, что прямо под ней был провал пропасти, а по ту сторону провала — дивный высокогорный пейзаж.
Но разглядывать этот пейзаж, вися вниз головой, было неудобно, к тому же в этот момент сверху, с горы, сорвалась голубая бочка, застрявшая в кустах, и пролетела мимо Алены вниз, в пропасть.
— Вот я и спрашиваю, — сказал Красавчик, — какой смысл девушке такой красоты так бездарно тратить время? Ведь так и жизнь пройдет на фоне этого провала, будто ее и не было. Правильно?
Алена, балдея от его неуместной болтовни, тупо молчала.
— Так, может, покатаемся? — предложил Красавчик.
— Куда?
— А куда угодно! Можем в Тверь, можем в Москву, можем в Париж, а можем и в Монте-Карло.
Тут до Алены дошло, она улыбнулась:
— А Монте-Карло — где это?
— Монте-Карло, девушка, — сказал Красавчик, — это город на Лазурном берегу. Неплохое, скажу тебе, местечко, и живут там, между прочим, настоящие принцы и принцессы. Поехали?
Еще одна бочка, сорвавшись где-то вверху, докатилась до них и раскололась буквально рядом.
— Нет, — сказала Алена Красавчику, — я с тобой уже никуда не поеду. Вечно я с тобой попадаю!
— Да, — улыбнулся он. — Но зато какой запах! «Шанель»!
Будничный день на Московском ипподроме. На беговых дорожках жокеи тренируют лошадей — отрабатывают шаг, бег иноходью и рысью…
Вдоль бровки идут хозяин ипподрома и председатель Фонда поддержки воздушных путешествий в защиту мира и прогресса.
— Красивые у тебя лошади, — говорит председатель. — И вообще мне тут нравится — воздух, трава, солнце. Прямо в центре города! Красота! Душа отдыхает…
— Так заходите почаще, — польщенно отвечает хозяин. — Вы же знаете, мы вам всегда рады.
— Но работаете вы не на полную катушку…
— То есть?
— Ну, доход же идет только от трибун.
— Конечно. А откуда ж еще?
— А если из ресторана сделать элитный клуб — со стриптиз-баром, с сауной? А?
— Это какие вложения нужны! — развел руками хозяин. — Где же их взять? Вы дадите?
— Ну почему сразу «дадите»? Нужно внутренние резервы использовать, внутренние…
Так, переговариваясь, они заходят в конюшню. Здесь рабочие моют и вычесывают лошадей, жокеи стоят группой, курят. Хозяин ипподрома подходит к жокеям:
— Значит, так, ребята. Слушайте сегодняшний расклад. Во втором забеге первым приходит Богема, в пятом — Кристалл, в четырнадцатом — Резвый. Остальные заезды можете бежать как хотите. Всем ясно?
— Ясно… — отозвались жокеи. — Заметано… Первый раз, что ли?
Хозяин вернулся к председателю, тот усмехнулся:
— Ну вот! Приятно иметь дело с человеком, который умеет так быстро находить внутренние резервы.
Поезд Варшава — Москва шел на восток. В коридоре общего вагона у последнего купе торчали два вооруженных польских охранника, сторожили арестованных. Рядом с ними курил полицейский офицер с папкой в руках.
Арестованные Красавчик и заплаканная Алена — оба в наручниках — сидели за столиком у окна, смотрели на проплывающие за окном польские пейзажи и негромко разговаривали.
— Хватит, не плачь! — говорил Красавчик. — Подумаешь, депортация! Через полчаса граница, там нас освободят, я тебе обещаю! Там все заряжено…
— Я… я тебе уже не верю… — устало всхлипывала Алена.
— Ты лучше другое скажи, — отвлек он ее от грустных мыслей. — Через полчаса с нас снимут наручники, отдадут паспорта, и у нас появится возможность начать жизнь с чистого листа. С чего бы ты хотела начать? Поедешь к маме в деревню? Будешь искать работу? Что ты будешь делать?
— А ты?
— Нет, я первый спросил. Чего ты вообще хочешь в этой жизни?
— Я?.. Я… я хочу узнать, кто ты на самом деле. Да, кто ты есть? Расскажи мне.
— А что ты хочешь знать?
Алена усмехнулась:
— Все, но только честно. Так Андрей говорил. Нет, в натуре: откуда ты взялся? Кто родители? Ну?
— Ладно, — сказал он. — Честно так честно. Отца своего я не знаю, и мама его тоже не знала, ей было пятнадцать лет, когда ее схватили в подъезде, завязали глаза и… ну, сама понимаешь… Когда мне было два года, она не выдержала издевательств соседей, бросилась в речку и утопилась. А меня забрали в детдом. Поскольку дело было в Орле, мне дали фамилию Орловский, это в детдомах делают сплошь и рядом. В детдоме я был самым хилым ребенком, все дети меня били, а воспитатели еще избивали нас ремнем за малейшую провинность. Видела фильм «Подранки»? Очень жизненная картина. Кормили нас ужасно, я помню картофельный суп — это была вода с одной картофелиной на двадцать человек. Все остальные продукты воровали наши воспитатели. Я выжил только потому, что тайком пробирался на помойку и ел картофельную кожуру, которую выбрасывали с кухни…
Алена, потрясенная, слушала, распахнув глаза.
— С тех пор, — продолжал Красавчик, — я, если ты заметила, никогда не ем картошку, даже в лучших ресторанах… Н-да… В четыре года я нашел куда можно прятаться от этой ужасной жизни. В библиотеку. Туда никто не ходил, все дети играли в футбол или бегали воровать жмых на соседний рынок. А я залезал в библиотеку и сидел там часами, рассматривал книжки. Не знаю, каким образом, но я сам научился читать, никто мне не показывал буквы. Это была трофейная библиотека, там были книги и русские, и немецкие, и французские. А мне же было все равно, я выучил все буквы и в шесть лет читал на трех языках. Потом меня, конечно, на этом поймали и избили — люди, как ты знаешь, не любят, когда кто-то умнее их. Особенно воспитатели. Директор детдома бил меня сам, он был офицер и бил меня офицерским ремнем с пряжкой…
Алена смотрела на него влюбленными глазами, и слезы опять потекли по ее щекам.
— Бедный мой… Дорогой… — сказала она, утирая мокрые от слез губы. — Я не знала этого… Я тебя никогда не брошу…
Поезд остановился на границе, в вагон вошли польские пограничники, стали проверять паспорта у пассажиров.
— Панове! Панове! Пачпорт…
У последнего купе полицейский офицер предъявил им папку с документами на Красавчика и Алену. Взглянув на эти документы, пограничник уважительно присвистнул и с явным любопытством посмотрел на Алену и Красавчика.
— Читали про вас в газетах, читали! — сказал он попольски. — Вот вы какие… Даже отпускать жалко…
Но электровоз загудел, и поляки покинули вагоны.
Проехав по мосту через Прут, поезд опять остановился, но уже у платформы на российской стороне. В вагон вошли российские пограничники и офицер милиции с нарядом. Пограничники стали проверять паспорта у пассажиров, а офицер милиции прямиком подошел к купе, которое стерегли польские охранники. Здесь польский офицер вручил ему папку с делом Красавчика и Алены и их паспорта, снял с Красавчика и Алены польские наручники и козырнул русскому офицеру. Тот расписался в акте о приеме депортированных, и поляки ушли.
